Тень Сохатого - Фридрих Незнанский

Плечи Лени приподнялись и снова опустились, но он продолжал лежать на полу лицом вниз.

— Значит, живой, — удовлетворенно кивнул Риневич. — Это хорошо. Еще не хватало, чтобы ты откинул копыта.

Риневич взял с тумбочки ковшик, зачерпнул воды, подошел к Лене и вылил воду ему на голову. Худые плечи Розена съежились под холодной струей. Риневич снова зачерпнул воды и снова вылил ее Розену на голову.

— Вот так… — приговаривал он. — Теперь ты придешь в себя…

После третьего ковша Розен перевернулся на спину и поднял руку в слабом, протестующем жесте.

— Не надо… больше… — хрипло попросил он.

— Не надо так не надо, — пожал плечами Риневич и положил ковш на тумбочку. — Ну ты как? Оклемался?

— Да…

— Башка сильно болит?

Розен качнул избитой головой.

— Ну, и хорошо, — кивнул Риневич. — Думаю, я преподал тебе хороший урок. Да, кстати, не вздумай на меня настучать. Если спросят, где сломал нос, скажешь, что упал. Понял?.. Я спрашиваю, понял?

— Да… Я понял…

— Вот и молодец. А теперь садись на табуретку и точи картошку. Слуг здесь нет. Только не обляпай мне тут все кровью. Держи башку повыше.

Розен попытался подняться с пола, но тут его качнуло назад, и он снова сел. Обхватил голову ладонями и застонал. В глазах Риневича появилось беспокойство. «Вот черт, — испуганно подумал он. — Похоже, я и впрямь переборщил».

— Ну же, будь мужиком! — прикрикнул он на Леню. — Хоть раз в жизни!

Розен сделал еще одну попытку встать на ноги. На этот раз у него получилось. Шатаясь, подошел он к табурету, но, прежде чем сесть, зажмурил глаза и постоял так несколько секунд, борясь с болью и головокружением. Из носа у него опять закапала кровь.

— Вот гадство! — уже всерьез перепугался Риневич.

Он усадил Розена на табурет, аккуратно поддерживая его под локоть, вынул из кармана платок, смочил его в ведре с водой и подал Розену. Тот взял платок и приложил его к переносице.

— Слушай, — снова заговорил Риневич. — Я знаю, как тебе тяжко. Мне тогда, помнишь? — по черепу настучали, но я ведь справился. И ты справишься. Только не паникуй.

— Я не паникую, — ответил Розен.

— Вот и молодец. Черт, угораздило же меня с тобой связаться. Я думал, ты мужик, а ты и в самом деле барышня.

Розен скосил глаза на Риневича. Потом убрал платок от лица и, усмехнувшись разбитым ртом, промямлил:

— Если бы ты только знал, как ты прав.

Голос у него был, как у пьяного. Заметив, что Леня окончательно пришел в себя, Риневич приободрился.

— Ну вот, наконец-то ты признался. А то «дружба, дружба». Короче, — деловито продолжил он. — О том, что здесь произошло, никому. Понял? Это в твоих же интересах.

— Вот как? — пролепетал Леня заплетающимся языком. — И какой же у меня… интерес?

— Простой. Ты ведь только что сам признался! Я никому не расскажу об этом, а ты за это отстанешь от Генриха. И все будет тип-топ. А если не отстанешь… — Лицо Риневича вновь стало злым и холодным. — Клянусь, я сам запихаю тебе швабру в задницу. И буду шуровать там, пока до глотки не достану. А ребята мне помогут.

— Не сомневаюсь, — угрюмо отозвался Леня.

— Ну вот и правильно. А теперь бери нож и работай.

Розен послушно взял в руку нож, потянулся за картофелиной, но вдруг остановился и поднял взгляд на Риневича.

— А как же Генрих? — тихо спросил он.

— Что Генрих? — не понял Риневич.

— Что, если он не захочет со мной ссориться? Что, если он захочет дружить со мной и дальше?

— Не захочет, — уверенно ответил Риневич. — Это я тебе гарантирую.

И они взялись за картошку.

Леонид Розен, как и обещал, не сдал Риневича. Он заявил, что нос сломал, поскользнувшись на картофельной кожуре и ударившись об угол ведра. Офицеров этот ответ вполне удовлетворил. Однако второе свое обещание Розен нарушил. Несмотря на предупреждение Риневича, он продолжил дружить с Геней Боровским.

Через полтора месяца Леонида Розена нашли в сточной канаве за пределами военной части. Он был так сильно избит, что не мог говорить. А если бы и мог, все равно ничего бы не рассказал. Били его втемную, натянув на голову мешок из-под цемента. Били молча, так, что он даже голосов своих мучителей не слышал.

