Гоблины. Пиррова победа - Андрей Константинов

— Слышь, ты, сказитель народный! — грубо перебил Григорий. — Кончай уже со своими присказками, давай ближе к делу.

— Гриша, помолчи! Не видишь, у человека возникла потребность выговориться? — одернул коллегу Мешок. — Дойди лучше до официанта, сделай заказ. А то жрать хочется — аж скулы сводит.

— А и то. И схожу, — Холин подхватил меню и направился к стойке.

— В общем, очень быстро Машка начала приносить эксклюзивные темы, — продолжил исповедь Геннадий Антонович. — У нее появились эксклюзивные источники во всех силовых ведомствах. То, что у меня нарабатывалось годами, она умудрилась создать за каких-то несколько месяцев. Но это не было с ее стороны проявлением особого журналистского дара, таланта! Вовсе нет! Просто Цыганкова очень умело пользовалась всеми этими бабскими приемчиками — тут пуговичку расстегнет, здесь юбочку невзначай задерет. Одному глазки строит, другому — губки бантиком сложит. Ходили слухи, что она даже спала с милицейским руководством в обмен на доступ к закрытой информации. — Трефилов увлеченно фантазировал, на ходу сочиняя все новые и новые подробности глубоко и безнадежно порочной, по его версии, жизни журналистки Цыганковой. Сваливая в одну кучу местечковые слухи и заведомую ложь, он уже и сам начинал верить в то, что Машка переиграла его на профессиональном поле исключительно за счет активного и целевого использования первичных половых признаков и сугубо женских подходцев, которые похитрее муровских будут. — …В итоге всего через полгода Машку поставили на руководство службой расследований, а меня отправили в почетную ссылку в отдел экономики. Представляете, меня! Обладателя «Золотого пера — 2001»! — Трефилов страдальчески закатил глаза и потянулся за очередной сигаретой. — Ну а дальше — больше…

…Насильно доставленные в застенок подвала понятые жались к сырой кирпичной стенке и наблюдали за происходящим с неподдельным ужасом. Двое задержанных всё это время продолжали лежать на бетонном полу, пугая своей неподвижностью. Так что один из понятых всерьез принял их за покойников. А настойчивое милицейское «будьте любезны, пройдемте с нами на минуточку» расценил как необходимость соблюсти формальности путем подписания акта о приведенном в исполнение приговоре.

— Граждане понятые! — зычно скомандовал старший. — А теперь смотрим и фиксируем крайне внимательно! Коля, Дима — давайте.

— А какой ящик? — шагнули из полусумрака двое, комплекцией своей много больше тянувшие на уважительное прозвище «гоблины».

— Да любой.

Два бойца аккуратно опустили на пол один из верхних ящиков ближайшего ряда и щелкнула замками. Их коллеги невольно подались вперед, заслонив тем самым представшее взорам содержимое от глаз Вучетича. В следующую секунду на подвал обрушилась странная, полным и безоговорочным триумфом никак не оправданная, гнетущая тишина.

— Не понял? — недоуменно произнес старший, которому по должности было положено первым наступить на горло воцарившемуся всеобщему молчанию — Это что за хрень?…

— …Понятно, — мрачно кивнул Андрей, после того как Трефилов, выдохшись, взял очередную паузу. — И тогда вы, Геннадий Антонович, взалкали былой славы и взревновали к чужой?

— Меня добило ее недавнее интервью в англоязычной версии журнала «Форбс». Эту пустышку, эту соску сопливую назвали восходящей мегазвездой расследовательской журналистики! Чуть ли не преемницей покойной Политковской! — с неподдельной болью произнес Трефилов. — Машка там вовсю распускала хвост и на голубом глазу заявляла, что для нее нет запретных тем. Что она ничего не боится и готова в любом расследовании идти до конца… Вот я и решил ее слегка напугать. Чтобы спесь сбить да гонору поубавить. А там, глядишь, чем черт не шутит, может, она и вправду бы решила уйти в более спокойный отдел. В идеале — в другое издание. Чтобы глаза мне более не мозолила. И вообще.

— С фотосессией на фоне входной двери квартиры Цыганковой — ваша идея?

— Это Ковальчук придумал. Он вообще мастер на такие придумки.

— Я смотрю, ты не особо удивился, когда Андрей рассказал о его аресте? — напомнил Холин.

— Я… Я догадывался о чем-то подобном.

— И давно догадывался?

— С позавчера.

Из дамской комнаты вышла Ольга и вопросительно посмотрела на Мешка. Спрашивая глазами: «Нам как, уже можно вернуться? Или еще подождать?»

— Всё, Геннадий Антонович, — подвел черту Андрей. — Можешь быть свободен. Пока.

