Назад в СССР - Валерий Рожнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Опасно. Там собирается всякая шпана. Урки. Ты что, не знал?
– А я должен знать?
Антон поставил стул обратно за стол и прошелся по комнате, повернулся.
– Я что, уже не могу там погулять?
– Почему тебя так тянет туда? – спросила Наташа.
Антон остановился и пожал плечами:
– Мне просто нравится это место.
– Тебе повезло еще в этот раз, – сказал Виктор, усмехнувшись. – Одежду не сняли.
– Да, прогресс есть. В погреб я тоже не свалился…
Антон поднял руки и помассировал пальцами себе виски.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Наташа.
– Паршиво.
– Тебе надо отлежаться хотя бы пару дней.
– Наверное.
– Помочь тебе дойти до постели? – спросил Виктор.
– Не надо. Я сам доковыляю.
– А завтракать не будешь? – спросила Наташа.
– Нет. Я не голоден.
Антон пошел в свою комнату и закрыл дверь. Лег на кровать, закрыл глаза и попытался заснуть. «Что я сделал не так? – думал он. – Что?»
Он перевернулся на другой бок.
«Мне надо найти свою ошибку, все тщательно проанализировав».
Он открыл глаза и стал размышлять, следя глазами за мухой на потолке, словно от нее что-то зависело. Но сколько бы он ни думал, ничего на ум не шло. Выходило, что он все сделал правильно.
А может, перемещение во времени происходило в определенный день? Раз в неделю, например. По вторникам. Или по четвергам. А может, раз в месяц?
А может, раз в год?
А может, раз в десятилетие?
Лоб Антона покрылся холодной испариной.
Нет, успокоил себя он. Все дело в какой-нибудь мелочи, чепухе…
Он перевернулся на спину, закинул руки за голову и опять стал вспоминать все в мельчайших подробностях, с того момента, как он появился в переулке…
Тем временем Виктор пересел на стул Антона, ближе к Наташе.
– Посмотри на него, – зашептал он, указав рукой на дверь, – это же алкаш. Подзаборная пьянь. Кому ты помогаешь? Зачем?
– Но мы должны помогать людям. Разве нет?
– Его место в сумасшедшем доме!
– Просто на него много всего свалилось. Не каждый это выдержит.
Виктор встал, в его глазах заметались искры, как при коротком замыкании.
– Знаешь, это я уже начинаю не выдерживать!
– Не злись! Он не сделал тебе ничего плохого.
Виктор сел обратно на стул и придвинулся ближе.
– Он глаз с тебя не сводит, – сказал он трагически.
– Не преувеличивай.
– Серьезно. Я наблюдал за ним.
– А я не заметила.
– Потому что ты наивна.
– Я не наивна. Просто человеку плохо. Я не могу отказать ему в помощи.
Виктор снова встал и аккуратно задвинул стул за обеденный стол.
– Ладно, мать Тереза, я пошел. Но знай – я ему не доверяю! – Он рубанул рукой воздух.
– Я провожу тебя.
– Не надо. Я сам найду дорогу.
Виктор пошел в прихожую. По дороге думал – хлопнуть или не хлопнуть дверью? Он хотел быть мужчиной и очертить свою территорию, расставив, где надо, красные флажки, но при этом не впадать в истерику. Но так ничего и не придумав, он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. В конце концов он не чета этому алкашу.
Антон заснул и проспал несколько часов. Наташа постучала в дверь, и он проснулся. Лежал с закрытыми глазами.
– Да, – сказал он.
Наташа приоткрыла дверь и, стоя на пороге, спросила:
– Есть хочешь?
– Немного.
Она ушла и вскоре вернулась с подносом, на котором были чай в чашке и несколько бутербродов с сыром. Антон сел на кровати и поставил поднос себе на колени. Начал есть.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась она.
– Как птица Феникс.
– Все в порядке?
– Мне уже лучше. Ничего не болит.
– Хорошо.
Антон отхлебнул чай и поднял голову:
– А ты? Не будешь есть?
– Я уже позавтракала. Мне надо на работу идти.
– Все эти сольфеджио…
– Да, – ответила она, улыбнувшись.
Антон поставил поднос на кровать.
– Знаешь, я тут валяюсь без дела, может, что-нибудь сделать по дому?
– А что ты умеешь, кроме поиска неприятностей?
– Ну, гвоздь в стену могу забить, если надо…
– А что еще?
– Еще? Ну, например, я могу тебя встретить после работы и защитить от хулиганов.
– По-моему, ты самый большой хулиган в городе.
– Значит, ты не против, чтобы я встретил тебя после работы?
Она пожала плечами:
– Обычно меня Виктор встречает.
– Ясно…
Антон погрустнел и сжал губы.
– Но дело не в этом, – наконец произнесла Наташа.
Антон поднял голову.
– А в чем?
