Ошибка компьютера - Евгений Месяцев

— Не может же хороший летчик все время возить керосин для других. Да еще на старой бочке. Я понимаю, год, два… И то если только что пришел из училища, как я, например. Но чтобы столько лет… Лично я бы очень задумался.

Скиба продолжал хранить молчание.

— Ха! — выдохнул Гладков, снова пытаясь подражать Скибе. — Ха!

В ванной Скиба старательно вытирал лицо. Его взгляд был задумчив и строг…

В прихожей своей квартиры Волк застегивал морской китель. Потом решительно снял с вешалки шлем, сумку с кислородной маской, планшет.

Открылась входная дверь, на пороге появилась Мария.

— Привет, — сказала она как ми в чем пн бывало. — А завтракать?

— Я сыт, — мрачно ответил муж. — Как дежурство?

— Все в ажуре.

— Добро, — капитан шагнул к двери.

— Счастливо, — Мария потянулась, чтобы поцеловать мужа, но тот, мягко отстранившись, вышел.

Усмехнувшись, Мария сняла берет, форменную тужурку.

Черный терьер глухо и недовольно пролаял па хозяйку…

На экране — корма самолета-заправщика: высокий хвост, стабилизатор, застекленные кабины воздушного стрелка-радиста и командира огневых установок. Грозно смотрят из кабины спаренные пушки. Две громадные автоцистерны медленно пятятся под крылья заправщика ТУ-16.

Из кабины в хвосте самолета на бетон аэродрома спускаются двое в спасательных жилетах. Одному лет тридцать пять, коренастый, с грубыми чертами лица.

КОМАНДИР ОГНЕВЫХ УСТАНОВОК ГВАРДИИ ПРАПОРЩИК ГУДКОВ.

Второй значительно моложе, с короткой стрижкой, темноволосый.

ВОЗДУШНЫЙ СТРЕЛОК-РАДИСТ ГВАРДИИ СЕРЖАНТ КЛЮЕВ.

Сержант достал из кармана конверт, вложил в него две десятирублевки.

— Была получка, нет получки, — сочувственно заметил Гудков.

— Ерунда.

— Сам-то па что будешь жить?

Клюев промолчал.

— И чего торопился? — продолжал Гудков, устраиваясь на шасси самолета. — Не мог после службы, что ли?

— Значит, не мог, — ответил сержант.

— Сколько женушке-то?

— Семнадцать.

— Да ты что?! — искрение удивился Гудков. — Серьезно? Ну, ты даешь! Из детского сада и под венец! Папаша девочки, наверное, все ребра соблазнителю пересчитал, а?

— Все равно моя взяла, — довольно улыбнулся Клюев.

— А твои родичи как на это взглянули?

— Ты, говорят, одел хомут, ты и тащи…

— У вас квартира? — спросил Гудков.

— Комнату снимаем за городом… У одной глухой бабки…

К бензозаправщику подошел техник самолета.

— Отдашь пятнадцать тонн, — приказал он механику.

— Есть, — ответил тот.

— Письмишко не опустите, товарищ старший лейтенант? — спросил Клюев у техника, протягивая конверт с деньгами.

Тот молча взял конверт.

На крыле самолета еще один механик вставил в горловину топливных баков заправочный пистолет. Заработали помпы автозаправщика.

Пожилой прапорщик внимательно осмотрел капитана через узкое окошко, прорезанное в обитой железом двери.

— Капитан Волк, — мрачно произнес тот, подавая удостоверение.

Прапорщик протянул капитану пистолет и две обоймы с патронами. Взяв оружие, Волк отошел к двери, сунул свой «пээм» в черную кобуру.

В нешироком коридоре, в группе морских летчиков стояли Скиба, Гремячкин, Гладков — ждали своей очереди получить пистолеты.

К капитану подошел Гремячкин, что-то сказал ему с виноватым видом.

У окошка Скиба получил своп пистолет, не торопись положил его в кобуру.

Гремячкин продолжал что-то говорить Волку, и тот довольно потирал нос.

Два наших самолета-разведчика летели низко над морем. Один из них ведет уже знакомый нам летчик-армянин Давтян.

— Справа сто двадцать — цель воздушная! — доложил штурман. — Дистанция — пятьсот шестьдесят! Скорость — восемьсот! Цель на запрос не отвечает!

— Американец? — спросил летчик.

— Из патрульного отряда.

— Держать цель на контроле!

Темно-серый четырехмоторный патрульный самолет США «Орион» летел над облаками, в разрывах которых мелькали голубые лоскуты моря. Кольты в кобурах свисали к самому полу пилотской кабины. Оружие принадлежит двум летчикам, которые ведут самолет: майору Армстронгу и его помощнику лейтенанту Эдвину Нильсену.

За спиной летчиков работал пожилой штурман, еще двое — у больших пультов. Последний член экипажа спал в проходе.