Розена положили в госпиталь, а затем демобилизовали, и он благополучно уехал домой. Отношения Олега Риневича и Генриха Боровского наладились. Они снова стали лучшими друзьями.

С тех пор прошло восемь лет…

— Короче, Геня, тут такая маза… — Олег сдвинул брови и непроизвольно перешел на официальный язык. — В общем, партия хочет отправить нас с тобой на новый фронт работ. Нужно организовать серию мероприятий, посвященных годовщине Великого Октября. Будет несколько иностранных делегаций, и мы должны будем обеспечить им полное сопровождение. Со всеми вытекающими.

Генрих цыкнул языком.

— Возни много.

— Угу. Но это еще не все. — Олег слегка придвинулся к Боровскому. — Мне тут намекнули… Короче, старик, если мероприятие пройдет успешно, нам с тобой предложат новую работу.

— Очередной междусобойчик с юными девицами из комсомольского актива?

— Тс-с-с… — зашипел на него Риневич. — Нет, старик, ты не понял. Абсолютно новое дело. Старики сами браться не хотят — хлопотно это. Посмотрят, как мы будем крутиться. Если получится, сами подтянутся. Больше ничего тебе не скажу. Но имей в виду — они отбирают лучших. Поэтому мы должны сделать все, чтобы мероприятие прошло на высоте.

Боровский пожал плечами:

— Сделаем, раз надо. Не впервой ведь. Но ты мне лучше про это твое абсолютно новое дело расскажи.

— Я ведь сказал — больше ни слова, — напомнил Риневич. Но тут же не выдержал и заговорил тихо, быстро, сбивчиво: — Предполагается пустить экономику страны на новые рельсы. Ну там — перестройка, хозрасчет, все дела. В общем, ты в курсе. Слышал такое слово: «менеджмент»?

Боровский задумчиво наморщил лоб:

— Не помню точно… Это по-английски, да?

— Да. Означает «управление». Так вот, партия решила доверить новое дело молодым. Вернее, лучшим из них. Тем, которые отлично себя зарекомендовали и имеют незапятнанную репутацию. В числе прочих рассматриваются и наши с тобой кандидатуры. Представляешь, какие откроются перспективы?

— Ты это серьезно? — недоверчиво спросил Боровский.

Риневич кивнул:

— Вполне. Наверху сейчас как раз прорабатывают детали этого вопроса. Так что — вперед и с песней! Если не оплошаем, нас с тобой ждет большое будущее.

Генрих рад был уйти с головой в новое дело. Несмотря на то что дома его ждала молодая красавица жена, домой по вечерам он не особо торопился.

Объяснить это было непросто. После армии Генрих и Олег поступили в университет и три года назад закончили его; причем Генрих — с красным дипломом. Еще в универе оба друга всерьез увлеклись общественной работой. Генрих — потому что ему нравилось быть в центре событий, Олег… Олег скорее из карьерных соображений. У Риневича был четкий жизненный проект. К тридцати пяти годам он намеревался стать обеспеченным, женатым и многодетным мужчиной.

— Пойми, старик, цель любого мужика — состояться в жизни, — объяснял он Генриху свою позицию. — Как там в пословице? Мужчина должен построить дом, вырастить сына и посадить дерево. Чтобы построить дом, нужно что? Нужны средства! Чтобы вырастить сына и сделать его уважаемым членом общества, нужно что? Правильно, тоже средства.

— А как же дерево? — насмешливо интересовался Генрих.

— А дерево, старик, это символ. Символ своего дела. Как говорят американцы, «бизнес»! Начать свое дело и довести его до ума. Ну и попутно стать обеспеченным человеком. Вот цель любого мужика.

— И моя?

— И твоя. Только ты это еще не осознал. Ты еще слишком инфантилен, чтобы понять, зачем ты живешь.

Каким бы инфантильным ни был Боровский, но женился он первым. Свадьбу сыграли полтора года назад. А познакомился он со своей будущей женой на конкурсе красоты «Мисс Россия», в организации которого принимал самое непосредственное участие (как говорилось в то время — по комсомольской линии). Тоненькая, высокая блондинка с лучистыми глазами и высоким бюстом сразу привлекла внимание Генриха. «Мисс России» она не стала, заняв в конкурсе лишь четвертое место, но сердце Боровского завоевать сумела.

«Повезло девочке, — цинично заметил тогда по этому поводу Риневич. — Была простой рязанской девчонкой, а теперь — столичная штучка! Да еще и не за самого последнего человека в Москве выскочила замуж». — «Дурак ты, — возражал ему Боровский. — Это не ей повезло, а мне. Где бы я еще нашел такую красавицу?» — «Это да, — поспешно согласился Риневич. — Личико у девочки что надо. Да и фигуркой ее Бог не обидел. Ты просто везунчик, Геня! Настоящий везунчик!»