Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эдита похожа на Рену: такая же энергичная, находчивая, остроумная. Маленький воробушек, одаряющий окружающих своей энергией. Время, проведенное нами вместе в Словакии, превратилось в вихрь событий: мы посетили бараки, где держали Эдиту и других девушек, станцию, с которой их депортировали. На мероприятиях по случаю годовщины мы познакомились с президентом и премьер-министром Словакии, с израильским послом, с детьми других выживших узниц. После слез и объятий группа «второго поколения», сопровождавшая меня, подружилась с семьями «второго поколения», живущими в Словакии. Под конец той недели мой муж сказал: «Тут документальным фильмом не обойдется. Придется писать книгу».
Писать об Аушвице непросто. Это не тот проект, за который берешься с легким сердцем, но, имея поддержку Эдиты, я решилась. Эта книга – не мемуары одной Эдиты, она посвящена всем женщинам с первого транспорта – точнее, тем из них, о ком удалось найти информацию. Я обнаружила, что в Канаде живет еще одна уцелевшая узница, Элла Рутман (№ 1950), и, решив свести этих двух женщин, отправилась в Торонто. Эдита и Элла помнили друг друга, но даже по прошествии стольких лет вели себя настороженно. Они заговорили по-словацки, и по ходу их беседы я поймала на себе страдальческий взгляд Эдиты. Теплой дружбы, которую рисовало мое воображение, не получилось, – как я поняла, в Аушвице Эдита Эллу недолюбливала. Их встреча проходила в атмосфере неловкости, отчужденности – до тех пор, пока две эти пожилые дамы не принялись в лупу разглядывать свои номера на левой руке.
– Моего уже почти не видно, – произнесла Эдита, – совсем стерся.
Воспоминания тоже со временем стираются. Но правду найти можно всегда, если знаешь, где искать. Рассматривая однажды старые фотографии Эдиты, я заметила на одной из них лицо Ружены Грябер Кнежи.
– Ты знала Ружену? – спросила я.
– А как же! – ответила Эдита, словно это разумелось само собой. – Мы учились в одном классе, а потом, уже после войны, близко дружили с ней и ее мужем Эмилем Кнежей. Он был писателем, как и мой муж. Мы навещали их в Швейцарии.
Круг замкнулся.
Многие из этих женщин были знакомы до Аушвица: жили в одном городке, ходили в одну школу или синагогу, но в интервью Фонда Шоа очень мало кто из них упоминает девичьи фамилии. Иногда рассказчица называет подругу детским прозвищем или просто описывает внешность, и из-за этого бывает трудно определить, имеется ли в виду та или иная девушка с первого транспорта. Интервью Марги Беккер (№ 1955) – один из редких примеров, где рассказчица почти всегда приводит полные имена девушек, с которыми она и Эдита вместе выросли, и Эдита сумела найти бóльшую их часть на школьной фотографии. Пока я не увидела это фото, мне бы и в голову не пришло спросить Эдиту про Ружену, поскольку в списке депортированных рядом с именем Ружены указан другой город. Я и не знала, что в детстве она жила в Гуменне. Как жаль, что я не начала это расследование, когда они все еще были живы!
Я уже вношу последние правки в этот текст, когда компьютер издает звук, извещающий меня о новом письме.
«Моя бабушка была в первом транспорте. Я помню ее рассказы. Она написала книгу о депортации, но потом сказала, что ей никто не поверит, и выбросила ее. У меня сохранился первый лист ее истории. Ее звали Корнелия (Ниха) Гелбова, она из словацкого города Гуменне. Родилась в 1918 году».
Я тут же открываю в «экселе» таблицу, где собрала все имена девушек с указанием городов и возраста, и вот пожалуйста – Корнелия Гелбова. В первоначальном списке, который хранится в Яд Вашем, она значится под номером 232. Примечательно, что ее сестру в своем интервью упоминает Ружена Грябер Кнежа. Они вместе были в Равенсбрюке. Обе девушки – на одной странице с тремя другими узницами, о которых вы вскоре узнаете, – с Эдитой и Леей Фридман и их подругой Аделой Гросс. И на той же самой странице – две девушки, с которыми некоторые из вас уже знакомы, – Рена Корнрайх и Эрна Дрангер.
В работе над этой книгой я изо всех сил старалась быть точной: установить даты всех описываемых событий, соблюсти корректную хронологию, обеспечить правильный временной порядок приведенных в тексте повествований. Эдита заверяет меня, что полной точности мне никогда не добиться. «Ни у кого не получится. Слишком огромный материал. Ну не нашла ты какую-то дату, ну и что с того? Главное в том, что это произошло».
Остается надеяться, что так оно и есть.
В этой книге много рассказчиков. Она строится на моих беседах с очевидцами событий, выжившими узницами, членами их семей, а также на интервью из Фонда Шоа. Чтобы полнее раскрыть каждую отдельную историю и подробнее описать атмосферу и политическую обстановку того времени, я пользовалась мемуарами, литературой, документами о холокосте. Я постаралась выстроить как можно более полную картину, повествующую о девушках и юных женщинах с первого «официального» еврейского транспорта, отправленного в Аушвиц.
Я глубоко признательна Эдите Гросман и ее семье, а также семьям Гросс, Гелиссен и Брандель за то, что приняли меня в свой узкий круг и относились ко мне как к почетному члену. «Ты нам как двоюродная сестричка», – сказала мне Эдита, когда мы праздновали ее 94-й день рождения. Вокруг нее сидели сын, невестка, внучки и двое правнуков. Это великая честь и привилегия – стать причастной к истории этих женщин, быть их покровительницей и летописцем. Их забрали в Аушвиц еще подростками. Вернулись из них лишь немногие. Их история, хроника их выживания – это дань почтения всем женщинам и девушкам мира.
Основные действующие лица
В списке узниц с первого транспорта – не только Магда и Эдита; там несколько девушек с фамилией Фридман. Это обстоятельство поставило меня перед необходимостью придумывать, как их назвать в тексте. Чаще всего я выбирала разные формы их имен. Наши главные персонажи получили свои реальные имена – или же те, которыми они сами представлялись, когда их заносили в список. По той или иной причине многие девушки называли свои прозвища, и в этих случаях их зовут здесь так, как они указаны в списке. В ситуации с совпадением имен у разных девушек я порой сама придумывала альтернативную форму (напр., Маргарита здесь – Пегги)[5]. Если одно имя встречалось более чем дважды – как в случае с Магдами и Эдитами, – я использовала фамилии или иные варианты. Я изменила имена в надежде на то,