Рукоятки штурвалов свободны от рук летчиков — самолет шел на автопилоте. Армстронг и Нильсен играли в карты.

— С вас еще тридцать пять долларов, лейтенант, — сказал Армстронг, открыв карту. — А всего вы должны мне, — майор взглянул на наколенный планшет, — два миллиона двадцать одну тысячу и четыре доллара!

— Деньги у меня в других брюках, сэр, — огорченно ответил Нильсен.

— Может, еще кон? — предложил Армстронг.

— Пас! — Нильсен поднял руки.

— Русские разведчики! — доложил штурман. — Пара! Идут в район, где работает Тэрнер!

— Посмотрим, сэр? — оживился Нильсен. — Я ведь первый раз в такой переделке.

— Вызови Тэрнера! — приказал Армстронг штурману.

«Орион» летел над самой водой, за кадром слышен голос:

— Барракуда! Я — Гарпун! Прошу па связь!..

…На центральном посту атомной подводной лодки США Тэрнер надел наушники с портативным микрофоном. В наушниках слышен голос:

— Русская разведка… Две единицы. Идут к тебе. Как понял? Я — Гарпун…

…Штурман повернулся к Армстронгу:

— Группа надводных целен! Восемь единиц. Полтораста миль на юго-восток от Тэрнера.

— Восемь русских кораблей! — проговорил Армстронг в портативный микрофон. — Сто пятьдесят миль на зюйд-ост! Как понял, Барракуда?

— О’кей! — послышался голос Тэрнера.

— Если что, я в шестистах милях от тебя на норд-вест!

— Хорошо, Ли.

— Конец связи, Фрэнк!

— Перейти на бесшумный режим движения! — приказал тут же Тэрнер. — Всем средствам наблюдения — готовность номер один!

В легкой дымке сливаются небо и море. Кажется, ничто не нарушает покоя и тишины безбрежных просторов. Но вот из воды вылез перископ, его глаз быстро описал полный круг. Рядом с перископом появились три стальных штыря и труба с вращающейся чашечкой антенны.

В кабинете полкового врача шел предполетный медосмотр. На стуле перед Марией сидел Волк, на топчане, ожидая своей очереди, расположились Скиба и Гремячкин.

Мария приготовила тонометр.

— У тебя усталый вид, — тихо заметил Волк. — Много было работы?

— Как всегда, — ответила Мария. — Спал хорошо?

— Плохо. Думал о тебе…

— Неужели? — Мария усмехнулась.

— Да так уж…

— Ты не забыл, что сегодня последний день для ответа командующему? — спросила Мария.

— Не забыл.

— Ну и… что ты решил?

— Оставить все, как есть.

— А я?

— Ты жена летчика… Терпи…

— Сергей Николаевич и вы, Леня, выйдите, пожалуйста, на минуту, — попросила Мария.

Те поднялись с топчана.

— Прошу садиться, — приказал Волк.

Скиба и Гремячкин сели.

— Ты ошибаешься, если считаешь их своими друзьями, — спокойно начала Мария, закурив. — Друзья не тянут назад… Сергей Николаевич, Леня, простите меня ради бога. Может быть, я порю сейчас чепуху, но поймите и вы… Восемь лет он сидит вместе с вами на керосиновой бочке. Летчик, кончивший училище с золотой медалью и мечтавший командовать морской авиацией. Три года подряд он отказывается уйти с заправщика на новые машины. Сегодня у вашего командира последний шанс. Завтра будет поздно…

Скиба и Гремячкин разом вздохнули, отвели глаза.

— Если вы действительно его друзья, сделайте так, чтобы он ушел от вас. Во имя вашей же дружбы.

— Экипаж тогда экипаж, когда все в нем идут и дышат ноздря в ноздрю, — спокойно возразил Волк. — Разве я виноват, что не могу летать без них?

— Сергея Николаевича спишут не сегодня-завтра, — продолжала Мария. — Ему сорок девять, Леня… Ои продержится от силы четыре года и тоже уйдет. Ты каждый год просишь командующего оттянуть расставание, но ведь оно неминуемо. Гена, ты же знаешь.

— Ладно, поговорили, — не выдержал Волк.

— Я люблю тебя, какой ты есть. — В глазах Марии появились слезы. — И мне ничего не надо — ни больших звезд на твоих погонах, ни этих новых машин, на которых вы все здесь помешались. Был бы жив и здоров. Но мне обидно. И ты через три-четыре года начнешь жалеть о том дне, когда все можно было повернуть иначе… Будешь жалеть, обязательно! Я же тебя знаю, дурачок. — Мария смахнула слезы.

Волк открыл сумку с кислородной маской, положил перед женой букетик неярких северных цветов.

— За твою первую и последнюю измену.

Мелкий дождь сеет и сеет… Волк, Скиба, Гремячкин, Гладков, Гудков и Клюев стоят под крылом самолета.