Колыбель - Валерий Владимирович Митрохин

— Уймитесь, лейтенант! — одернул участкового недовольный начальник милиции. — Сколько можно?

Бондаренко ретировался, приумолк. Лишь бросал значительные взгляды то на гомонящую толпу, то на начальство.

— А где же, — оглянувшись, поискав глазами кого-то, спросил Жванок, — где Руснак? Только его и недостает, чтобы начать тут же заседание парткома.

— Толя? — оживился Абуладзе. — Он меня и разбудил. Он тут где-то. — И крикнул в толпу: — Секретаря парткома не видели? Найдите его срочно!

— Зачем же? — махнул рукой Жванок. — Я это так, в духе момента поинтересовался.

Но секретарь парткома уже бежал, белея в сером рассветном пространстве рубахой.

— Доброе утро, Богдан Гордеевич, Вадим Петрович! — возбужденно приветствовал гостей из района парторг строительства.

— Происшествие! — пробормотал Абуладзе.

— Теперь дом не сдадим и ко Дню строителя, — огорченно констатировал Руснак.

— Захотите, Анатолий Максимович, сдадите, — ответил Жванок. — Подумаешь, две секции.

— Да где же их взять? — вмешался Абуладзе.

— Негде! — вскинулся Жванок. — Сколько секций ушло налево, вы хоть сосчитали? Пойти по окрестным деревням, почти во всех дворах времянки, летние кухни из панелей.

— Так то же списанные! Нэпригодные, которые. Их нэльзя было ставить.

— Списанные. Только не все, а через одну. Можно проверить. Под списанные пошли вполне годные секции. Но об этом поговорим на бюро. Давно собираюсь. Создадим комиссию, она изучит вопрос, по деревням поездит.

Абуладзе и Руснак примолкли. Начальник строительства наклонил курчавую седую голову. Маленький, в очках с мощными линзами, он стал похож на несправедливо обиженного отличника. Парторг поеживался чуть в стороне в тонкой белой рубахе.

— Утром пришлю специалистов, — нарушил паузу Сокол.

— Зачем, Вадим Петрович? — удивился Жванок.

— Для порядка. Лейтенант настаивает.

— Ну, тогда по домам, — распорядился первый секретарь. — Бриться, завтракать и на работу.

Первым пошел к своей машине.

Однако позавтракать Жванку не пришлось. На этот раз позвонил Руснак. Сообщил, что в котловане наткнулись на склад боеприпасов.

— Вызывайте минеров, я сейчас буду.

— Уже вызвал. Но в котловане экскаваторщик.

— Как? До сих пор?

— Дело в том, что он не может выбраться оттуда. Весь его угол усеян снарядами. Ступить некуда. Парень сидит в машине ни жив ни мертв.

— И что, ничего нельзя придумать?

— Что придумаешь?! К котловану никто не подходит. Все боятся.

Минеры предложили взорвать снаряды на месте. Корпуса снарядов оказались настолько хрупкими, что прикасаться к ним было опасно. Абуладзе прямо-таки на дыбы встал.

— Скрэпэр и три экскаватора гробить! Нэт, нэ позволю. Думайтэ, думайтэ. Тэм болээ, что там чэловэк. Эго надо доставать...

Степан даже привык к своему положению. С любопытством глядел на снующих по насыпи военных. Потом и они исчезли. Степан снова затосковал. Сморенный усталостью и жарой, он забылся. Полусон был тревожен, потому чуток. Разбудил его, как ему показалось, собачий лай. Он еще подивился — никогда такого лая, слабого, тонкого, с хрипотцой, не слыхивал. Выглянул из кабины. На отвале остроухая, с пышным хвостом собачонка желтеет. Скрылась, появилась. Потявкивает. Когда боком повернулась к Степану, понял он: не собака то, а лисица. Зверек сидел открыто. Поглядывал на Степана. Вряд ли она меня видит, решил он. Потому и держится безбоязненно. Лисица снова залаяла. Степан высунулся в смотровое окно чуть не до пояса. Зверек испуганно рванулся в сторону, но тут же замер, словно привязанный. Теперь он не глядел в сторону человека. В этот момент на отвале появилась еще одна лисица. Красная. Более похожая на собаку. Степан так и подумал, что собака. Ишь ты, мелькнуло в голове. Желтая не боится собаки. Шумнул послеобеденный ветер. Поднялась карьерная пыль. Степан сквозь нее всматривался в отвал, понимая, что никакой собаки нет. Две лисы гуляют себе. Знают: человек заперт, бояться его нечего. Степан вспомнил, что красного зверька он уже встречал в степи. Он его видел, когда помогал монтажникам расчищать площадку под фундамент пусковой котельной. Как раз там оказалась нора красной лисицы. Пришлось лисам уходить с обжитого места. Красный, видать, самец, яростно кидался на ковш экскаватора. Монтажники разбежались кто куда. Подумали, что зверь бешеный. Лишь позже стала понятна его уловка: отвлекал людей от лисы, уводившей маленьких в сторону Мужичьей Горы.

Степан вспоминал недавнее прошлое. Отвлекся. Даже забыл о лисах. Потом опять, кажется, вздремнул. Наверняка вздремнул, разморенный жарой и тишиной, потому что увиденное им походило на сон.

Длинный, толщиною в ногу, ужина, опершись на кольца, стоял на отвале, поблескивая радужными пятнами на чешуе. Оранжевая тюбетейка сверкала в свете дня. Степан зажмурился. Снова глянул — наваждения не было. Кажется, он выпил именно в тот миг остатки воды — теплой, не освежившей. Кажется, он искал курево. Никита курил и мог оставить что-нибудь в кабине. Хотя бы окурок. Спички Степан нашел, но папирос не было. Он даже сиденье поднимал. Это-то он хорошо помнит. Сиденье поднимал. Там, под ним, и спички оказались. Поднял сиденье и остолбенел. В отверстие под сиденьем увидел змеюку. Она проползала под экскаватором. Там между гусеницами снарядов не было. Змеина полз не торопясь. И Степан успел хорошо разглядеть орнамент на его спине. Он тогда облегченно подумал, что это, видимо, крупный уж. Он полз, и Степан следил за ним. В пыли оставалась дорожка, след от его тела. Она извивалась между снарядов, лежавших позади машины. Она словно тропка. Она меня выведет! Я выйду по ней. Степан как бы очнулся в этот момент. Выбрался из кабины и стал спускаться по ее задней стороне.

Взрыв получился довольно шумный. Корпуса снарядов за время лежания в грунте истончились, и осколков не получилось. Экскаватор побило и помяло, но работать на нем было можно. Абуладзе возбужденно воскликнул, когда все кончилось:

— Отэчэственная тэхника! Даже взрыв нэ можэт ее cокрушить. Наша тэхника!

СТАРОЖИЛЫ

Уже в апреле на островах озера начинают цвести тюльпаны. Разные по цвету. Попадаются даже голубые. Всякого рода ученые, которых тут еще задолго до начала строительства станции появилось немало, считали, что такое разнообразие могло сохраниться только благодаря