Студенты. Книга 2 - Анатолий Аргунов

Савва ничего не ответил, зачем злить и без того «неровно дышащего» на него преподавателя и классного руководителя.

Впереди новая цель — институт. И тут Савва не сплоховал, поступил с первого захода, хотя многие ленинградцы из его группы сделали это после нескольких заходов.

Как-то, вскоре после начала занятий в институте на одной из вечеринок, устроенной питерскими однокашниками для более тесного знакомства и сближения в группе, Савву спросили:

— Савва, скажи, ты вырос в деревне, ходил в обычную сельскую школу. Как ты без блата поступил в институт, и с первого раза?

Савва тогда не знал, что ответить. Он еще и сам не понимал, как это случилось. Ответил просто и прямо:

— Не знаю, очень хотел, вот и поступил…

Одна из девчонок, Наташка Василенко, обидела его:

— Да знаем мы таких везунчиков. Соберут справки из райкома: папа рабочий, ударник комтруда, мама прядильщица, активная участница и победитель соцсоревнований, у них многодетная семья, а мальчик хорошо учится, активист-комсомолец, мол, рекомендуем для приема в институт на льготных условиях… Или что-то в этом роде.

Помнится, Савва тогда обомлел от такой несправедливости, внутренне кипел, но ничем не проявил обиды, сдержался. И так, чтобы слышали все, ответил:

— По себе судишь?

Чтобы разрядить обстановку, к Савве подбежал Сережка Ковалев, будущий душа группы, отвел его в сторону:

— Савва, не обращай внимания на нее. Она только с третьего захода поступила, вот и обозлилась на всех… У нее папа военный, болталась по гарнизонам вместе с ним и семьей. Закончила школу в 16 лет с серебряной медалью, но два года поступала, и все никак, поступила только в этом. Потом решила, что «на ее место» принимали каких-то молодых рабочих и передовиков производства, они без конкурса шли: им на тройки кое-как сдать и зачислят. Отсюда и реакция у нее такая. Она уверена, кто с периферии или рабоче-крестьянского происхождения, тот или райкомовский блатник, или по разнарядке попал в институт как льготник. Таких, говорит, в нашем институте чуть ли не треть. Так что не обижайся, Савва, я-то знаю, что ты поступил честно.

Савва запомнил и раскусил эту рыжеватую хохлуху с фамилией Василенко. Наташка была девица неординарная. За внешней добротой, скромным взглядом серо-зеленых глаз и улыбочкой на лице скрывалась буря чувств, свойственных только очень завистливым и лицемерным людям. До поры до времени эти чувства почти не проявлялись и были совсем незаметны для постороннего глаза. Но стоило только наступить Наташке на мозоль, хотя бы невзначай, что тут случалось… Такой шум, брань — мало не покажется. Замечено, что эти свойства особенно присущи украинским националистам. Они готовы по любому случаю броситься в драку, тем более если их незалежность кем-то ставится под сомнение. И когда какая-нибудь тетя Марыся или дивчина Наталка с Западной Украины вас обругает на рынке только за то, что спросили по-русски, сколько стоит черешня, становится понятно — это черта национального характера. Вот с такой Наталкой Савве Николаевичу довелось учиться. За годы студенчества все, что есть в человеке хорошего или плохого, рано или поздно проявляется, никуда не скроешься от всех. Но тем и отличаются настоящие хохлы-западенцы, как они называют себя. Они умеют на какое-то время и при нужных им обстоятельствах собраться и делать вид, что все хорошо и они всем довольны. Но когда будет можно и необходимо для них, они себя покажут.

И вот пролетели студенческие годы, как птицы весной, и вчерашние Наталки пустились по широкой реке жизни, иногда не зная, где их ждет беда или горе… Где перекаты или пороги, которые лучше обойти по суше… Но нет, им кажется, что вода широкой волной будет нести их вечно и они бесконечно смогут наслаждаться жизнью без проблем. Но так или иначе проблемы вдруг возникнут, кажется, из ничего, и полетят щепки от хрустальной мечты, а студеная вода охладит их разгоряченные умы…

Так случилось и в жизни Натальи Василенко: апломба и нахрапистости у нее было хоть отбавляй, и это приносило свои результаты. Молодая энергичная докторша уехала на Север, быстро сделала карьеру от участкового терапевта до заведующего отделением краевой больницы. Кардиологом Наталья Остаповна оказалась хорошим, а вот руководителем — никудышным. Склоки стали сотрясать ее отделение. Первой ушла старшая медсестра (верный признак беспредела в коллективе), за ней потянулись и другие медсестры. Уходили, лишь бы не работать с заведующей. Дело приобретало шумную известность, но как-то не верилось всем, что заведующая «не того», не умеет работать с кадрами. Главный врач после нескольких попыток урезонить зарвавшуюся начальницу, понял: «Нет смысла, не остановится! Это ее сущность». Погоревав, что Наталья Остаповна не хочет менять свой стиль работы, предложил ей уйти по собственному желанию. Но не тут-то было. Василенко заявила, что добровольно не уйдет. И началось светопреставление…

