Серебряный остров - Николай Корнеевич Чуковский

Казалось невероятным, чтобы домик, в котором они жили до войны, уцелел. А между тем две недели назад они неожиданно получили письмо от своей бывшей соседки Агаты, в котором она писала, что вернулась домой, в свою комнату, и ждёт их, и они снова будут соседями. Коля хорошо помнил эту Агату. Агата была толстая девушка с огромной светлой косой толщиной в руку. Она любила колоть дрова, забивать гвозди, и колин папа постоянно подшучивал над её силой. Коля всегда кидался к ней сразбегу, и она хватала его за бока и подымала на руках в воздух. Агата жила с ними в одной квартире, и комната её была рядом с их комнатой. Она пишет, что вернулась в свою комнату. Значит, и их комната уцелела.

Дом их стоял не в самом городе, а в слободе, тянувшейся на несколько километров над рекой. Берег там был низкий, сыроватый, и огромные ивы росли между домами. И когда Коля с горки глянул вниз и увидел серебристо-зелёные шапки ив и красные крыши между ними, он вскрикнул и побежал. Он понял, что слобода уцелела.

Мама побежала тоже, и они оба бежали с горки, забыв, что человек, который нёс вещи, мог скрыться, похитив всё их имущество. Коля, конечно, бежал впереди. Нет, не вся слобода уцелела. Булочная, которая была здесь, на углу, сгорела. Но вон тот дом стоит, и вон этот. Какие они стали маленькие, эти дома, словно съёжились, — наверно, от того, что Коля вырос! Вот и знакомый забор. Вот ворота.

Коля влетел в ворота, на двор родного дома. Ива, растущая возле крыльца, простирала свои ветви почти над всем двором, заслоняя небо. Коля хотел взбежать на крыльцо. Но на крыльце стояла небольшая худенькая женщина со свёрнутой из газеты самокруткой во рту. Сизый махорочный дым висел над ней. Она так странно и пристально посмотрела на Колю, что он остановился.

Во двор вбежала мама. Она вскрикнула и кинулась на крыльцо к незнакомой женщине. Они обнялись.

III

— Агаточка, это ты?! — воскликнула мама, целуя женщину на крыльце, и заплакала.

Женщина кинула самокрутку на землю и заплакала тоже.

Коля стоял под ивой, оцепенев. Он не знал: верить или не верить. Он не находил ни одной общей черты между той, толстой, белозубой, румяной девушкой с длинной косой, которую он помнил, и этой, стриженой, курящей, не очень уже молодой женщиной. Мама повернула к нему своё мокрое от слёз лицо и сказала: 

— А это Коля. Вырос, правда?

Женщина на крыльце торопливо вытерла платком глаза и тоже повернулась к Коле.

— Он стал очень похож на… — сказала она и, не договорив, осеклась.

Она чуть было не помянула о погибшем колином отце и испуганно взглянула на маму.

Мгновенная тень мелькнула в маминых глазах и сразу исчезла.

— Коля, ты не узнаешь Агафью Тихоновну? — сказала мама. — Пойди, поздоровайся.

Коля подошёл. Агата поцеловала его в лоб. Тут только он узнал её. У неё была милая ямочка на подбородке, такая, как прежде, и серые широко расставленные глаза.

Человек с вещами вошёл во двор и остановился под ивой.

Мама совсем забыла о нём и не заметила его. Он поставил корзины на землю, снял кепку и сказал, чтобы обратить на себя внимание:

— Здравствуйте, Агафья Тихоновна. Вот привёл вам путешественников.

— Здравствуйте, Архипов, — сказала Агата.

Мама подошла к нему, раскрыла сумочку и спросила, сколько она должна.

Но он словно не расслышал и спросил Агату:

— Вы завтра Виталия Макарыча увидите?

Агата кивнула.

— Скажите ему, что пока ничего нет.

— Ничего нет? — спросила Агата.

— Сколько же вы хотите? — повторила мама.

Он ласково посмотрел на неё.

— Я у вас не возьму, — сказал он, — я так, по соседству.

— Ты разве не помнишь мальчиков Архиповых? — спросила Агата маму. — Они учились у…

— А! — воскликнула мама. — Где же ваши мальчики?

— Убиты, — сказал Архипов.

—  Оба?

— Оба.

Он попрощался, надел кепку и ушёл.

— А я-то боялась, как бы он вещи не украл! — сказала мама огорчённо.

Комната мамы и Коли оказалась совершенно пустой — ни кровати, ни стола, ни стула. Агата сказала, что у неё есть кушетка, лишняя, и эту кушетку можно пока поставить к ним в комнату. Но мама решила, что нужно прежде всего вымыть пол и окна. Она всегда всё начинала с мытья. Коля схватил ведро и побежал к колодцу с журавлём. Колодец был совсем такой, как прежде, и когда журавль заскрипел, Коля вздрогнул от радости: так скрипел один только этот журавль на всём свете. А между тем по дому уже разносился запах подсолнечного масла: Агата жарила картошку на всех. Они наскоро пообедали в агатиной комнате, где на столике перед зеркалом лежала большая куча серожёлтого табака самосада. Потом мама разулась, подоткнула юбку и принялась за мытьё. Вода разбежалась по стёртым половицам. Стёкла визжали под мокрой тряпкой.

Коля сидел в углу на корзине, а Агата стояла в дверях и курила.

— Отчего ты так много куришь? — спросила мама.

— С тоски, — сказала Агата.

Нервным, порывистым движением руки она поминутно откидывала волосы, падавшие на лоб. Говорила она мало. Рассказала только,