Испытание Ричарда Феверела - Джордж Мередит

«Никакая женщина тут не замешана! — думал баронет. — Он бы ведь тогда и домой скакал так же быстро, как туда, — заключал глубокомысленный сердцевед, — если бы здесь была замешана женщина. Он стал бы избегать больших пространств, он искал бы тени, уединения, тишины. Стремление к просторам говорит о душевной пустоте и о беспредметной жажде: когда нами овладевает любимый образ, хочется мчаться вперед и, как вору, укрыться где-нибудь в лесной чаще».

Адриен в очередном донесении обвинил своего ученика в неистово проявившемся вдруг цинизме.

— Этого следовало ожидать, — сказал баронет, — все это я предвидел. В этот период необузданный аппетит сочетается с привередливым вкусом. Только лучшее из лучшего и притом без каких-либо ограничений утолит этот голод. А по сути дела его утолить нельзя. Отсюда и вся горечь. Жизнь не в состоянии предоставить ему подходящую пищу. Заложенные в нем начала силой своей и чистотой достигают едва ли не божественных высей и бродят там, окруженные необъятным пространством. Поэзия, любовь и тому подобное — все это лекарства, которые земля может предложить возвышенным натурам, тогда как натурам низменным она предлагает распутство. Горечь эта — знак того, что тот утилитаризм, который сейчас в воздухе, не властен над ним. И надо, чтобы он его не коснулся!

Перед титанами, которым предстояло приступом взять Олимп, стояла, должно быть, менее трудная задача. Пока, во всяком случае, никак нельзя было сказать, что Система сэра Остина потерпела фиаско. Напротив, она возвышала юношу, он был статен, умен, воспитан и, как многозначительно замечали дамы, неиспорчен.

— Где вы найдете еще другого такого? — спрашивали они.

— Ах, если бы, — сказала, обращаясь к сэру Остину, леди Блендиш, — если бы мужчины не были испорчены перед тем, как соединить свою судьбу с женщиной, насколько иначе выглядели бы многие браки! Счастлива будет та девушка, которая сможет назвать Ричарда своим мужем.

— Да, она будет счастлива! — воскликнул язвительный баронет. — Но где же мне найти невесту, что была бы достойна моего сына?

— Я, например, была не испорчена в мои девические годы, — заметила его собеседница. Сэр Остин только поклонился: на этот счет у него было особое мнение.

— По-вашему, что же, невинных девушек не бывает?

Сэр Остин любезно заявил, что девушка не может не быть невинной.

— Ну уж нет, вы отлично знаете, что это не так, — сказала леди Блендиш, топнув ножкой, — и тем не менее я все же уверена, что они менее испорчены, чем юноши.

— Это потому, что их так воспитали, сударыня. Теперь вот вы видите, как много значит для юноши воспитание. Может статься, когда моя Система увидит свет, или же — выразимся скромнее — когда она найдет себе применение, равновесие восстановится, и наши юноши будут высоконравственными.

— Мне уже поздно надеяться, что один из них станет моим мужем, — ответила леди Блендиш и, надув губки, рассмеялась.

— Для женщины красивой никогда не бывает поздно пробудить в мужчине любовь, — возразил баронет, и оба они немного по этому поводу пошутили. Они приближались к Приюту Дафны; потом зашли внутрь и сидели там, наслаждаясь прохладой летнего вечера.

Баронет был, по всей видимости, в шутливом настроении, в то время как собеседницу его влекло к серьезному разговору.

— Я буду снова верить в рыцарей короля Артура, — сказала она. — Когда я была девочкой, я о таком мечтала.

— И что же, рыцарь этот странствовал в поисках Святого Грааля[37]?

— Если хотите, да.

— И выказал хороший вкус, свернув в сторону ради более реальной святой Блендиш?

— Конечно же, вы ведь даже не в состоянии представить себе, что все могло сложиться иначе, — вздохнула леди Блендиш, начиная раздражаться.

— Я могу судить только по нашему поколению, — сказал сэр Остин, почтительно склонив голову.

Леди Блендиш поджала губки.

— То ли мы, женщины, обладаем большим могуществом, то ли вы, мужчины, очень слабы.

— И то и другое, сударыня.

— Но каковы бы мы ни были — пусть даже мы гадкие, да, гадкие! — мы любим в мужчинах и прямоту, и силу, и душевное благородство, и когда мы встречаем в них эти качества, мы бываем верны и готовы умереть за них… да, умереть. Но что там говорить! Мужчин вы знаете, а женщин нет.

— Наделенные такими достоинствами рыцари, смею заметить, должны быть людьми молодыми, не так ли? — спросил сэр Остин.

— Старыми или молодыми, все равно!

— Но если они стары, то вряд ли они будут способны на подвиг?

— Любят их такими, какие они есть, а не их деяния.

— Ах, вот оно что!

