Область личного счастья. Книга 2 - Лев Правдин

И он думал о своих делах, считая, что именно в них в содержится его вклад в общее счастье. Даже сейчас, ночью, возвращаясь к себе домой, он все еще спорил с бригадиром монтажников Ильей Комогоровым, который не соглашался начинать монтаж бумагоделательной машины до тех пор, пока в машинном зале не будут застеклены все окна.

Они стояли вдвоем в просторном гулком зале, где должны разместиться машины. Ветер гулял здесь свободно и лениво, как по широкой просеке. Задумчивые снежинки неторопливо влетали в незастекленные окна и, сверкая, ложились на пол, на ящики и на могучие чугунные части машин.

Бригадир — такого огромного роста и непомерной силы дядя, что Виталий Осипович перед ним казался плотным, коренастым крепышом-подростком. Они стояли в темном зале под холодным светом одинокой сильной лампы, свисающей с невидимого потолка на длинном шнуре, и были похожи на путников, заблудившихся в заснеженной степи.

Виталий Осипович, не повышая голоса и не горячась, но со всей присущей ему требовательностью доказывал Комогорову, что если требует обстановка, то работать можно и в холодном помещении.

— На войне мы в ледяной воде мосты наводили. Если надо.

Бригадир, яростно топча снег огромными солдатскими сапогами, осипшим басом доказывал:

— Давайте не будем о войне. Если хотите знать я — пехота! Понятно? Я, если жив остался, еще пожить хочу в подходящих условиях. Понятно?

— Все понятно, солдат, — холодно перебил Виталий Осипович. — Эти стены, между прочим, бригада Ивана Козырева при сорокаградусном морозе клала. Понятно?

— Все понятно, — задохнулся от гнева бригадир. — Я приказу подчиняюсь. Только учтите: окончательный разговор в парткоме состоится. Беспощадно, умеете приказывать.

И, вдруг успокоившись, спросил:

— Стекло когда ожидаете?

— Ожидаем, — гневно и в то же время спокойно ответил Виталий Осипович. — Наряд с весны лежит.

— Понятно. Фанеры у нас, конечно, тоже нет. Тесу дадите?

— Тес на тепляки не успеваем пилить, на опалубку, — хмуро ответил Виталий Осипович.

Совсем миролюбиво бригадир закончил разговор:

— Да, положение ваше вроде нашего. — И, подчеркивая свое сочувствие и даже доброжелательность, перешел на дружеский тон: — А ты, понимаешь, не расстраивайся. Давай-ка мы с ребятами потолкуем, если у самих шарики заржавели.

Вспоминая этот разговор, Виталий Осипович шел домой в темноте осенней ночи.

Он ни одной минуты не обижался на бригадира за его резкий тон. Главное — завтра начать монтаж. И они его начнут. Если надо, будут работать на морозе, на ветру. В снегу будут работать. Какие тут могут быть разговоры!

Утром Виталий Осипович, конечно, поднял великий скандал насчет стекла. Он умел это делать без крика, без шума, но с такой грозной и настойчивой требовательностью, что всем делалось не по себе. И в бухгалтерии, и в отделе снабжения Виталию Осиповичу сразу начали показывать разные бумажки, чтобы убедить его, что никто не виноват в задержке стекла.

Но этот жалкий бумажный заслон был сметен в одно мгновенье. Виталий Осипович искал настоящего, живого виновника. И он его нашел. Это был завод-поставщик. То есть тот виновник, которого ему с самого начала указали. И если бы он поверил работникам бухгалтерии и планового отдела, то мог бы сразу принять те меры, которые находил нужными.

Но он считал, что подчиненных непосредственно ему и тех неподчиненных, которых никто не запрещает подчинять, надо держать в постоянном напряжении. Особенно бухгалтерию, снабженцев и плановый отдел. Распусти их, такого насчитают, что потом и не вывернешься. Любят благополучие и тихую жизнь. Любят прятаться за форму, за букву закона. Он сам привык уважать и форму и закон, считая их тоже оружием в борьбе за коммунизм, но бездельники и бюрократы стараются приспособить это оружие для своего затхлого обихода.

Вот уцепились за копии накладных, телеграмм и прочих бумажек и считают, что все в порядке. А рабочие на морозе, под снегом, должны собирать машины. Отправить бы в цех этих законников, живо стекло нашлось бы.

Но что он мог сделать? Послать еще одну телеграмму? В лучшем случае ответят, что все стекло идет в освобожденные районы.

— Дело известное, — вздохнул начальник снабжения, разглаживая аккуратно подшитые накладные.

Виталий Осипович вспылил.

