Студенты. Книга 2 - Анатолий Аргунов

На следующий день Савву Николаевича перевели в родной город, рядом с ним следовала жена, Людмила Сергеевна. Она осунулась, но по-прежнему была бодра и энергична. Консилиум врачей вынес вердикт: «транзиторная стенокардия напряжения, синдром хронической усталости. Рекомендована реабилитация в условиях кардиологического санатория».

Так Савва Николаевич оказался в Репино, где его здоровьем основательно занялись коллеги. Процедуры, бассейн и, главное, прогулки на свежем воздухе, насыщенном запахом хвойных деревьев, быстро вывели Савву Николаевича из депрессии. Он стал хорошо есть, набрал свой вес до болезни и впервые за последнее время стал улыбаться.

Весть о пожаре в Перми в кафе «Хромая лошадь» уже не потрясла его так, как прежде. Сотня с лишним жертв, обгорелые тела живых и трупы погибших, сложенные штабелями, конечно же, оставили горький след в душе, но не удивили. «Зачерствел — сделал он вывод. — А может, защита срабатывает, отключает мозг и сердце от страшной действительности». И то и другое плохо. Не прошло и месяца после аварии «Невского экспресса», и вот катастрофа еще с большим числом погибших, теперь в Перми. Молодые люди заживо сгорели, и не где-нибудь, а в кафе. Какой злой рок висит над его страной, словно хочет раз за разом испытать народ на прочность. Дрогнет, проснется и попросит помощи у мирового сообщества. Но не сломать русского человека, и помощи он ни у кого не попросит: сами справимся, не впервой.

С такими мыслями Савва Николаевич активно поправлялся и готовился к выписке. Когда-то должен закончиться «Год хромой лошади», начавшийся бог знает когда, во время перестройки. Все! Конец ему, он уходит вместе со сгоревшим кафе как символ безумства целого поколения. Кто ответит? «Никто, мы сами виноваты». С этим выводом Савва Николаевич покидал санаторий.

Глава 10. Неудачники

Почему ссорятся бывшие однокашники — вопрос риторический. Дело не новое, давно известное, как говорится, этим никого не удивишь. Причин для размолвки много: кто-то не поделил бывшую школьную или студенческую любовь, кто-то элементарно завидует, особенно успеху бывшего сотоварища… Ну а кто-то идет на конфликт из-за своей психологической сущности, желая с патологической страстью найти любое отклонение жертвы от неких норм социума и обвинить «отступника» во всех смертных грехах…

С такими персонажами всем наверняка приходилось встречаться. Это, как правило, несчастные в браке и личной жизни люди, озлобленные на всех красивых и счастливых. Совсем не обязательно, чтобы злопыхатели были квазимодами. Напротив, в молодости это часто искренние, симпатичные или даже очень красивые люди… Но время и сущность души затушили огонь стремления, подавили радость жизни и оставили только горький осадок от всего земного. Кто-то из «обиженных» со временем обращается к Богу, уходит от мирской жизни в монастыри или окунается с головой во всевозможные секты. Так и виделось Савве Николаевичу и мне смиренное лицо матушки Тамары… но стоило лишь кому-то что-либо неуместное, на ее взгляд, спросить или, не дай бог, где-то рядом зашалил ребенок, она тут же преображалась, и вот уже искры летят из глаз монахини — дай волю и право, она надавала бы таких тумаков малышу, а вас бы испепелила взглядом. Вот как сильно вселился в нее дух злобы и ненависти. Почему? Кто же даст ответ. Хотя, впрочем, собственным наблюдением такого рода может поделиться каждый, если захочет. Вот и Савва Николаевич мог бы, если бы его спросили вспомнить кое-что по этому поводу.

Сейчас ему за шестьдесят, он успешный по жизни человек, у него жена, двое детей, есть внуки. Он ученый с мировым именем, директор крупной клиники, живет в большом городе недалеко от Санкт-Петербурга. В общем, состоявшийся человек. Не злой, не добрый, но очень талантливый человек. За что бы он ни брался, все у него получалось: хоть в жизни, хоть в науке. Только одного он не умел делать — предавать и идти к цели, пусть самой высокой, по трупам своих товарищей. И детей воспитывал в том же духе. Оба талантливые: и сын, и дочка, но за место под солнцем рвать у других кусок изо рта не приучены. Живут по совести и чести, как весь древний род Мартыновых. Многих он раздражает и даже пугает. Как в наше время жить хорошо и не брать взяток или не подставлять ножку считавшемуся другом человеку. Но такие люди не перевелись. Они есть среди удачливых и счастливых, может, их не так уж много, но они есть. Это островки будущего человечества; они, увы пока малы, не заселены, пугают своей первозданной чистотой и близостью к Богу! Савва Николаевич один из них, некий Дон Кихот нового времени.

