Сердечный выстрел - Владимир Григорьевич Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и мимо Родион проехать не смог. Павлик выходил со двора, за ним шла Скорокова, они оба увидели его машину.
Здание опорного пункта делилось на две части: на рабочую и жилую. Родион и сам когда-то жил в комнате отдыха, сейчас там обитала Скорокова. Могла жить с Павликом, но предпочитала ночевать в участке. Хотя и у него частенько гостила, не без того. А сейчас, возможно, он забирал ее к себе. Хорошо, если насовсем.
Родион остановил машину, вышел, кивнул Павлику. Рослый мужчина спортивного телосложения, движения и походка сильного человека. Темные волосы, короткая стрижка, широкое лицо, крупный, отнюдь не уродливый нос, желваки на скулах выделяются. Взгляд спокойный, но пронзительный. Черный кожаный плащ сидел на нем как влитой.
— Забираешь больную? — спросил Родион.
— Да, пусть побудет, я дом новый снял, тепло в нем, — одними глазами улыбнулся Павлик.
Родион помнил старый дом — реально из дерьма и палок. Опорная конструкция из веток, заполненная глиной и навозом. Летом в таких мазанках не жарко, а вот зимой холодно. И как только Павлика угораздило снять такую хибару — с его-то возможностями?
— А вы на терминал, товарищ майор? — охрипшим голосом с чувством вины спросила Скорокова.
Красивая она девушка, лицо светлое, взгляд ясный, улыбалась редко, а зря, зубы у нее ровные, белые. Стройная, но не хрупкая, руки цепкие, ноги сильные, и бегала она, как спринтер, и боевым самбо владела на приличном уровне. Но Родион расстанется с ней без всякого сожаления, даже рад будет расставанию. А в Москву его могут вызвать в любое время… А могут и не вызвать.
— Да вот, есть одна зацепка.
Павлик посмотрел на Скорокову с насмешкой, перевел взгляд на Родиона.
— Это вы про доски?
— Это мы про кражу.
Раньше хутор у железнодорожного моста не входил в зону ответственности майора Фомина. Но штат участка расширили, добавили сотрудника, а вместе с тем повесили на него и терминал. На них с лейтенантом Скороковой. Не зря же Павлик и стоящий за ним Смальцев пробивали на должность своего человека.
— Погорячился Малыгин, не будет заявления. Сами разберемся.
— Этого я и боюсь, — усмехнулся Фомин.
— А не надо бояться, мы люди мирные… И землю по нормальной цене выкупаем, — немного подумав, добавил Павлик.
— Да, но не все соглашаются ее продать, — сказал Родион, вспомнив Гуляева.
Павлик, может, и не грабил Туманова, но моментом воспользовался. Семена Гуляева арестовали, и Павлик тут же отправился к его отцу с кабальным предложением. Одно из двух, или земля, или сын. И остался бы Гуляев без своего хозяйства, если бы не Варшавин…
— Так мы не всем и предлагаем… Ладно, поедем мы.
Фомин кивнул в знак прощания и, не подав Павлику руки, повернулся к своей машине. Ему тоже нужно ехать.
…Стенькин разгружал фургон, таскал рулоны с утеплителем. Настроение бодрое, боевое, в глазах усталость, но ни тоски в них, ни печали. Не переживал Слава, не боялся разоблачения: или ни в чем не виноват, или просто непробиваемый.
Фомин не стал ждать, когда грузчики закончат работу, выдернул парня на разговор.
— Где доски? — Он смотрел Стенькину прямо в глаза.
— Какие доски? — удивился тот.
— А ты не знаешь, какие доски у вас тут пропали?
— Я-то здесь при чем?… — возмущенно вскинулся Слава. — Чуть что, сразу Стенькин?
— Я у тебя дома был, ватник твой рабочий осмотрел, опилки на нем с досок.
— Какие еще опилки?
— Свежие. С лиственной доски. Экспертиза это подтвердит. А суд тебя арестует. Тебе грозит до пяти лет лишения свободы.
— Да не брал я ничего! — Стенькин хлопал глазами, потрясенно глядя на Родиона.
— Ну что, тогда я в отдел, куртку твою на экспертизу сдавать.
— Какую куртку?
— Ватник, телогрейка, черная такая, на кухне висела.
— Без рукавов?
— С рукавами.
— Не было с рукавами, с рукавами пропала.
— Когда?
— Позавчера в огород хотел, не докопал немного. Смотрю, а ватника нет… Сами знаете, память у меня не совсем. — Слава и хотел было улыбнуться, постучав себя по голове, но не смог. Страшно парню, паника на душе, настроения нет. А ведь не грустил, не печалился, разгружая фуру.
А с памятью у него действительно беда, вроде бы все вспомнил, но белые пятна оставались.
— Если память, значит, не помнишь, как ватник на место вернулся. В машине он у меня. Твой ватник, опилки на нем с досок…
— Так вы же говорите, что вчера ночью украли.
— Вчера ночью.
— А я вчера ночью у Майи был.
Фомин хотел спросить, всю ночь он с Майей провел или только часть, но понял, что голос выдаст волнение. А ведь ему на самом деле стало не по себе, ощущение навалилось, как будто кто-то мягким, но тяжелым мешком ударил под коленки. Это раньше он ничуть не ревновал Майю, но все изменилось после того, как Лера предала его. Он остался с женой, но Майя ему теперь не чужая, чтобы он там себе ни внушал.
— Ну, не всю ночь… — немного подумав, признался Слава и тут же поспешил заверить: — Но я сразу домой пошел!
— Пошел?
— Ну, так машины у меня нет. И доски вывозить не на чем.
— На лодке… Доски на лодке могли вывезти.
— И лодки у меня нет.
— У Леньки, дружка твоего, есть.
Пшеничная — станица небольшая, Родион знал всех жителей наперечет. У кого казачьи шашки водятся, знал, кто коней держит, кто на лодках рыбачит.
И кто с кем дружит, имел представление. А уж Славкиного-то дружка знал как облупленного.
— Так это, у отца его лодка.
— А Ленька взять ее не мог?
— Так Ленька… — замялся Слава. — Ленька не мог.
— А если мог?… Значит, так, сейчас едем к Леньке.
— Ну, поехали, — пожал плечами Стенькин.
— Начальник твой все поймет, товарищи твои поймут, что ты под подозрением. Дело придется возбуждать. А так бы вернул доски, и никаких проблем…
— Да я б вернул! Если б знал, где они!.. — Славка с вызывающим видом скрестил на груди руки.
— Ну, смотри, я предупредил.
— Но я на самом деле ничего не брал!