— Бросьте вы эти бумажки к черту! Пошлите хорошего толкача! Есть у вас способные агенты?

— Хорошо, — согласился начальник, — есть у нас Факт. Этот, хотите, черта достанет… Он сейчас в город уехал. Дадим ему телеграмму.

Только к двенадцати часам выбрался Виталий Осипович на строительство. В полдневных северных сумерках таяли жидкие электрические огни. Около темной громады цеха бумажных машин на сером, избитом многими ногами снегу цвел рыжий костерок, бросая отсвет на кирпичную стену.

Могучий бригадир, сидя на корточках, грел свои черные широкие ладони над огнем костра.

— Вот, — сказал он басом еще больше осипшим, — работают, как черти.

Виталий Осипович тоже подошел к огню и, присев рядом с Комогоровым, начал греть свои, тоже казавшиеся черными в дымном свете костра, неозябшие руки.

А бригадир рассказывал. Вечером поговорили ребята, пошумели, какими надо словами, — это уж как водится, облегчили душу — и решили: монтаж начать в срок и кончить — это уже тоже, как водится — до срока. Порядок этот не нами заведен, не нами и кончится. Всегда до срока.

— Как черти работают, — повторил бригадир. — Ящики, в которых машины упакованы, разбили да этими дощечками окна и позашивали. А ты не забудь: печи-времянки хоть поставь. У костра — сам знаешь — не очень-то сладко. Не война все-таки, чтобы у костров загорать.

Он сплюнул в рыжий огонь и встал во весь свой могучий рост.

— Вот как получается, начальник. Далеко видим, а что под ногами валяется, поднять не соображаем. Народ — он шариками работает. С ними, — он кивнул на своих ребят, — поговоришь, и душе легче. И, ясное дело, народ заботу ценит. Ты это учти. Понятно? Ну заходи в гости.

Он пошел от костра. Виталий Осипович встал и спросил ласково:

— Не любишь командиров, пехота?

Бригадир обернулся на полпути. Лицо его сделалось рыжим от огня.

— Кто сказал? Командир и на смерть пошлет, и от смерти укроет. Вот как я понимаю… А тебя солдаты любили?

— Это ты их спроси.

— А зачем спрашивать, — рыжая улыбка блеснула при свете костра. — Уважали здорово. Боялись, наверное. А полюбить-то тебя, должно быть, не сообразили. Угадал?

— В точку попал, солдат, — хмуро согласился Виталий Осипович, расстегивая свой полушубок. — Погоди-ка. Еще дело к тебе есть.

Он достал блокнот и долго перелистывал его при неровном свете костра. Наконец нашел какую-то старую запись.

— Вот. Есть тут на строительстве один человек: Рогов Валентин Гурьевич. Парень к машинам тянется. Направляю его к тебе в бригаду. С первого дня просится. Я ему обещал.

Комогоров снова присел около Виталия Осиповича и с удивлением заглянул ему в лицо.

— С первого дня? И ты не забыл?

— Видишь вот. Вспомнил. Слово дал — надо выполнять.

— Ну давай закурим… Знаешь что? А должно быть, солдаты тебя любили. Ты памятливый на слово.

Прикурив от костра, как на лесорубной делянке, бригадир скрылся в черном провале двери, а Виталий Осипович пошел в свою контору, размышляя обо всем, что тут наговорил этот великан. Конечно, кое в чем он прав. Много мы командуем, там, где надо просто сесть вот так у общего огонька и потолковать по душам. Потолковать, объяснить, а потом приказывать. Очень бы было хорошо, но где для этого время взять? Да и как объяснишь, когда всего не хватает на новом, необжитом месте на севере диком.

Не хватало всего. Порой Виталию Осиповичу казалось, что вся его деятельность сводится к преодолению нехваток. Не хватало рабочих, материалов, жилья, хлеба, молока для детей. Не хватало даже леса, это в тайге-то. Простаивали бетономешалки — не хватало воды на берегу полноводной Весняны. Библиотекари жаловались на бедность книжного фонда. Молодежь требовала танцплощадку, кинофильмы не два-три раза в месяц, а каждый день. Матери писали письма в облздрав о том, что детей некуда девать: мало яслей и детских садов. У магазинов, наспех оборудованных в сараях и бараках, выстраивались очереди и за дешевым ситцем, и за дорогим драпом.

Было время обеденного перерыва. Виталий Осипович увидел не совсем обычную очередь — много молоденьких девушек, одних только девушек, в рабочих ватниках и комбинезонах, осаждали ларек с галантереей. При этом они перекликались весело и звонко. Это была очень жизнерадостная очередь. Сразу было заметно, что здесь торгуют каким-то необыкновенно веселым товаром.