Откуда я иду, или Сны в Красном городе - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встретили пресвитера Илию в церкви с душой. Протоиерей Автандил со свитой показал ему все иконы. Потом помолились всем коллективом Святой Троице и Матери Божьей. Автандил окропил Илию святой водой и прочёл молитву «Отче наш». После чего священнослужители в торжественных облачениях, со священными предметами, напрестольными крестами, копием, лжицей, провели отца Илию в алтарь через Царские врата, невидимо сопровождаемые ангелами Божьими. И с того момента стал иерей Илия служителем Новотроицкого храма божьего. Деревянной церкви площадью более трехсот квадратных метров и высотой в двадцать пять метров, считая с верхнего креста.
После всех положенных процедур пошли Илия с Автандилом в кабинет настоятеля, где отдал новый священник послужное дело да ставленую грамоту на перевод в другую обитель, выпили за здравие по рюмке вишнёвой наливки и протоиерей сказал, переодеваясь в мирскую одежду, в костюм с серой полоской, остроносые модные ботинки и тонкую голубую рубаху с однотонной синей вышивкой вниз от воротника.
– В миру зовут меня Алексеем Ивановичем Морозовым. Я из Ставрополя сам. Прогнали меня. За то, что не согласен был с отношением к прихожанам самого протоиерея Евстафия. Груб он был с паствой и горделив чрезмерно. Год я изъявлял недовольство при всех священниках. Ну, он и обозлился. Служил я там простым иереем как и ты. А сюда назначен с высшим саном. Жить будешь, Виктор, сначала в гостинице нашей. С полгодика. Мы оплачиваем проживание и питание. А с жалованием твоим завтра порешим и установим. Не обидим. Номер твой в гостинице – триста двадцать третий. Ступай, отдыхай. Завтра поспевай к заутренней.
Алексей, ровесник Виктора, обнял его на прощанье. Сказал, что Господь милостив будет к новому священнику. Помолился на лик Христа, поклонился и пошел к притвору. А Виктор вышел на улицу. Шофер Гриша спал, уронив голову на руль. Они поехали в гостиницу, устроились, перекусили в буфете, да Григорий заторопился.
– Ночью мне километров сто сорок надо проскочить. А это почти цирковой аттракцион. Как хождение по канату. Дорогу-то сам видел. Я десять лет рулю, но ночью эту дорогу побаиваюсь.
Виктор Сухарев спустился к дежурной на первый этаж, узнал где в городе междугородный переговорный пункт. Оказалось, что через дом всего. Три часа он ждал пока соединят Кызылдалу с Челябинском и полчаса разговаривал с Марией, супругой.
– Боюсь я, Витя, к вам ехать, – сказала жена. – Ни кола, ни двора. Да и в Горпромторг заместителя директора вместо меня уже две недели найти не могут. Но до сентября приехать всё одно надо. Мишке в седьмой класс уже идти. Лучше сразу в новую школу. Чтобы не посередине четверти. Везде же по-своему преподают. Ещё отстанет от основной массы. Нагонять потом – травма ребёнку. Узнай, что за школа там. А квартиру когда дадут?
– Насчёт квартиры не было разговора пока. Но вряд ли ждать заставят, – Виктор говорил спокойно и уверенно.– Давайте, собирайтесь потихоньку. Звонить буду каждый день вечером. Целую. Мишке привет.
В номере он включил телевизор. Гнали какой то узбекский фильм. Детектив. Милиция на трёх мотоциклах гналась за кем-то с включенными фарами по пустым улицам.
– Новая жизнь … – сказал он вслух. – Хорошо хоть Господь тот же и все молитвы верны и правы что в Челябинске, что в этом убогом земном уголке. Ничего. С Божьей помощью да осилим перелом в судьбе.
Он улыбнулся, прилёг на кровать, хотел угадать, поймают милиционеры преступника или упустят. Но не успел. Задремал незаметно и уснул крепко.
Как после трудного боя проваливаются в сон усталые измученные солдаты.
