Чистка - Эдуард Даувальтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7 марта Коган и Черток организовали очную ставку Бухарина и С.Б. Членовым, который входил в группу правых, который имел возможность выезжать за границу. По заданию Бухарина он летом 1934 г установил там контакт с эсером Марком Вишняковым. Членов сказал во время очной ставки, что Бухарин поручил ему в мае, пригласив в редакцию «Известий». Бухарин сначала расспрашивал его о заграничных поездках, как там были дела. Членов, который два года отсутствовал в СССР, спросил Николая Ивановича, как дела в стране? Тот ответил, что есть достижения, но есть и много безобразий. Так все плавно перешло на политику, Бухарин говорил о том, что надо идти вместе с троцкистами-зиновьевцами, которые, по его мнению, по сути, приняли программу правых, хотя по его же словам с ними были проблемы. Бухарин прямо выразил надежду на то, что оппозиция получит власть. Бухарин прямо сказал, что он, Рыков и Томский возглавляют правые группы. Там же он дал ему поручение встретится с Вишняковым, через которого можно было выйти на Александра Керенского.
Бухарин все эти свидетельства Членова о преступных действиях начисто отрицал, признавая лишь то, что он встречался с ним, мог сказать несколько критичных фраз по отношению к политике Сталина, но на этом все. Он, якобы не говорил о центре правых, их борьбе и не давал никаких антисоветских поручений. Членов в ответ настаивал на своих словах. 51 Сталин получил протокол очной ставки ровно через неделю 17 марта. Бухарин к этому времени продолжал все отрицать. Кажется, он по-прежнему считал, что его личное слово весит больше чем слова тех людей, которые дали против него показания.
23 марта на Бухарина дал показание немецкий коммунист Макс Левин. По его словам в 1930 г. Бухарин резко злобно критиковал Сталина, но этим все не ограничилось, они тогда начали группироваться в подпольные организации. Долгое время Левина не посвящали в дела правых, но в январе 1935 г. он перешел на работу в «Известия», где редактор Бухарин вел свои криминальные беседы. Бухарин прямо заявил, что он, Рыков, Угланов и Томский твердо стоят на правых позициях и требуют усиления борьбы с режимом Сталина. Он добавил, что Сталин враг №1, более опасный, чем германский нацизм. Бухарин назвал ему много имен, но ни одно для следователей не было новым (вероятно Ежов вычеркивал имена правых). В конце Бухарин прямо заявил, что метод борьбы правых это террор. 52Бухарин сказал ему, что в РККА у них мало влияния, надо вербовать новых людей, но на деле почти весь комсостав был уже за правыми (вероятно Ежов редактировал эту часть, выгораживая правых в армии). По поручению Бухарина Членов вел вербовку людей в правую группу.
Еще одно изобличающее Бухарина обращение передал в НКВД Н. Хрущева, который почти сразу присоединился к процессу разоблачения Бухарина. Хрущев передал письмо А.В. Травиной, бывшей сожительницей Николая Ивановича, она написала его еще 17 января, но передано Сталину оно было лишь 27 марта. Травина рассказала о его близости с своими учениками, которым, как оказалось он полностью никогда не доверял. Когда тех стали арестовывать, например Ефима Цейтлина, он предпочел сократить свои встречи с ними. Бухарин вел свою организаторскую работу в Академии Наук, где давно было троцкистское гнездо. С ними он вступил в союзнические отношения. Хотя, с троцкистом Пятаковым отношения у него не сложились, тот с надменностью глядел на него. При этом Бухарин многого не говорил Травиной, видимо не доверяя ей, он скрывал функционирование центра правых, с Рыковым, Томским и Углановым.53 Но и после этого, Бухарин отказался в чем-то признаваться. После этого наступило некоторое «затишье», прерванное Бухариным 15 апреля. Он направил следователю Когану просьбу отправить Сталину письмо. Коган передал письмо начальнику ГУГБ Агранову и тот отправил его Сталину, он получил его 19 апреля.
В длинном письме Бухарин сначала сетовал, что его невинного «привязали к столбу позора» на пленуме, что все его клевали, поливали грязью. Он напомнил Сталину о былых временах и снова заклинал в своей невиновности, указывал, что на него наговорили лжи. Он отрицал свои глубокие расхождения со Сталиным, жаловался на притеснения, что ему больше не давали выступать перед рабочими, устраивали скандалы из-за его книг и признал, что хотел вернуться к большой работе. Он писал, что одинок, что без политики ему тяжело и поэтому он сблизился с Радеком «не зная», что он троцкист. Он вспомнил свое открытое противостояние со Сталиным в конце 1920-х, признав свою крайность, но отрицая, что шел на грязные методы борьбы: «И вот в 1928/29г.г. я в тебе видел воплощение антиленинской тактики. Это глупо, но это было именно так. Остальное навертывалось с логической неизбежностью, но никогда и нигде я не думал о сволочных методах борьбы, о которых говорят клеветники.»
Бухарин сообщил Сталину, что написал книгу, в которой было двенадцать глав, про людей, культуру, историю, общество, социализм, партийное строительство и многое другое, все заняло приблизительно 300 страниц, попросив опубликовать их, хотя бы под псевдонимом. Затем он снова отрицал свою вину и обвинял своих учеников, давших на него показания во лжи. Он пожаловался на то, что в тюрьме нечем толком заняться и на этом окончил.54
Из этого лицемерного письма Бухарина было одно место, наиболее близкое к правде, это его желание вернутся к власти. Свою идеологию в заговорщической правой группе Бухарин строил на утверждениях, что политика Сталина с треском провалилась, не достигла успеха. Но это была очевидная неправда, сталинская коллективизация, которая по мнению Бухарина должна была закончится провалом или вообще крахом советской власти, напротив закончилась победой. Основное число крестьянских хозяйств вошли в колхозы, кулаки были разбиты, власть большевиков укрепилась. Успехи были настолько очевидными, что их в разговорах со своими учениками признавал эти успехи, но в тоже время он продолжал твердить о «провале» сталинской политики. Бухарин, понимал банкротство линии правых (не отказываясь от этой линии) и лично для него дело было уже не в выборе пройденного пути, он хотел власти. Он долго пробыл у власти, эта штука засасывает, как наркотик. Он хотел снова стать величиной, его непомерные амбиции, гордыня стали важными