Собственно, ради справедливости донкихотовство не утихало никогда, ни во времена античности, ни в эпоху Ренессанса, ни при дремучем феодализме, ни при капитализме и тем более уж при социализме. Разные они, эти донкихоты. Один — идальго, с мечом и копьем, с именем прекрасной Дульцинеи борется с ветряной мельницей. Второй — гибнувший на костре, кричащий, что Земля круглая. А третий — на космическом корабле, летящим в неизвестность произносит сохранное слово «Поехали», и вот уже открывается новая ветка исторического человечества. А есть другие донкихоты, кто изо дня в день грызет камень науки или возделывает поле, чтобы на нем росли земные, а не райские кущи, те, кто придумывает новые машины, дома, книги, картины, а потом воплощает их в реальность своей жизни. Как русский художник Иванов, 30 лет писавший грандиозное полотно «Явление Христа народу». Их немного, настоящих подвижников. Слава и Дела, но они есть и будут во все времена. Пафосно, но что поделать, когда нам плохо, мы хотим прильнуть к плечу сильного человека, а не хлюпика, одурманенного наркотиками, икающего от водки. А если заболели, то непременно желаем попасть в руки к настоящему врачу, хирургу-кудеснику, а не знахарю или хироманту. В сытой и скучной жизни с ними, несомненно, веселей, они нужны, как интерьер в доме, но становятся совсем ненужными атрибутами, когда случается горе или беда. Тогда мы ищем тех, кто реально может помочь, спасти. Мы просим помощи у донкихотов, которые принимают нестандартные решения спасая жизнь человека, его честь и достоинство. Но это тогда, когда трудно.

А что же Савва Николаевич со своими убеждениями и талантами может дать человечеству? Да, хорошо оперирует и что-то такое делает в науке. Ну и что? Да мало ли таких в жизни. Чем же он отличается от других простых смертных? И вот тут начинается самое трудное и практически необъяснимое: он исцеляет не в смысле врачевания, хотя это бесспорно, но он исцеляет душу своим участием, своими поступками, на которые не могут решиться, однако хотят многие.

Его отличает феноменальная работоспособность еще с детства: нет, он не копал день и ночь огород, колол дрова без устали или носил воду из колодца, косил траву с отцом или убирал сено. Это он делал, как большинство ребятишек из его окружения. Но в отличие от них, начав дело, думал, как его решить лучше, покоряя окружающих своей грамотностью или желанием знать все, что есть на свете. Всего-всего: тут ли, там ли, везде на всей земле и даже в черном звездном небе с серебристой луной, жгущим солнцем летом и холодным, ярким красновато-багровым диском, повисшим над горизонтом, зимой. А еще ему хотелось понять людей, что ими движет, их поступки, любовь, ненависть и почему они завидуют друг другу.

Зависть к себе он испытал очень рано. Как-то он занял первое место на олимпиаде по химии, и лучший друг Вовка Чижов, по кличке Чиж, тут же съязвил:

— Ты теперь отличник, может, и играть с нами скучно?

Эта мелкая детская обида с годами забылась. Как забылась и история его поступления в институт — единственного из тридцати двух выпускников школы. Или история сдачи с первого захода экзамена на водительские права. Всем казалось, что Савва учится, не напрягаясь, точно так же танцует модные рок-н-ролл и твист на зависть всем, его независимость признают местные авторитеты. Все это он делает легко и просто, словно нет у него никаких проблем.

Но это было далеко не так. Он работал над собой как проклятый, до одурения, до потери сознания. Савва Николаевич как-то стал вспоминать, как он готовился к экзаменам в школе. Собрал все учебники, взял вопросы, которые предполагались на экзаменах, и сел по ним готовиться. Вернее, не сел, а лег. Чтобы никто не мешал, оборудовал на сеновале что-то наподобие кабинета: поставил пустой ящик, накрыл его газетой. Получился столик. На нем разложил книги, тетрадки с конспектами, карандаши и прочую ерунду, необходимую при подготовке. Взял и дневник, где были оценки по тем или иным темам, — как бы для контроля. Если стояла пятерка, означало, что тему он знает наверняка и вопросы по ней можно пропустить, если же четверка или трояк, то необходимо материал штурмовать как следует. Мозговой штурм заключался в многократном повторении одной и той же темы, но в разных направлениях. Ну например, разбирается закон Ома. Савва не просто заучивал его, но обязательно отслеживал: какие могут быть выводы и следствия, где они применимы на практике, как нашли отражение в других законах физики. Такая цепочка позволяла быстрее запомнить всю схему последствий, вытекающих из закона. В результате закон превращался в инструмент для понимания и быстрого решения многочисленных задач на сходные темы. Чтобы быстрее запомнить, Савва все, что изучал, читал вслух и потом так же вслух рассуждал и перепроверял. Результат ошеломил преподавателей. Сдавал Савва все предметы на отлично. Даже не очень расположенный к Савве учитель физики развел руками: «Не могу ничего поделать, ответил на отлично. И везет же тебе, Мартынов, билет видно, достался, который знал».