2. глава вторая
Степную осень Виктор Сухарев в шестьдесят пятом году перенёс впервые в жизни, причём именно «перенёс». Как тяжелую гриппозную инфекцию. В его родном Челябинске с сентября по декабрь только мелкий тихий дождик да снег ранний немного отвлекали население от наработанного ритма жизни. А в городе не было больших луж по причине правильной укладки асфальта и тротуаров с ливнёвками. Излишки воды сразу исчезали в подготовленных для этого местах и резиновых высоких сапог в городе вроде бы вообще никто не имел. Дожди не мучили население неделю подряд, а снег мгновенно расчищали работяги горкоммунхоза тракторами с крутящимися проволочными мётлами, лезвиями грейдеров и деревянными лопатами.
Дворников, молодых и крепких студентов, которым стипендий для жизни было мало, трудилось столько, что из них можно было при надобности сколотить добавочно ещё с десяток сборных города по вольной борьбе или тяжелой атлетике. Они чистили дворы и улицы от мусора да листьев с невероятной скоростью, незаметно, ночами длинными. И челябинцы искренне верили, будто ни окурка никто не бросил ни разу мимо урны, ни фантика от конфетки, будто и листопада долгого просто не бывает, а все берёзы, тополя, липы, осины, клёны и вязы договариваются и скидывают листву ночью двадцать пятого октября.
Причём двадцать шестого числа до начала рабочего дня Хозяйка Медной горы – прекрасная и холодная, как её царство, одним махом волшебного рукава малахитового своего платья выметает листья в ущелья близких таинственных гор Уральских, где они всю зиму кормят древнюю заповедную землю и готовят её к сытой весне. А она нарядится в яркие радостные цветы и спустится в города. Сказочное это место – Урал. Страна легенд, волшебников, колдунов и чудес, обнаруженных когда-то светлым человеком Павлом Бажовым.
А вот степные дожди сразу забывали, когда они начали сливаться с туч и понятия не имели – когда небеса решат, что налили воды на природу уже достаточно да можно хоть неделю передохнуть. Лужи в степи, на больших деревенских дворах и дорогах ничем не отличались от маленьких озёр, в городе Кызылдале ветер таскал воду и по земле, и по воздуху, забивая струями все щели в домах, на тротуарах, в одежде трудящихся, бегущих на работу и обратно. Бегущих – неверно сказано. Люди плыли по красной жиже, работая резиновыми сапогами и руками с сумками и портфелями как вёслами. Зонты никто не носил, поскольку ветры в городе за минуту меняли направление раз пять, и зонт-парус мог унести даже крупного мужика совсем не туда, куда он пытался побыстрее продраться сквозь липкую, ну, прямо как смазка на ленте для ловли мух, бокситовую жижу.
Отец Илия на первой неделе разгула коварных осенних степных дождей, да ещё с ветром над красной вязкой почвой, несколько раз, быстро проплывая по грязи красной из гостиницы, промахивался мимо церкви, потому как его никто не успел предупредить, что нельзя брать зонт, нельзя надевать широкополый плащ, что сапоги надо выбирать с очень глубоко рифлёной подошвой и никогда не перемещаться по центру улицы. Только поближе к зданиям. Тогда появлялся шанс зацепиться за подоконник или угол стены, передохнуть и скорректировать направление движения, сильно изменённое косым дождиком и шумным как пылесос ветром.
У церкви не было забора, острый низкий ветер выдирал священника с зонтом из пробитой предшественниками клейкой колеи и тянул в другую сторону так, что ногами можно было не двигать и не упираться. Бесполезно. Останавливался отец Илия только там, где порыв стихал минуты на две-три. Времени, чтобы перенаправить тело на нужный курс хватало, а вот удержаться в выбранном направлении могло повезти, а могло развернуть и перебросить туда, где ты уже был полчаса назад. Вся эта пытка у слабых убивала веру в себя и тесную дружбу природы с человеком. Сильных хляби небесные и земные только бодрили и делали ещё сильнее да крепче духом.
Сухарев Виктор, мощный спортивный мужчина, покуда не приноровился к своеобразному поведению земных стихий, осенних, зимних и остальных, и очень нервничал. Его досель идеально уравновешенную психику очень сильно сотрясала невозможность управлять собой практически без серьёзных причин. Ну, дождик моросящий крохотными
