Когда судьба мстит - Лилия Лукина

Я тоскливо вздохнула, поглядела на уходящую к «Сосенкам» дорогу, как будто оттуда мог кто-то прийти и дать мне ответ или, хотя бы, совет, и тут вдруг поняла, что что-то не так, что-то непонятное меня беспокоит и настораживает. Я начала внимательно осматриваться по сторонам и нашла. Дело в том, что по обеим сторонам этой, ведущей к усадьбе дороги были установлены бетонные столбы с закрепленными на них мощными прожекторами и камерами наблюдения, так вот, теперь две камеры были повернуты на наш коттедж. Зачем же за нами наблюдать? Чтобы оградить нас от грабителей? Но ничего ценного здесь нет, это с первого взгляда понятно – на фоне соседских особняков наш выглядит бедным родственником, да и не такие уж мы беззащитные – в доме два пистолета, мой и наградной Влада. Но тогда получается, что наблюдают за нами для нашей же личной безопасности. Но кому могут понадобиться две пожилые женщины, военный летчик, совершенно никого в городе не знающий, маленький ребенок и я? И получилось у меня, что именно я могу кому-то понадобиться с очень нехорошими целями. Я вернулась в дом и схватилась за телефон, чтобы позвонить Панфилову – он отвечает за всеобщую безопасность, значит, вопрос к нему. Мне ответила какая-то женщина, и я начала судорожно вспоминать, как зовут его жену, но так и не вспомнила и просто сказала:

– Добрый вечер! Будьте добры, пригласите, пожалуйста, Владимира Ивановича к телефону.

– Здравствуй, Лена! – ответила мне женщина, и тут до меня дошло, что я разговариваю с Юлей.

– Юля! Это ты? – потрясенно воскликнула я. – Вы теперь вместе живете? – Потом поговорим, – шепотом ответила она и уже громко сказала: – Володечка!

Тебя Лена к телефону!

– Юлька! – раздался издалека голос Панфилова. – Последи пока за морковью, чтоб не пригорела!

– А не вы ли говорили, мой господин и повелитель, что плов дело чисто мужское и женских рук не терпит? – рассмеясь она.

– Юлька! – с притворной суровостью в голосе рявкнул Пан. – Без ужина останемся! – и уже мне в трубку: – Что случилось, Лена?

– Да, наверное, это мне у вас нужно спросить, – довольно сердито сказала я. – Почему камеры слежения на мой дом направлены? Что нам угрожает?

– Да, ничего, – начал Панфилов, но я оборвала его:

– Опять со мной втемную сыграть решили? Ну? Что происходит? – Дело в том, Лена, что Наумов свои акции Павлу оставил, – медленно ответил он. Услышав это, я тут же почувствовала, как у меня похолодели руки, и яростно взорвалась:

– Ну, не твою ли мать! Я же говорила этому придурку, чтобы он их государству завещал!

– Он так сначала и сделал, Лена. А потом, в декабре, завещание изменил и оставил акции Павлу, а все остальное – своей любовнице Машке.

– Вы выяснили, почему он это сделал? – с замирающим сердцем спросила я, хотя и так уже точно знала, что сама была тому причиной.

– Да говорил я с этой шалавой, – буркнул он. – Она сказала, что Наумов объяснил ей, что у государства их забрать смогут, а вот у Павла – шиш.

– Но ведь Павел же может отказаться от наследства? – спросила я, сама не веря в то, что такое в принципе может произойти.

– Уже нет, – безрадостно объяснил Панфилов. – Когда стало известно, что хозяином завода практически станет Матвеев, к нему целая делегация рабочих пришла, которые очень просили его завод принять – знают же, что он единственный, кто сможет его на ноги поставить и к жизни вернуть. И Павел им слово дал.