Удивлению Трефилова не было предела:

— Как? А разве вы не будете меня… арестовывать?

— Я сказал, уйди с глаз моих! — перекосивившись от нахлынувшего на него чувства омерзения, рявкнул Мешок. — После договорим.

— Давай-давай, топай. Пока твои девки не порвали тебя на клочки на тряпочки, — насмешливо прищурился Холин.

Ужаснувшись подобной перспективе, Трефилов принялся торопливо вылезать из-за стола.

— Только не вздумай сбегать, — предупредил Мешечко. — Этим поступком ты лишь усугубишь свою карму. А она у тебя сейчас… Хреновая, короче, у тебя карма.

Рачительный Холин обвел взглядом принесенные официантом закуски и как бы невзначай поинтересовался:

— Дружище, а ведь нехорошо это.

— Что нехорошо? — втянул голову в плечи Трефилов, ожидая очередного разоблачительного удара.

— Ты девушку в ресторан на обед пригласил. Так?

— Так.

— А сам уходишь, не расплатившись. Вот я и говорю, нехорошо.

Геннадий Андреевич пошарился в бумажнике и выложил на стол тысячную купюру:

— Теперь я могу уйти?

— Нет. Не можешь.

— Почему.

— Потому что к девушке неожиданно присоединились две подруги. За себя, так уж и быть, мы с Андреем Ивановичем расплатимся сами.

Трефилов покорно присовокупил к выложенной тысяче еще две схожие по номиналу бумажки.

— Вот это по-нашему, по-гусарски! — удовлетворенно крякнул Холин. — Всё, теперь свободен. Ступай — и не греши больше.

Бесконечно несчастный, сгорбленный и раздавленный журналист-неудачник уныло поплелся на выход. Привыкшему за годы нескончаемой конкурентной борьбы за выживание к беспринципности, а порою и жестокости по отношению к коллегам по профессии, Трефилову сейчас было невыносимо жаль. Нет-нет, жаль вовсе не по собственной глупости содеянного.

Ему было невыносимо жаль себя…

— …И что же нам теперь делать? — отчаянно спросила Цыганкова, дождавшись, наконец, момента, когда мужчины окончательно насытятся.

После того как с уходом Трефилова девушки вернулись за стол, Мешечко, предваряя неминуемые расспросы, объявил, что для начала им следует хорошенько подкрепиться. Поскольку они с Холиным за сегодняшний день «ничего, окромя кофе и сигарет, еще не ели». А когда «мы ем — мы глухи и нем». Так что последующие двадцать минут представительницы прекрасного пола, которым в свете состоявшихся драматических событий кусок в горло не лез, провели в томительном ожидании и в гнетущей тишине. Нарушаемой разве что бухтением подвешенного к потолку заведения телевизора.

— Что делать? — переспросил Андрей, вытирая рот салфеткой и расслабленно откидываясь к мягкой спинке диванчика. — «А вот это вопрос! Ты же меня, Шарапов, без ножа этим вопросом режешь!» Но если серьезно — тема фиговая. В понедельник мы с шефом должны лично докладываться по ней Владиславу Юрьевичу. И что прикажете докладывать? К вам приезжала программа «Розыгрыш»? Первое апреля затянулось? Сотрудники Обнорского развлекаются?

— Кошмар! — схватилась за голову репортерша Иванова. — Стыд-то какой!

— А если за эту историю пронюхают эфэсбэшники, они этого вашего Трефилова запросто могут до кучи. Окучить, — подлил масла в огонь Холин.

— А я, если про эту историю узнают конкуренты «Явки с повинной», уверена, что их восторг будет неописуемым, — вколотила последний гвоздь Прилепина.

— Но лично я, Ольга, считаю, что так им и надо. Пущай огребают. А то — не редакция популярной газеты, а самый натуральный детский сад. Ясельная группа.

— Андрей Иванович! Придумайте что-нибудь! Я знаю, вы можете! Пожалуйста! А я… А мы для вас за это… Любое желание!

— Три, — напомнил Холин. — Я говорю, в сказках обычно три желания исполняют.

— Хорошо. Андрей Иванович, я согласна. Пусть будет три!

Горящие Машины глаза затянулись чарующей поволокой. Она посмотрела на Мешка ТАК, что со стороны мимолетно показалось, что если Трефилов и преувеличивал, рассказывая о «методах работы» Маши Цыганковой, то не слишком. Заметив, как чары девичьего гипноза медленно, но верно начинают действовать на Андрея, Прилепина поспешила вмешаться:

— Если за оставшиеся четыре дня мы не сможем придумать удобоваримую версию, начальнику Главка придется рассказать всю правду. Какой бы дурацкой она ни была.