Колыбель - Валерий Владимирович Митрохин

другом серфинг-клуба. А как готовились к первой навигации! Жить на берегу такого моря, в таком краю, где купальный сезон начинается практически с первых дней мая, а заканчивается чуть ли не с последними днями осени, и не заниматься, просто абсурд! Андрюха накручивал себя всю дорогу. И когда вошел в приемную начальника строительства, почувствовал невероятную усталость. Присел на стул — перевести дух. Видя такое его состояние, секретарша некоторое время молча быстро стучала на машинке, ловко выдергивала испечатанные страницы, вставляла чистые. Когда же Андрюха малость пришел в себя, негромко сообщила:

— Если вы к Давиду Амирановичу, не ждите. Его сегодня не будет.

— А кто будет?

— Никого из руководства не будет. Все в райкоме на бюро.

Андрюха поднялся. Нет здесь, в райкоме разыщет, но сегодня же выяснит все. Сегодня же... Как же так? Общежитие еще и не заселено было, а ребята уже выгребали из полуподвала мусор, белили стены, красили полы — обживали помещение. Всю зиму возились. И на тебе — в одно прекрасное время приходят, а на двери висит другой замок и записочка! «Спортсменам зайти в вагончик участкового». Андрюха сразу же понял, что случилось.

Человек двадцать пять, все, кто был тогда с Андрюхой, пошли по указанному адресу. Окружили вагончик. Шумят. Иван Бондаренко вышел, этаким фертом стал.

— Если вы не прекратите галдеж...

Лучше бы он помолчал, дал бы людям высказаться. А в результате такого наслышался в свой адрес, что впечатлений теперь хватит надолго...

Разгоряченных после бюро Абуладзе, Руснака и Зенкина Андрюха увидел во дворе райкома через час своего сидения в засаде — в сквере напротив.

Разговаривали по дороге — в машине. Абуладзе, сидевший впереди молча, все поправлял очки, пока Андрюха горячо докладывал обстановку. Руснак тоже молчал, но его молчание почему-то не казалось таким отчужденным, как молчание начальника строительства, не раздражало, как сопение Зенкина.

— Ну и чего ты теперь хочешь добиться? — натянуто спросил наконец Абуладзе.

— Навигация только началась. И за это время нам удалось научить новому олимпийскому виду спорта почти полсотни человек. Причем не только уверенно стоять на парусной доске, но и «бегать» на дистанции.

— Придется, пока разбогатэем, потэрпэть, — вяло сказал Абуладзе. — Вот к осэни сдадим второе общэжитие, там и займешь полуподвальное помэщэние.

— Но это же несправедливо! — воскликнул Андрюха. — В конце концов непедагогично!

— Я строитэль, нэ учитэль, — отрезал Абуладзе.

— Как ваша фамилия? — негромко спросил Зенкин.

Андрюха покосился на него. Увидел в руках председателя постройкома записную книжку и карандаш.

— Колосов.

— Где работаете?

— Мастер в бригаде кровельщиков.

— Почему не на объекте? Кто вам позволил в рабочее время гулять?

— Я не гуляю.

— Как же вы не гуляете, если гуляете? — повысил голос Зенкин.

Руснак завозился, кашлянул.

— Я занят очень важным делом. Мне поручила бригада, коллектив спортсменов выяснить, намерено ли руководство оградить нас от посягательств участкового, — стараясь оставаться спокойным, сказал Андрюха.

— Я, Давид Амиранович, что-то не в курсе, — подал голос Руснак.

— Мы в твое отсутствие, Анатолий Максимович, этот вопрос рассматривали. Начальник милиции обратился с просьбой. Участковому тэсно в вагончике. Да и сам посуди, нэсолидно принимать граждан в вагончике.

— Вот именно! — снова заговорил Зенкин. — Вопрос решен, и пересматривать его никто не собирается. А с вами мы еще поговорим. Негоже решать личные вопросы в рабочее время!

— Извините! — взорвался Андрюха. — Я не личным занят, а... если хотите, вашей работой! Это ваше дело — заботиться о досуге строителей! Вы же до сего дня палец о палец не ударили, чтобы хоть чем-то занять людей. Имейте в виду, на очередной конференции мы спросим, в свою очередь, у вас, почему вы так плохо, то есть совсем не работаете!

— Да как ты... Как вы разговариваете со мной?! — захлебываясь, чуть ли не дискантом вопрошал Зенкин.

Руснак кашлянул. Абуладзе расхохотался.

Зенкин растерянно глянул на Руснака.

— Анатолий Максимович, вы, секретарь парткома, как на это посмотрите, а? Ну это вообще! Это ни в какие ворота...

— Да, что и говорить! Молодежь нынче зубастая, — легко высказался Руснак и, обратясь к Колосову, предложил: — Давай пока прервемся. Думаю, в кабинете у меня будет более подходящая обстановка.

Андрюха хотел было возразить, но тут машина остановилась.

— Приехали! — облегченно сказал Абуладзе.

Усадив Андрюху у окна, расхаживая по довольно просторному кабинету с множеством стульев вокруг длинного стола, Руснак вдруг спросил: — Так самый молодой, говоришь?

— Кто? Кого вы имеете в виду? — не понял Андрюха.

— Олимпийский вид... — без улыбки добавил Руснак.

— Самый... — Андрюха не спускал глаз с Руснака.

— Ну что ты меня буравишь взглядом? — воскликнул вдруг тот. — Вопрос решен! Неправильно решен, но пересматривать, Зенкин прав, дело негодное.

— Ну отчего же? Справедливость превыше всего, Анатолий Максимович!

— Разумеется, но...

— Никаких «но» быть не может! — перебил Руснака Андрюха.

— Дай же закончить! Не сбивай! Так вот... Вопрос решен неправильно, это так! Но коль его так решили, а решали не дураки, значит, иначе решить не могли, не имели возможности. Перерешить, коль нет иной возможности, значит, решить еще раз неправильно. Согласен?

— Что же делать? — Андрюха почувствовал, что Руснак понимает его, вроде бы даже помочь хочет.

— Надо найти другое помещение, как тебя?

— Андрей... Колосов Андрей!

— Есть у тебя какие-нибудь на этот счет соображения?

Андрей замялся.

— Вижу, есть. Выкладывай!

— Рыбацкий сарай в полкамня. На лето сгодится...

— Ну и славно! Лето там позанимаетесь, а к зиме полуподвал во втором общежитии отдадим.

— Э-э-э, нет! — сказал Андрюха занозисто. — Не надо! Дадите, мы его обживем, а его снова заберут! Под ЖКО или медпункт... Хватит!

— Логично! Можем забрать. И заберем наверняка, — согласился Руснак. — А что, если сарай?

— Чего сарай?

— Утеплить, отремонтировать крышу, провести паровое отопление...

— Денег взять негде. Зенкин не даст.

— Зачем же? Без денег