– Все ясно, – тоскливо сказала я, а потом решительно заявила: – Давайте договоримся так, Владимир Иванович: приезжайте завтра утром в «Сосенки» и я туда подойду… Разговор один есть… Как вы любите говорить, непростой…

Попрощавшись с ним, я, как ни странно это прозвучит, облегченно вздохнула: вот оно решение моей проблемы. «Если по-умному разыграть эту карту, демонстрируя опасение за жизнь моих родных, то все должно прокатить, – думала я. – А то, что «Осы» женщин и детей не трогают, маме с Орловым знать вовсе не обязательно. Таким образом, объяснение простое: я в этой гнусной истории замешана так, что дальше некуда, и они, находясь рядом со мной, подвергаются опасности, так что есть прямой смысл разъехаться. Я в целях безопасности своих близких и в связи с необходимостью участвовать в расследовании переберусь в город, а Влад с мамой и Гошкой – в усадьбу. Вот так мы и начнем отвыкать друг от друга, что нам всем в преддверии неизбежной разлуки и требуется». И я тут же позвонила Матвею.

– Павел, я уже в курсе всего. Завтра утром приду и кое-что объясню, только ты дождись меня обязательно. А теперь просьба: приюти в том же домике, где Орлова собирался поселить, еще и мою маму с сыном, чтобы я за них не беспокоилась. Сделаешь?

– Естественно, Лена. Зачем спрашивать-то? А о чем разговор пойдет? – Да все о том же, Павел, – грустно сказала я и вздохнула: – Я, дурочка, наивно полагала, что эта история уже закончилась, а ей и конца не видать. Так что наберись терпения – разговор нам предстоит длинный. Ну, все! – в заключении сказала я. – Значит, завтра утром я тебе свое семейство с рук на руки передам и выхожу на работу. Пора!

Потом я позвонила Вячеславу:

– Слава, собери завтра утром ребят, возьмите машины и приезжайте в коттедж. Вам нужно будет Зинаиду Константиновну с Орловым и Гошкой в «Сосенки» перевезти со всеми их вещами, а бабу Валю со всеми ее пожитками и мою мебель с прочим барахлом – в город, потому что я туда перебираюсь. Варвара Тихоновна вам объяснит, что где стоит. Да и вы и сами помните.

– Елена Васильевна, – осторожно и вкрадчиво спросил Вячеслав. – Вам кто-то угрожает, раз вы своих родных в безопасное место перевозите?

– Точно пока не знаю, но подстраховаться, думаю, будет нелишне. Если уж глупая птица уводит врага от своего гнезда, то мне это тем более надо сделать.

Распрощавшись с Вячеславом, я набрала до боли знакомый номер домашнего телефона, который за эти полгода так и не смогла забыть – номер моего бывшего друга Николая Егорова.

– Николай Владимирович? – ледяным официальным тоном спросила я, услышав его голос. – Это вас дура Лукова беспокоит. Правда, теперь я уже Орлова, но это дела не меняет. Когда-то вы рассказали нам с мужем одну историю, которую мы пообещали хранить в тайне, но сейчас, к сожалению, обстоятельства сложились так, что я вынуждена нарушить данное вам слово, о чем и ставлю вас в известность. Прошу заранее извинить за возможные последствия, но я теперь человек подневольный – на Павла Андреевича Матвеева работаю, что, как вы понимаете, обязывает.

– Делай, что хочешь, Ленка, – раздался тусклый, ко всему безразличный голос. – Я в Управе уже не работаю, нас еще в январе почистили так, что пух и перья летели. Безработный я теперь, Ленка, так что все равно мне. А насчет замужества знаю – Влад звонил. Поздравляю – поумнела, значит, – и в трубке раздались короткие гудки.

Вообще-то, Орлова я мужем не называла никогда, даже в мыслях, и сейчас сказала так единственно для того, чтобы позлить Кольку, а ему, оказывается, и так паршиво под самое под не могу. Да и обида моя на него дано уже прошла. Чего же обижаться, если правду он сказал? Как он тогда выразился? «Ты по собственной глупости сама свое счастье разрушила и я тебе только одно совершенно искренне желаю: чтобы ты никогда не поняла, какую же непоправимую ошибку совершила, отказавшись от человека, которому была по-настоящему нужна». Ох, Колька, Колька! Как же ты оказался прав! Да-а-а! Нужно будет с Панфиловым переговорить и к нам Егорова взять, что ли? Специалист-то он классный! Ладно, так и сделаю, но только не завтра – мне завтра самой придется выдержать жесточайшую головомойку. Эх, и достанется мне на орехи! Но по заслугам!

Конец ознакомительного фрагмента.