Крах игрушечного королевства - Эд Макбейн

Выдраенные до блеска переборки и полы возлюбленной яхты Щуки оказались заляпаны потеками кофе и яичницы. В таком состоянии Тутс пребывала с вечера — дикие перепады настроения, только что спокойно разговаривала, а секунду спустя кричит и бьется в истерике.

И как тут не начнешь курить?

Больше всего Тутс боялась, что это останется навсегда. Точно так же, как в детстве, когда она корчила рожи, а мама пугала, что она такой и останется. Она не сможет выносить это вечно. В прошлый раз ломка проходила не настолько тяжело. Но, с другой стороны, кокаин все-таки не крэк, есть — хорошо, нет — ну и ладно. Состояние было дерьмовым, но еще хуже была мысль о том, что оно станет постоянным. Возможно, ее навсегда захватил этот бешеный прибой, волокущий ее через адское пламя, потом растекающийся травянистой равниной посреди тенистой долины. Потом волна снова начинала набирать высоту, и Тутс хотелось кричать, кричать, кричать…

В прошлый раз, когда она сидела на кокаине, она была готова делать все, что угодно, лишь бы получить заветный белый порошок. Все, что угодно. Абсолютно все. Вы приказываете, я исполняю. Да, сэр, как пожелаете. Да, мадам, я — Тутси ла Кока, разве вы не знали? Я готова на все — хоть минет, хоть лесбийская любовь, вы можете иметь меня в рот или в задницу, как вам заблагорассудится, я сделаю для вас все, если вы дадите мне кокаин или денег, чтобы купить его.

Тутс была уверена, что Уоррен все-таки припрятал немного порошка где-нибудь на яхте.

Весь вопрос в том, как его получить.

Как убедить Уоррена отдать порошок ей.

Сделать все, что он захочет.

Человека звали Гутри Лэмб.

Он сказал, что был известным частным детективом задолго до того, как я появился на свет. Он открыл свое агентство в 1952 году — тогда он еще действовал в Нью-Йорке. Двадцать лет назад он перебрался сюда, на юг. Лэмб считал, что именно здешнему климату он обязан долголетием и тем, что в шестьдесят с лишним сохранил хорошую форму.

Он и вправду выглядел вполне бодро.

Уж не знаю, каким он был в годы своей славы, но и сейчас Гутри Лэмб оставался высоким, моложавым, широкоплечим мужчиной. Похоже, он и вполне мог постоять за себя в любой ситуации, требующей физической силы. На самом деле, хоть я и сцепился снова со своими ковбоями, мне и в голову не приходило брать в союзники Гутри Лэмба — отчасти потому, что он производил впечатление человека, постоянно таскающего в наплечной кобуре здоровенную пушку. Глаза у него были светло-голубыми, но они казались довольно темными в сравнении со снежной белизной его волос и бровей. Еще у Лэмба была широкая белозубая улыбка. Мне стало любопытно, сколько из этих зубов искусственные.

Я позвонил ему сегодня утром. Хоть тресни, но мне никак не удавалось найти ни Уоррена, ни Тутс, а при последней попытке вести расследование лично я получил две пули. Спасибо, с меня хватит. В городе существовало еще три частных детективных агентства. Ни одно из них особо не выделялось, но Бенни Уэйс порекомендовал мне мистера Лэмба и очень его хвалил. Ходили слухи, что прежде мистера Лэмба звали не то Джиованни Ламбино, не то Лимбоно, не то Лумбини, в общем, как-то так, но это было его личное дело. Меня оно нисколько не интересовало. Меня интересовало, кто из посетителей или завсегдатаев яхт-клуба на Силвер-Крик, находившихся там в прошлый вторник, мог заметить машину, припаркованную справа у выезда из клуба.

— Марка машины? — деловито поинтересовался Лэмб.

— Не знаю.

— Цвет?

— Она не может сказать.

— На въезде не было никакого освещения?

— Она говорит, что там было темно.

— Вам случалось бывать там ночью?

— Да, но я не обращал на это внимания.

— Ладно, я сам проверю. Обычно если въезд обозначен колоннами, там обязательно вешаются фонари.

— Да, действительно.

— Возможно, один из них перегорел.

— Возможно.

— Хорошо, посмотрим. В какое примерно время это происходило? В смысле — когда она видела эту машину?

— В половине одиннадцатого.

— Вы говорите, она выехала за ворота и повернула налево…

— Да.

— И тут заметила припаркованную машину, и ей пришлось резко сворачивать в сторону.

— Так она мне сказала.

— Хорошо, я выясню, кто что видел. А теперь давайте обсудим мои расценки.

— Я полагал, что они стандартны.

— Что для вас стандарт?

— Сорок пять долларов в час плюс расходы.

— Я обычно беру пятьдесят.

— Это дорого.

— Опыт и стоит дорого.

— Я плачу Уоррену Чамберсу сорок пять в час, а он — лучший в своем деле.

— Я лучше, — заявил Лэмб и хищно оскалился.

Когда Тутс позвала Уоррена, ее голос был так тих, что детектив едва расслышал его. Яхта лежала в дрейфе. На якорь Уоррен вставать не стал — все равно здесь не с кем и не с чем было столкнуться, всюду, куда ни глянь — сплошная морская гладь. Дул легкий бриз. На горизонте виднелись белые паруса — какое-то рыболовецкое судно шло на запад, в сторону Корпус-Кристи.

— Уоррен…

Тихий, почти шепчущий голос.

