Когда судьба мстит - Лилия Лукина

И тут в проходе раздались размеренные и хозяйские шаги, совершенно не похожие на неуверенные и суетливые шаги пассажиров – так могли идти только члены экипажа. Я обернулась в их сторону и, увидев светлые волосы командира корабля, золотые шевроны на рукавах его черного кителя, невольно вскинулась: «Игорь!», но тут же сникла – Игоря больше нет, его сердце перестало биться два года назад. На глазах сами собой появились слезы – но тут сынуля толкнул меня, напоминая, что на свете есть другой Игорь, который скоро придет на смену тому, которого я потеряла, и я тут же стала поглаживать свой живот, успокаивая его: «Ты есть, мой маленький, ты есть, мой Игоречек! Прости маму, что она тебя расстраивает. Не сердись! Твоя мама тебя очень-очень любит, не надо ее ревновать, ведь ты для меня теперь самый главный человечек на земле!» и сынуля, словно услышав меня, успокоился.

– Уважаемые дамы и господа! – раздался из динамика голос стюардессы. – Командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту нашего самолета, совершающего рейс по маршруту: «Москва – Мурманск». Время в полете…

«Да, знаю! – мысленно отмахнулась я от нее. – Знаю, что время в полете чуть больше двух часов!». Только мне хотелось бы, чтобы этих самых часов было как можно больше, потому что каждая их минута будет неумолимо приближать мою неотвратимую встречу с прошлым.

Уже не слушая, что там еще скажет стюардесса, я отвернулась и уставилась в иллюминатор, и у меня перед глазами тут же встало лицо Бати, иначе говоря, гвардии полковника Владислава Николаевича Орлова, командира авиационного полка и отца моего ребенка, к которому я сейчас летела, чтобы зарегистрировать брак. На душе у меня стало совсем погано, а в голове сами собой стали возникать картины прошедшего лета, начиная с нашего знакомства в «Сосенках» на домашнем празднике по случаю присвоения родственникам Матвея, братьям-близнецам Саше и Леше Репниным (между прочим, тоже графам), которые служили в полку Орлова, звания майоров. Я была настроена на легкий отпускной романчик (единственно возможный для меня после гибели Игоря способ общения с мужчинами) и он, как мне казалось, тоже, так что предложение выйти за него замуж прозвучало для меня громом среди ясного неба. До сих пор не понимаю, почему он это сделал, что он сумел найти во мне, что его привлекло? Да, впрочем, неважно, это дело прошлое. Я ему, естественно, отказала, потому что Игоря, моего Игоря, мне никто никогда не заменит, и Орлов, никак этого не ожидавший, ушел, обиженный до глубины души, а на следующий день рано утром улетел из Баратова. Но вот, правда, в подсунутой мне под дверь прощальной записке, он поблагодарил меня за откровенность, из которой понял, что мы с ним оказались совершенно разными людьми.

Я ни разу не пожалела о своем поступке, хотя, честно говоря, на душе у меня временами бывало очень муторно. И, когда, вопреки утверждениям врачей, что детей у меня не будет никогда, выяснилось, что я беременна, я ничего не стала сообщать Владу – разные мы люди, значит, разные, ну и пусть с тобой! Зато за меня это сделал начальник службы безопасности Матвея, Владимир Иванович Панфилов, хотя его никто об этом не просил. Орлов, как человек порядочный, решил прилететь после рождения ребенка и усыновить его, но у него в полку был пожар, во время которого он получил серьезную травму позвоночника с совершенно непредсказуемыми последствиями, вплоть до, как я поняла, самых печальных. Вот они все вместе: Матвей, Панфилов и моя мама, и отправили меня к Владу, чтобы мой ребенок родился в законном браке, а я, оглушенная известием об этом несчастье, не очень-то и сопротивлялась. Хоть и недолгим был мой роман с Орловым, но то, что он сильный, добрый, честный, надежный и, вообще, замечательный человек, я узнать успела, и было бы преступлением лишать моего сына такого отца. А то, что я его не любила?.. Так и он, наверное, по отношению ко мне уже остыл. Был у него эдакий порыв, непонятно чем вызванный, да только прошел давно. И позвал он меня только из чувства долга перед сыном, да и я сама летела к нему сейчас исключительно по той же причине. Конечно, вариант с простым усыновлением был бы для нас с ним идеальным выходом из положения, но… Эта травма на пожаре все перечеркнула.

Только вот я никак не могла себе представить, как мы с ним жить будем. Без всякой любви. А, может, оно и к лучшему, что не эмоциями мы руководствоваться будем, а здравым смыслом? А, может, и не будем мы с ним вместе жить, а просто, выполнив свои обязанности перед Игорьком, разведемся сразу же после его рождения? Ладно, нечего сейчас об этом гадать: как пойдет, так и пойдет. Но, как мне себя вести с ним – вот, что главное? Ему плохо, очень плохо… Возвращение в авиацию невозможно… Лежит он сейчас и размышляет, что на земле-то делать будет. Да-а-а… Паршиво ему, ничего не скажешь, так что надо быть с ним по-дружески участливой и внимательной – любое другое отношение будет смешно выглядеть. А смешной я быть не хочу! Не была никогда и впредь не собираюсь!

