Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И мою тоже! – тут же отвечает он. И вот мы уже сидим в его доме, разглядывая фото Клары Лустбадер – с косичками и в школьной форме. Это – фотография класса, где она вместе с Магдой Амстер.
Вскоре после знакомства Петер проводит для нас экскурсию по Большой синагоге, которая служит реальным свидетельством того, что здесь, в Прешове, некогда жила еврейская община: жила полнокровной жизнью и ходила в свой храм. От красоты убранства этого внушительного здания с двумя башнями захватывает дух. С бирюзового сводчатого потолка, чей бордюр замысловато украшен геометрическими и абстрактными мавританскими узорами, свисает медный канделябр тонкой работы. На хоры для женщин сверху смотрят затейливые орнаменты и золотые звезды Давида. В главном же зале мужчины молились перед изящным двухъярусным синагогальным ковчегом, ковчегом Торы.
Это – старейший в Словакии еврейский музей, где наверху, в бывшей женской части, посетители могут увидеть экспонаты из коллекции Баркани[11], артефакты средневековой еврейской диаспоры. Именно здесь Дьора Шпира на церемонии бар-мицвы[12] читал у бимы[13] Тору, здесь мать Орны Тукман, Марта, молилась на хорах вместе с Идой Эйгерман, Гиззи Глаттштейн, Йоаной Рознер, Магдой Амстер и другими двумястами двадцатью пятью юными женщинами до того, как их вывезли из Прешова[14].
Здесь хранится книга с именами прешовских семей, погибших во время холокоста. Орна Тукман листает страницы, а ее лицо отражается в стекле выставочной витрины под еврейской звездой.
– Ощущаешь всю реальность происходившего, – с трудом сдерживая слезы, произносит она, найдя имена своих дедов и бабушек. – Они действительно тут жили.
Выросшая в зажиточной семье, Магда Амстер была из тех девушек, которым необязательно было ходить за продуктами в базарные дни. Однако поход на рынок считался важнейшим светским мероприятием, и, стоило улечься вьюге, всем не сиделось на месте и не терпелось поскорее выйти из дому. С морозным румянцем на нежных белых щеках и в вязаном шарфе, обмотанном вокруг длинной шеи, обезоруживающе счастливая Магда спешила вниз под уклон по улице, чтобы поскорее встретиться с Кларой Лустбадер и другими девочками, которых знала по школе.
Теперь, когда еврейских подростков старше 14 лет в школу не допускали, базарный день для юношей и девушек остался одним из немногочисленных поводов собраться и поболтать без присмотра взрослых. 14-летний брат Магдиной лучшей подруги Сары, начитанный парнишка Дьора Шпира любил бывать в ее компании, поскольку Магда относилась к нему, как к собственному младшему брату. Черная оправа очков Дьоры обрамляла живые, умные глаза. Оказавшись вне системы школьного образования, он и его младший брат Шмуэль большую часть времени учились дома или подрабатывали, если подворачивалась такая возможность, стараясь избегать уличных шалостей. Мальчики видели, как умны их сестры и их подруги, и знали, по каким предметам каждая из них успевает лучше всего. Они были знакомы с их семьями и выросли, играя в догонялки с этими девочками, которые сейчас стремительно взрослели.
С трудом переставляя ноги по обледенелой брусчатке еврейской площади, к Большой синагоге шли и неологи[15], и ортодоксы, и хасиды[16], дабы присоединиться к минхе (пополуденному богослужению), и все они по пути обсуждали тревожные слухи. Никаких официальных объявлений в Прешове к тому времени еще не прозвучало. Новости распространялись быстро, но не настолько, чтобы о событиях в одном городе в тот же день становилось известно в другом. В Прешове, как и везде на востоке Словакии, официальные новости объявляли городские глашатаи.
Еврейская часть Прешова располагалась неподалеку от центра в неглубокой ложбине, защищенной от горных ветров. Некоторые младшие члены Большой синагоги решили сначала подойти к ратуше – взглянуть, не будет ли сегодня объявлений. У Дьоры и Шмуэля возникла такая же идея, и они, обгоняя спешащих к площади, направились в ту же сторону.
Трудно было поверить, что всего пару месяцев назад Дьора проходил бар-мицву в этом солидном двухэтажном здании и после этого праздновал совершеннолетие в доме Магды Амстер, где собрались 40 его друзей и подруг, одноклассников и одноклассниц. Амстеры всегда отличались щедростью, а близкая дружба их дочери с дочерью родителей Дьоры еще сильнее скрепила связь между двумя семьями. А теперь их дочерям грозит отправка на общественные работы, о которых повсюду ходят слухи. Спеша сегодня вместе с братом на Главную улицу, Дьора был встревожен и горел желанием защитить девочек. Среди магазинов на их пути была и корсетная лавка Гиззи Глаттштейн, в которой нашла себе работу польская беженка Ида Эйгерман.
Ида покинула свою семью в 1940 году и уехала из городка Новы-Сонч, где теперь евреи жили в гетто. В Словакии она поначалу пряталась у своего дяди в Бардеёве, неподалеку от польской границы, и работала у него в кошерной мясной лавке. На Клашторской улице, через дорогу от дядиной лавки, стояла синагога Бикур-Холим. Среди девушек, молящихся рядом с Идой на женских хорах, сидела наверняка и Рена Корнрайх, которая тоже пряталась у своего дяди, жившего за углом. Две польские беженки не могли не общаться друг с другом, пока Рена не уехала в Гуменне. У Иды были румяные щеки и гладкие черные волосы – она убирала их со лба и завивала, укладывая локон за ухом. День за днем она занималась тем, что обмеряла прешовских евреек из семей среднего достатка и побогаче, заказывавших корсеты и нижнее белье.
За корсетной лавкой, там, где улица спускалась к собору и стоял фонтан «Нептун», на краю площади, куда евреев теперь не пускали, бывало, сидела Магда Амстер в раздумьях о своей юной жизни. Она жалела, что нельзя ходить в школу, что нельзя завести кота. Но более всего она скучала по Саре, сестре Дьоры. Сара была столь решительно настроена уехать в Палестину, что объявила голодовку, когда отец отказался ее отпустить. Магда не обладала такой хуцпой, чтобы заставить себя голодать или не повиноваться желаниям отца, и потому осталась с семьей. Ее старшие сестра с братом тоже уже отправились в Палестину, и она видела, как отец хочет, чтобы хотя бы одна дочь жила с родителями, а будучи младшей в семье, она воспринимала это как свой долг. Но все равно тосковала по компании своей лучшей подруги, по сестре и брату. Через пару лет, когда она станет старше – обещал отец, – ей можно будет съездить в Палестину. Но для подростка пара лет – это целая жизнь. Из-за хлеставшего