— Что?

— Ты не мог бы спуститься сюда? Пожалуйста.

Уоррен подошел к трапу, сошел на несколько ступеней, наклонился и заглянул в каюту. Тутс сидела на краю койки, скрестив ноги. Ее правая рука была прикована к стальной скобе. Изящные модельные туфли, гармонирующие с ее короткой юбкой, валялись на полу. Уоррен спустился вниз.

— Извини, — сказала Тутс.

— Да ничего, все нормально.

— Мне не стоило выбивать поднос у тебя из рук.

— Ничего. Так что ты хотела?

— Мне самой не нравится мое состояние. Нет, правда, — с улыбкой сказала Тутс. — И теперь я хочу есть.

— Я сейчас сооружу что-нибудь, — сказал Уоррен и пошел на камбуз.

— Меня бы вполне устроила какая-нибудь каша.

— Яичницу не надо?

— Я не уверена, что меня от нее не затошнит.

— Вообще-то таких симптомов наблюдаться не должно.

— Да, но меня укачивает.

— А!

— Прости пожалуйста, Уоррен. Я тебе соврала.

— Соврала?

— Ну ты ведь сам это знаешь. Ты прав, я наркоманка. Или была ею. Я знаю, что буду благодарить тебя, когда все это закончится.

— Не за что.

Уоррен насыпал в пластмассовую миску кукурузных хлопьев, залил их молоком, отыскал в ящике стола ложку, поставил миску на поднос и отнес на койку.

— Может, тебе кофе? — поинтересовался он. — Я могу разогреть.

— Да, пожалуйста.

Уоррен вернулся на маленький камбуз, включил плиту и поставил кофейник на огонь. Синее пламя принялось жадно облизывать дно кофейника. Яхта мягко покачивалась.

— Какая странная штука эти волны, — сказала Тутс.

— Да, сегодня на море зыбь, — кивнул Уоррен.

— Нет, я об ломке. Уже думаешь, что все прошло, а потом снова накатывает, — Тутс отправила в рот полную ложку хлопьев. Разжевала. Проглотила. Поерзала на койке. — А что ты сделал с моей заначкой?

— С теми флаконами, которые я нашел у тебя дома?

— Да.

— Утопил.

— Неправда.

— Правда, Тутс.

— Кошмарная расточительность.

— А я так не считаю.

— Мне бы сейчас хоть один кристаллик, — сказала Тутс и выжидающе посмотрела на Уоррена.

— Ничем не могу помочь, — пожал он плечами. — Они давно на дне моря.

— Я тебе не верю, Уоррен.

— Я уже сказал.

Тутс снова поерзала. Уоррен наконец заметил, что у нее голые ноги.

Она сняла свои чулки. Они валялись у переборки — комок бежевого нейлона.

— Я думала, где бы я была, если бы была флаконом с крэком, — сказала Тутс. — Ты никогда так не играл в детстве, Уоррен?

— Нет, я никогда не воображал себя флаконом с крэком.

— Я имею в виду, когда у тебя терялась какая-нибудь игрушка, ты никогда себя не спрашивал: «А где бы я был, если бы был пожарной машиной? Или куклой? Или…»

— Я не играл в куклы.

— Где бы я была на этой яхте? — нарочито детским голоском произнесла Тутс.

— Нигде, — отрезал Уоррен. — На этой яхте для тебя места нет. Потому, что здесь нет никакого крэка.

— Неужели? — улыбнулась Тутс и снова заерзала. Ее черная юбка задралась, обнажив бедра. — А я могу поспорить, что если я очень хорошо тебя попрошу, ты скажешь мне, куда ты спрятал крэк.

— Тутс, ты только зря потеряешь время.

— Правда? — снова улыбнулась Тутс и неожиданно широко раздвинула ноги. — Ну скажи.

— Тутс…

— Уоррен, лапочка, сейчас я готова ради этой дряни на все, что угодно.

— Тутс…

— На все, — повторила она.

Их взгляды встретились.

Тутс кивнула.

— В таком виде мне это не нужно, Тутс, — мягко сказал Уоррен, развернулся, быстро подошел к трапу и исчез.

Тутс уставилась на то место, где он только что стоял.

«Что?» — подумала она.

Что?

Если вы слышите о фирме, которая называется «Тойлэнд, Тойлэнд»,[4] вам сразу представляется дорога, вымощенная желтым кирпичем. Дорога ведет к пряничному домику с сахарной крышей, мармеладными дверями и леденцовыми окнами. Вы не думаете о невысокой фабрике из желтого кирпича, расположенной в огороженной индустриальной зоне неподалеку от Вейвер-роуд. На крыше фабрики пристроилась выполненная в объеме эмблема фирмы «Тойлэнд» — две куклы, сияющие счастьем мальчик и девочка. Вы ждете, что в пряничном домике вас встретят длиннобородые гномы, которые сидят на высоких табуретках, носят красные колпаки и насвистывают за работой. На самом же деле вы попадаете в приемную с зеркальной стеной, сверкающей под лучами солнца. У противоположной стены — круглый стол, по обе стороны от него — две тиковые двери. Еще на стенах висят большие, отлично сделанные фотографии самых популярных игрушек фирмы. Среди этих игрушек — зеленая лягушка с аквалангом; большой черный танк, из люка высовывается его командир — очаровательная белокурая кукла; красная пожарная машина с желтой цистерной для воды, из брандспойта бьет струя воды.