– Ты рискуешь своей свободой. Твои фотографии развешаны по всему городу. Тебя могут поймать и засадить в психушку. И ты уже оттуда не выберешься.
Антон помолчал.
– Я знаю…
– И ты не боишься?
– Нет… Уже нет.
Наташа встала со стула и пошла к двери. Остановилась и, не поворачиваясь, сказала:
– Я заканчиваю в шесть часов.
Потом вышла из комнаты, скрипнув половицами.
Ровно в шесть часов вечера Антон поджидал Наташу, сидя на лавочке у музыкальной школы. Вокруг бегали дети. Заходящее солнце лежало на траве, стенах училища и памятнике Чайковскому. Петр Ильич расположился в кресле и держал в руке партитуру, на которой сидел голубь и ворковал в поисках подруги. Появилась Наташа. Она быстро спустилась по ступенькам и подошла к Антону.
– Привет.
– Привет.
– Долго ждал?
– Минут десять разглядывал Чайковского.
– Понравился памятник?
– Да.
– Обожаю Чайковского. Особенно его последнюю симфонию.
– Он посвятил ее своему другу.
– Другу?
– Любовнику.
– Что?!
– Он ведь был гей, – сказал Антон, удивившись реакции Наташи.
– Петр Ильич Чайковский был геем? – переспросила она шепотом.
– Ну да. Это все знают.
– Первый раз слышу.
Она казалась обескураженной. То, что сказал Антон, ее явно расстроило.
– В его произведениях столько чувств, любви… – пробормотала она.
– К юношам, – добавил Антон.
– Не говори так. Вокруг дети.
Наташа оглянулась. Антон посмотрел на гоняющихся с визгом друг за другом детей.
– Когда они вырастут, – Антон кивнул на них головой, – гомосексуалисты будут вступать в законные браки, усыновлять детей и ходить в центр города на гей-парады.
– Что ты такое говоришь?
– Да. Разве ты против этого?
– Я?
– Да.
– Не знаю…
Оба помолчали. Бронзовый Чайковский смотрел на партитуру и пытался прочесть ноты. Голубь взмахнул крыльями и полетел на крышу музучилища, где собирались его собратья.
– Ладно, мы можем пойти незаметно для всех? – спросил Антон, посмотрев по сторонам. – А то эти фотографии на стенах…
– Ты видел?
– Да.
– Мне жаль.
Наташа взяла Антона за руку, и они медленно пошли по улице.
– Я что – так плохо выгляжу? – спросил он.
– Да нет, нормально…
– Я сорвал сколько смог. В общем, когда лицо заживет, я сниму повязку, и можно будет ходить свободно. Никто не узнает. А пока…
– Пойдем через парк. Там вряд ли на тебя обратят внимание.
– Хорошая мысль!
Они пошли через городской парк по тенистым дорожкам, среди лип, лиственниц и вековых сосен. Солнце, пробиваясь сквозь кроны, прихотливыми узорами ложилось на землю, усыпанную песком и иголками.
– Смотри, какие темные аллеи, – сказала Наташа.
– Звучит как название сборника рассказов Бунина, – заметил Антон.
– Он хоть не был геем? – засмеялась девушка.
– Нет. Он был нормальным мужиком. Но лесбиянкой оказалась женщина, в которую он был влюблен.
– Что?
– Она ушла от него к другой женщине. Бунин был безутешен.
– Не может быть!
– Да.
Наташа остановилась и нахмурилась.
– Ты, наверное, все выдумал и про Чайковского, и про Бунина.
– Если бы…
– Да врешь ты все!
Антон взял Наташу под руку, и они пошли дальше. Гуляющих в парке было немного, и никто не обращал внимания на них. Они молчали.
– Ты считаешь меня сумасшедшим? – неожиданно спросил Антон.
– Ты ударился головой в погребе. Это я виновата.
– Скажи честно – я сумасшедший?
– Я так не думаю. Просто ищу объяснение твоему поведению.
– И находишь?
– Конечно!
– Какое?
– С некоторыми людьми, после того как они сильно ударятся головой, происходят странные вещи… Одни начинали говорить на языках, которых не знали. Другие – играть на музыкальных инструментах, хотя не имели слуха… Правда, это случается крайне редко…
– Всегда мечтал научиться играть на гитаре, – заметил Антон.
– А недавно я читала про крестьянку, живущую в горной перуанской деревне, – продолжила Наташа. – Она ударилась головой обо что-то, а когда пришла в себя, заговорила на чистом английском, как выпускник Кембриджа. Представляешь?
– Хорошо приложилась!
– Этот феномен широко изучен мировой наукой. Недавно этому была посвящена целая передача по телевизору.
– Что за передача?
– «Очевидное – невероятное».
– «Очевидное – невероятное»… – пробормотал Антон. – Да. Это про меня…