Крах игрушечного королевства - Эд Макбейн

Гутри всей душой поддерживал освобождение женщин.

Еще он всецело одобрял тот факт, что женщины почувствовали себя настолько уверенно и раскованно, что стали выходить на улицу чуть ли не голыми или в таких нарядах, которые мало чем отличались от нижнего белья. Возьмите какой-нибудь журнал мод — тот же «Вог», «Эллу» или «Магазин Харпера», и вы сразу увидите там фотографии женщин, которых можно назвать одетыми лишь с натяжкой. А ведь еще несколько лет назад за такие фотографии могли арестовать даже издателя «Пентхауза». Но теперь это всего лишь свидетельство нового общественного положения женщин и их свободы. Слава тебе, Господи!

Менеджером яхт-клуба на Силвер-Крик оказалась рыжеволосая женщина по имени Холли Ханникьют — Гутри нашел это имя очень милым. В те времена, когда Гутри только начинал свою карьеру в Городе Большого Яблока,[5] костюм мисс Ханникьют сочли бы весьма неприличным. Она была одета в жакет и короткую обтягивающую юбку. Никаких чулков, голые загорелые ноги. Когда мисс Ханникьют разводила их чуть пошире, взору заинтересованного зрителя открывался вид на Майами в солнечный денек. Под жакетом у мисс Ханникьют не было ничего, кроме ее самой, и потому когда она наклонялась над столом, в вырезе возникал вид на гору Святой Елены, что высится над Вашингтоном и отлично видна даже в дождливый день. Гутри Лэмб почувствовал себя так, словно вернулся во времена своей молодости и бульварных порнографических журнальчиков.

Холли Ханникьют была слишком молода, чтобы помнить те времена. На вид ей было года двадцать два — двадцать три, и она работала менеджером пижонского яхт-клуба, расположенного в самом престижном районе Калузы, между округом Манакуа и рифом Фэтбек. Сам Гутри жил в многоквартирном доме неподалеку от Нового города — самого скверного района. Гутри стало крайне интересно, а не согласится ли Холли Ханникьют — О Боже, вот это имя! — как-нибудь при случае заглянуть в его уютную комнатку на Пальм-Корт — название сохранилось еще с тех незапамятных времен, когда перед домом действительно росли четыре стройные пальмы. Он бы мог показать посвященные ему газетные статьи, или еще что-нибудь. Его лицензию частного детектива, к примеру. На некоторых это производит большое впечатление. Тем временем Гутри, размышляя о своем, не забывал расспрашивать мисс Ханникьют, не поступало ли в прошлый вторник жалобы на погасший фонарь, каковой должен был висеть на одной из колонн при въезде в клуб.

— Нет, полагаю, ничего такого не было.

— Значит, там всю ночь горел свет?

— Думаю, да.

— А нельзя ли это как-нибудь проверить?

— Ну, наверное, можно позвонить электрикам…

— Будьте так добры, — попросил Гутри и послал девушке ослепительную улыбку. Эта улыбка обошлась ему в двенадцать тысяч долларов, не считая времени, убитого на сиденье в стоматологическом кресле, и боли, которую пришлось вытерпеть. Похоже, на Холли эта улыбка произвела благоприятное впечатление. По крайней мере, она улыбнулась в ответ, наклонилась над столом и нажала несколько кнопок на телефоне.

При этом ее жакет снова предоставил всеобщему обозрению великолепную грудь, но Гутри, как настоящий джентльмен, предпочел сделать вид, что он этого не замечает.

Холли несколько минут поговорила по телефону с неким Гусом. Вполне подходящее имя для электрика. А вот частного сыщика должны звать как-нибудь классно. Например, Гутри. За время беседы Холли удостоверилась, что за последние несколько недель фонари у входа в клуб не перегорали, и вообще никаких неполадок с ними давно уже не было. Ну разве что они успели перегореть вчера ночью. Но когда Гус уходил домой, они вполне себе горели. Если Холли нужно, он может вырубить реле времени — оно установлено на семь двадцать девять, время заката, — и посмотреть, зажгутся ли фонари сейчас. «Сейчас», согласно часам Гутри, означало двадцать минут четвертого. Гутри слышал это все, поскольку электрик явно отвечал по селектору. Холли сказала: «Нет, спасибо, не нужно», — и нажала на какую-то кнопочку. Гус исчез. Холли уселась обратно в свое кожаное кресло, скрестила длинные изящные ноги и улыбнулась.

— Чем еще могу быть полезной, мистер Лэмб?

Гутри этот вопрос показался весьма многообещающим, но он предпочел пока не форсировать событий.

— Мне бы хотелось поговорить с кем-нибудь из ваших служащих, которые работали вечером прошлого вторника, двенадцатого сентября.

— Но зачем? — спросила мисс Ханникьют.