— Да, вот оно что, — сказала леди. — Разумом можно подчинить женщин, сделать их рабынями; что же касается красоты, то они поклоняются ей, пожалуй, не меньше, чем вы. Но чтобы полюбить и выйти замуж, они должны повстречать человека благородного.

Сэр Остин задумчиво на нее посмотрел.

— И вам, что же, встретился в жизни рыцарь, о каком вы мечтали?

— В ту пору нет, — она опустила глаза. Все было разыграно как по нотам.

— И как же вы перенесли постигшее вас разочарование?

— Я мечтала о ребенке. В тот самый день, когда на меня надели длинное платье, я пошла к алтарю. Я не единственная девушка, которая за один день сделалась женщиной и отдала себя живоглоту, вместо того чтобы ждать настоящего рыцаря.

— Боже милосердный! — воскликнул сэр Остин. — Сколько тягот достается на долю женщин!

Тут они поменялись ролями. Леди повеселела, меж тем как баронет сделался серьезным.

— Видите ли, такова наша доля, — сказала она. — И у нас есть свои развлечения. Если мы исполняем свой долг — производим на свет детей, то это, как и сама наша добродетель, за все нас вознаграждает сполна. К тому же, как у вдовы, у меня есть поразительные преимущества.

— И чтобы сохранить их, вы решили остаться вдовой?

— Ну конечно, — ответила она, — мне не приходится заботиться о том, чтобы латать и сшивать из кусков ту тряпку, которая в свете зовется репутацией. Я могу сидеть целыми днями у ваших ног, и до этого никому нет дела. Разумеется, и другие поступают так же, но то — женщины эксцентричные, они эту тряпку выкинули вон.

Сэр Остин придвинулся к ней ближе.

— Из вас вышла бы замечательная мать, сударыня.

В устах сэра Остина слова эти означали, что он действительно ухаживает за нею.

— Какая жалость, — продолжал он, — что вы ею не стали.

— Вы так думаете? — спросила она смиренно.

— Мне бы хотелось, — снова заговорил он, — чтобы у вас была дочь.

— Вы что, сочли бы ее достойной Ричарда?

— Наши крови, сударыня, тогда бы слились воедино!

Леди стукнула зонтиком по носку.

— Но я ведь уже мать, — сказала она. — Ричард — это мой сын. Да! Ричард — это мой мальчик, — повторила она.

— Зовите его нашим сыном, сударыня, — любезно добавил сэр Остин и наклонил голову, готовясь услышать из ее уст слово, которое она, однако, решила то ли вообще не произносить, то ли отложить до другого раза. Взгляды их устремились на догоравший закат, и тогда сэр Остин сказал:

— Если вы не хотите произнести слово «наш», то я это сделаю сам. И коль скоро у вас есть, как и у меня, притязания на Ричарда, то я хочу рассказать вам, какой замысел у меня недавно возник.

В том, что было рассказано о пресловутом замысле, при всем желании нельзя было уловить и тени предложения. Однако оказать женщине доверие для сэра Остина само по себе уже было равносильно тому, чтобы ей это предложение сделать. Так думала леди Блендиш, и об этом говорила ее мягкая проникновенная улыбка, когда, слушая эти слова, она потупила взор. Речь шла о женитьбе Ричарда. Ему было уже около восемнадцати лет. Жениться он должен будет тогда, когда ему исполнится двадцать пять. За это время надлежит подыскать для него в одном из английских семейств молодую девушку на несколько лет моложе его, которая составит во всех отношениях подходящую для него партию — имелось в виду воспитание, натура, благородная кровь (о каждом из этих качеств сэр Остин распространялся превыше меры), для того чтобы она могла стать женою столь совершенного во всех отношениях юноши и принять на себя почетную обязанность участвовать в продолжении рода Феверелов. Далее баронет сказал, что собирается незамедлительно приступить к делу и посвятить первой попытке этих матримониальных поисков по крайней мере месяца два.

— Боюсь, — сказала леди Блендиш, когда проект этот оказался развернутым перед нею во всей своей полноте, — что вы поставили себе нелегкую задачу. Вам не следует быть чересчур требовательным.

— Я это знаю. — Баронет покачал головой, и вид его в эту минуту вызывал жалость. — Даже в Англии такую девушку будет очень трудно найти. Но я же ведь не ставлю никаких сословных ограничений. Говоря о крови, я имею в виду незапятнанную, а отнюдь не ту, что вы называете голубою кровью. Мне думается, что многие семьи среднего сословия нередко проявляют больше заботы о детях, да и оказываются более чистокровными, нежели наше дворянство. Укажите мне одну из таких вот богобоязненных семей, в которой подрастает дочь — я предпочел бы, чтобы у нее не было ни сестер, ни братьев, — которую родители воспитывают так, как надлежит воспитывать истинную христианку, ну, скажем, так, как воспитываю сына я, и пусть у нее не будет ни гроша, я готов буду обручить ее с Ричардом Феверелом.