За этими неспешными размышлениями я совершенно не заметила, как мы приземлились. Ко мне подошла одна из стюардесс, которых перед вылетом работники московского представительства Матвея очень настоятельно попросили позаботиться обо мне во время полете, естественно, не безвозмездно, что эти девушки и делали, периодически подходя и интересуясь, как я себя чувствую и не надо ли мне чего-нибудь.

– Вы не торопитесь, Елена Васильевна, – сказала она. – Нам уже сообщили, что вас встречают, – и покачала головой. – Однако, отважная вы женщина – в таком положении лететь… Мне кажется, мы больше за вас волновались, чем вы сами.

– Зря волновались, – улыбнулась я. – Игорек сын летчика, в небе он дома, а дома и стены помогают, – повторила я слова Игоря-старшего и почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.

Когда стюардесса отошла, я достала из сумочки мой талисман – брелок-козочку, подаренный мне Игорем на счастье.

– Эх, Снежинка ты моя, Снежинка! Одна ты у меня осталась от всей моей прошлой жизни, – мысленно сказала я. – Помоги мне, выручи… Что-то тревожно у меня на сердце.

Тем временем, в опустевшем салоне самолета появились Репнины. – Ну, как вы? – обеспокоено спросил Саша, которого отличала от брата родинка на щеке.

– Живы! Оба! – лаконично ответила я. – Это уже все или еще куда-то нужно ехать? – Лететь, Елена Васильевна, – поправил меня Леша. – На вертолете лететь. Сейчас хирург из госпиталя подъедет, и мы отправимся, – и успокоил. – Да вы не волнуйтесь, здесь недалеко…

– Да-да! – усмехнулась я. – Пол-лаптя по карте! – и спросила: – Как там Орлов? – Держится, – сразу посмурнев, сказал Саша. – Он хорошо держится. Появившийся вскоре неразговорчивый хмурый мужчина, оказавшийся полковником медицинской службы, глянул на мою фигуру, потом перевел укоризненный взгляд на близнецов и сварливо сказал:

– Я бы на вашем месте этим разгильдяям головы поотрывал! Это, какому же умнику взбрело в голову тащить вас в такую даль в вашем-то положении?

– Бате! – коротко заявил Саша, на что хирург хмыкнул:

– Ах, Бате! Ну, о том, что я о нем думаю, я ему сам при встрече скажу, что при даме говорить не принято.

– Скажите, у Орлова состояние очень серьезное? – тихонько спросила я. – Я, милочка, диагнозы по телефону ставить не привык! – отрезал хирург. – Посмотрю, тогда и скажу. Только вот этим балбесам нужно было его сразу же в Мурманск везти, а не слушать его нелепые приказы, что он и дома отлежится.

Весь полет я просидела, зажмурившись и обхватив руками живот, и обмирала от ужаса. Когда, наконец, этот кошмар закончился и меня на руках спустили на землю, я поклялась, что лучше я отсюда на собаках или на оленях в Мурманск вернусь, чем еще раз сяду в вертолет.

– Все, Елена Васильевна! Уже все! – успокаивал меня Саша. – Сейчас мы вас домой отвезем, девочки вас ужином покормят… Ночевать вы в Батиной квартире будете – там уже все готово. А завтра утром – в госпиталь. Там и зарегистрируетесь. И будет у вашего сына, такой отец, которым, честное слово, годиться не только можно, но и нужно. Который, собой рискуя, нам с Лешкой жизнь спас, – у него дрогнул голос и он отвернулся. Ребята повезли хирурга в гостиницу, а меня по дороге доставили к девочкам и, только попав в заботливые руки их жен Натальи и Татьяны, я до конца почувствовала, что добралась до места. Они что-то говорили, кормили меня чем-то, что я машинально ела и мечтала о постели, как о чем-то совершенно несбыточном, до чего я уже и не надеялась когда-нибудь добраться.

– Пойдемте, Елена Васильевна, – наконец, сказала Ната. – Мы вас проводим. Я со стоном поднялась, потянулась за шубой, но Тата остановила меня. – Не надо – Владислав Николаевич в соседней квартире живет. На этой площадке три квартиры наши: сейчас мы у Наты, налево будет наша с Лешей, а направо – его. Если вам что-нибудь понадобится, то просто постучите в стенку – мы всегда так делаем – Ната к вам и прибежит, – она отперла дверь в квартиру Орлова и на прощанье сказала: – Отдыхайте, Елена Васильевна. Мы здесь все приготовили, чтобы вам удобно было. Спокойной ночи.