— Хорошо, что вы об этом спросили, — улыбнулся Гутри. — Мне бы не хотелось иметь от вас секреты. Я пытаюсь узнать, не заметил ли кто-нибудь из них машину, которая во вторник вечером была припаркована у колонн, обозначающих въезд в клуб. Точнее, справа от въезда, если смотреть со стороны клуба. Вот вы, например, случайно, не заметили эту машину?

— Нет, я ее не видела.

— Значит, круг поисков сузился, — сказал Гутри и снова улыбнулся.

Но не сильно.

Оказалось, что в яхт-клубе работает сорок человек. В их число, помимо Холли Ханникьют, входили помощник менеджера, смотритель пристани и два его помощника, три охранника, ночной сторож, электрик — тот самый Гус, — четверо ремонтников, менеджер ресторана, его помощник, бармен, старшая официантка, десять официантов и официанток, шеф-повар, три повара рангом пониже, две посудомойки и четыре уборщика. Не все они работали вечером прошлого вторника. Двое болели, а один уезжал на Кубу.

Из оставшихся тридцати семи десятеро видели машину, припаркованную у выезда из клуба, но не в то время, которое назвала Лэйни Камминс.

Время сотрудники клуба называли разное, но в целом оно укладывалось в промежуток от половины двенадцатого до полуночи. Половину одиннадцатого, когда, по словам Лэйни, она уехала из клуба, не упомянул никто.

Официант и официантка, видевшие машину, на разговор шли неохотно, поскольку, как оказалось, в рабочее время обнимались в укромном уголке, вместо того, чтобы помогать готовить обед на среду. В любом случае, рассчитывать, что они смогут опознать машину, не стоило. Они были тогда слишком заняты друг другом. Официант вроде бы припомнил, что прижал официантку к машине, когда шарил у нее под юбкой. Она, кажется, припомнила, что чувствовала под ягодицами какую-то холодную металлическую поверхность, но вообще она ни в чем не была уверена.

Остальные восемь официанток были абсолютно уверены, что они видели: темно-зеленую «акуру», синий «инфинити», черный «ягуар», темно-синий «лексус», синий «линкольн-континенталь», черный «кадиллак» и серый «БМВ». Все сходились на том, что в машине никого не было. Все также соглашались, что фары у этой машины были выключены. Один из поваров заявил, что видел машину — он лично был твердо уверен, что видел синий «лексус-Джи-Эс-300», — в двадцать минут двенадцатого, когда вышел на дорогу, чтобы спокойно покурить, но когда он около полуночи уезжал домой, той машины уже не было.

Прочие служащие ничего толкового к этому не прибавили.

Гутри прошел туда, где он оставил свою машину — не «акуру», не «инфинити», не «ягуар», не «лексус», не «мерседес», не «линкольн-континенталь», и, уж конечно, не «кадиллак», а всего лишь маленькую красную «тойоту», — и забрал из багажника «поляроид» и ящик с инструментами.

Потом он направился к тому месту у выезда из клуба, где в ночь убийства Бретта Толанда восемь свидетелей видели восемь разных машин.

Некоторые люди утверждают, что если вы не видели Калузу с яхты, значит, вы вообще ее не видели. Дом, который я снимал, располагался на одном из живописнейших каналов города, а у причала была пришвартована яхта, которую я купил за несколько месяцев до того, как угодил в больницу. Когда я был женат на Сьюзен, у нас была яхта под названием «Болтун». Это была классная яхта. Я мог бы назвать свою новую яхту «Болтун-II», по Патриция очень нервно относится ко всему, что связано с моей бывшей женой, и потому яхта вот уже несколько месяцев оставалась безымянной.

Патриция, которая мало интересовалась яхтами, предлагала назвать ее «Мокрое одеяло». А что? Двое моих знакомых адвокатов назвали свои яхты «Досуг юриста» и «Платежка». Еще один мой друг владеет мебельным магазином и яхтой с красными парусами. Как, по-вашему, он ее назвал? Правильно, «Алые паруса». У моего знакомого дантиста его скоростная яхта зовется «Открой рот», а у гинеколога, которого посадили за домогательства по отношению к пациентке, яхта называлась «Процедурная». А еще одного врача стоило бы посадить за склонность к банальностям — его яхта называлась просто «Док».

В Калузе занятных имен для яхт ничуть не меньше, чем самих яхт. Да и вообще в Соединенных Штатах Америки можно встретить столько же оригинальных имен яхт, сколько и оригинальных названий парикмахерских.

По-моему, когда человеку приходится давать название парикмахерской или яхте, в нем пробуждаются самые низменные инстинкты. Покажите мне город, где не было бы мужской парикмахерской «Синяя борода», и я покажу вам город, где не было бы яхты, которая называется «Беда».