Студенты. Книга 2 - Анатолий Аргунов

— А тем, что она плачет по ночам, как и другой ваш кумир, недавно умерший от передозировки снотворного, Майкл Джексон. Они глубоко несчастные люди, у которых нет семьи, друзей. А что есть? Бизнес, борьба за рейтинги, за престижные премии «Грэмми», «Оскар». Деньги, деньги… Но рано или поздно они кончаются, и тогда вчерашние кумиры становятся никому не нужны. И тут приходит отчаяние, которое они пытаются заглушить наркотиками, водкой, безумным образом жизни.

— Профессор, ну если у кумиров все так плохо кончается, зачем же тогда тысячи новых и новых людей стремятся занять их место? Зачем ночные бабочки летят на свет? Так и люди, им кажется, что именно им повезет! Они разбиваются, они гибнут, но летят и летят, чтобы стать кумиром. Миллионы поклонников! Ради этого стоит прожить хоть и коротко, но ярко! Майкл Джексон умер, а миллионы поклонников по всему миру плачут, подражают ему. Он для них больше, чем Бог! Выше любой морали и денег, они готовы жизни отдать, чтобы их кумир ожил. Разве этого мало?

Савва Николаевич слегка оторопел. Надо же, как сильна власть идеи! Майкл Джексон не что иное, как новая идея старой, уставшей от богатства и постоянного страха Америки. Ей хочется чувствовать себя хоть чуточку свободно, быть другим, не как все.

И вот она, идея для подражания Майклу. Человек-кукла, которая собственно, не живет, а движется, как заведенный механизм. Нелепо размахивая руками и двигаясь по сцене, как механическая игрушка. Они, дети новой Америки, хотят быть игрушками, ничего не видеть, не слышать.

Эти мысли пронеслись тогда в голове Саввы Николаевича. Но он ответил совсем иначе:

— Юные подражатели вырастут и поймут, что жизнь не заканчивается на Майкле Джексоне. Останутся при своем убеждении лишь те, кто болен, с ущербной психикой. Они и составляют небольшие, но готовые на все группы фанатов. Так было, так, наверное, и будет. Я не призываю с этим бороться, я хочу, чтобы вы, молодежь, поняли.

Сейчас, лежа на больничной койке и размышляя об этом, Савва Николаевич почувствовал себя неловко перед той молодой девицей. Стоп, она же в чем-то права. Мы любили Высоцкого, Окуджаву. Они любят Майкла Джексона, Мадонну, авангардных, нетрадиционных и совсем не похожих на других певцов, музыкантов, писателей. Нашими героями были легендарные вор Ленька Пантелеев и разведчик майор Вихрь. Они оба олицетворяли героизм, романтику, но один — воруя и грабя, а второй — работая у врага в самом логове. Что их объединяло? Почему к ним тянулись парнишки того времени? А потому, что эти герои рисковали, они смелые, неважно, кто и как это делал, но делал.

— Вот ведь до чего доведут рассуждения, — усмехнулся Савва Николаевич. — А ведь, собственно, я не за этим окунулся в прошлое. Что-то важное хотел вспомнить. Ах, вот что! Валентина Мельниченко и Светлана — два персонажа из юности, ровесники, можно сказать, моего времени. Но какие же мы все разные! Разными были в дни юности, разными остались на пике жизненного пути. — Савва Николаевич улыбнулся. — Надо же, как все люди по-разному существуют этом мире. Вот, например, Валентина! Вчера отчаянный комсомольский вожак, коммунист, представитель правящей партии в стране, стойкий и несгибаемый ленинец, а сегодня — либерал, приверженец капитализма. В чем причина парадокса? Один и тот же человек, а как быстро поменял свои взгляды.

Второй раз Савва Николаевич Мартынов столкнулся с Валентиной Ивановной Мельниченко уже в годы перестройки. Шел 1995 год. В стране все коренным образом поменялось: то, что считалось плохим, стало хорошим, а то, что было в сознании многих людей хорошим, неожиданно стало плохим. Интеллигенция в происходящих преобразованиях искала свое место в новом устройстве государства. Она лихорадочно шарахалась из одной крайности в другую. На гребне преобразований оказался и когда-то всесоюзный Ленинградский институт пульмонологии, в котором одно время работал Савва Николаевич. Союз распался, и судьба института, оставшегося на попечении городских властей, была не ясна. Савве Николаевичу предложили возглавить институт, чтобы спасти отечественную клинику пульмонологии, с которой считались во всем мире. Савва Николаевич был срочно вызван в Москву к министру здравоохранения. Тот по-военному коротко и ясно приказал:

— Возвращайтесь в Петербург, возглавьте институт и примите все меры по его сохранению. Приказ о вашем назначении я уже подписал. Есть вопросы?

Савва Николаевич собрался было высказать свои сомнения в целесообразности назначения, но, посмотрев на лицо министру, не стал. Сказал обычные в таких случаях слова:

— Спасибо за доверие.

И вышел.

Разговор был в конце октября. Ноябрь и декабрь пролетели за различными согласованиями, передаточными актами и прочей канцелярщиной, без которой невозможно уйти с одной должности и принять другую. Неожиданно наступил Новый год — год Лошади.

— Год для трудяг, — так отозвался о нем Савва Николаевич в кругу своих новых коллег.

Противники назначения его директором института зря времени не тратили. Они заручились поддержкой местной власти. Мол, не нужен нам в Питере такой институт: Союза нет, лечить больных будут на местах, там везде есть хорошие медицинские центры, зачем зря деньги тратить. Не нужен! И все! В тот сложный период, когда финансирование из центра было фактически прекращено и каждый выживал как мог, подобные идеи были встречены на «ура»! Кроме того, говорили оппоненты, директором назначен какой-то варяг, не свой, не питерский — будто у нас своих кадров нет.

И, как всегда водится, началась склока вокруг судьбы научного центра.

Савва Николаевич составил обстоятельный доклад о целесообразности сохранения единого научного центра по пульмонологии в стране и направил материалы в правительство. Ответ пришел незамедлительно. Разберитесь на месте! В правительстве нет денег на содержание центра, как и многих других институтов и научных учреждений. Все права об их судьбе переданы в местные органы власти.

Савва Николаевич записался на прием к мэру Санкт-Петербурга Анатолию Собчаку. Из приемной Собчака позвонили:

— Вашим делом займется заместитель мэра Щербинин Антон Пантелеевич.

Савва Николаевич навел справки о нем. Выяснилось, что этот Щербинин в прошлом контр-адмирал флота, отслуживший на северах почти тридцать лет. Последние десять лет преподавал в Институте Севера, втянулся в политическую деятельность и успешно с Собчаком выиграл выборы. Савве Николаевичу он назначил встречу в начале марта.

Ровно в десять Савва Николаевич был в Смольном; пока оформляли пропуск, осмотрелся. Ничего не изменилось со времен его студенчества, только дверные коробки поменяли на новые.

— Вам на второй этаж, в 311-й кабинет.

В приемной Савву Николаевича встретила секретарь, женщина зрелых лет, в строгом костюме, с хорошо ухоженной кожей и ладной фигурой. Предложила на выбор:

— Чай или кофе?

— Спасибо, ни того ни другого.

Женщина понимающе улыбнулась:

— Хорошо! Сейчас я доложу, и вас примет Антон Пантелеевич, он уже интересовался, здесь ли вы.

Секретарша скрылась за дверью. Вторая дама в приемной, более яркая молодая особа, не отрываясь от компьютера, что-то быстро-быстро печатала, не обращая на Савву Николаевича никакого внимания.

— Заходите, — пригласила секретарша, приоткрыв дверь в кабинет.

Савва Николаевич зашел. Его с приветливой улыбкой встретил хозяин кабинета, зам. мэра Щербинин. Высокий, статный человек лет за пятьдесят с выправкой офицера. Он был в светло-бежевом костюме, подобранной в тон костюму сорочке, галстук строгий, но модный.

— Рад вас приветствовать, профессор. — Они крепко, по-мужски пожали друг другу руки. — Савва Николаевич, вас не удивит, если я скажу, что давно Вас знаю? — И, показав на кресло около стола, Антон Пантелеевич усадил гостя.

— Откуда? — удивился Савва Николаевич.

— Разумеется, заочно, заочно, — продолжал с загадочной улыбкой говорить зам. мэра.

Савва Николаевич не знал, как себя вести, поэтому спросил напрямую:

— Кто же тот человек, кто нас познакомил заочно?

— Думаю, даже не догадываетесь!

Савва Николаевич пожал плечами:

— У меня, конечно, много знакомых в городе, но среди военных вашего уровня никого из них не припомню.

— Ну, я не всегда был генералом, Савва Николаевич, это, во-первых, а во-вторых, почему именно военный человек может мне рассказать…

Видя, что Савва Николаевич полностью озадачен, бывший контр-адмирал пришел на помощь:

— Савва Николаевич, вам что-нибудь говорит имя Светланы Чугуновой?

Савва Николаевич удивленно посмотрел на Антона Пантелеевича.

— Это моя однокурсница! А Вы каким образом с ней знакомы?

— Она моя жена, — ответил вице-мэр.

— Светлана?

— Да-да, Савва Николаевич, Светлана. Моя жена, мы тридцать лет как женаты. Весь Север со мной прошла, можно сказать, заслуженный полярник. Вот такая она, жизнь.