Наталья Остаповна давно действовала по принципу «Лучшая защита — нападение», она собрала подписи, не довольных главным врачом сотрудников, а такие всегда найдутся, и, оформив коллективное письмо, отослала его во всевозможные инстанции: в прокуратуру, профсоюзы, в министерство. Суть кляузы одна: главный врач — вор, жулик, мешает продвижению молодежи, окружил себя родственниками и доверенными лицами, искажает показатели и вообще ведет антисоциалистический образ жизни. И как главный аргумент в жалобе приводится убийственный по тем временам факт: у него есть автомашина «Жигули», но он еще решил купить вторую — «Москвич» для жены, а квартира его вся обставлена импортной мебелью, коврами и хрусталем.

И что интересно, во всю эту галиматью поверили. Как рассказывал много лет спустя главный врач больницы Андрей Вениаминович Серегин, милейший человек, потомственный интеллигент, воспитанный в ленинградской семье учителей, такого безобразия он никогда больше не видел.

Приезжали одна комиссия за другой, проверяли, проводили собрания коллектива больницы, устраивали очные ставки, одним словом, работали над «сигналом из народа». Пока не нашелся один смелый человек — заместитель главного врача, старый фронтовой доктор, еврей по национальности, Марк Исакович Берштейн. Он никогда не состоял в партии, но пошел в республиканский комитет, сообразив, что только там можно найти управу. Другие структуры власти не очень любили коллективные склоки и держались от них в сторонке. В республиканском комитете выслушали доктора внимательно и пообещали разобраться. Через неделю в больницу пришел секретарь обкома партии, собрал колектив и аргументированно опроверг все несусветные обвинения в адрес главного врача, а Василенко, заведующую, порекомендовал уволить: за создание социальной напряженности в коллективе. Тогда слово партии считалось приговором. Наталью Остаповну с треском было выгнали из больницы, но жалостливейший Андрей Вениаминович в последнюю минуту изменил формулировку приказа и вместо увольнения по инициативе администрации подписал заявление Василенко, поставив «по собственному желанию». Казалось, служебная карьера Натальи Василенко на этом закончилась. Но плохо вы ее знаете…

Приехав в Питер, она пришла в городской комитет по охране здоровья, представила трудовую книжку, где была запись о заведовании в республиканской клинике, и потребовала себе не менее ответственную должность. И, как ни странно, должность нашлась. Да и как не найтись, готовые специалисты на дороге не валяются, а тут еще большой плюс, работа в крупном республиканском лечебном учреждении на руководящей должности. И никто не догадался позвонить на периферию и узнать, что за человека они берут к себе на работу. Но, как говорится, поезд пошел, и Наталья Остаповна успела вскочить на ступеньку последнего вагона. Клиника, куда она устроилась работать заведующей терапевтическим отделением, была лучшей в городе, — медсанчасть одного из процветающих производственных объединений. Директор объединения запросто входил в кабинеты отцов города и партийной элиты. И вот здесь Наталья Остаповна Василенко на всю катушку использовала свою буйную и неукротимую энергию. Однако она не собиралась лечить больных как можно лучше. Решила Наталья Остаповна, что ей пора быть главным врачом медсанчасти. И пошла с этой установкой решительно в наступление, круша все на своем пути, подставляя одних, беря других в попутчики. Она уже почти дошла «до верха», став замом, но в битве за главную должность проиграла. Генеральный директор объединения оказался ей не по зубам. Он раскусил, что за «фрукт» хочет стать главным в его медсанчасти, и быстро дал ей от ворот поворот. Вылетела Наталья Остаповна из руководителей, как пробка из бутылки шампанского. И уже никто не брал ее в городе на должность выше рядового врача.

На этом и закончились ее карьерные претензии, но желание казаться значимее, чем она есть, осталось с ней на всю жизнь. С того времени она затаила обиду на всех, кто жил лучше ее и был хоть чуть-чуть удачливее. Особенно она завидовала своим бывшим однокурсникам. А те как один шли успешно в гору: кто заслуженного получил, кто стал главным врачом, ведущим специалистом в городе. Их имена стали появляться в газетах, на телевидении. Тех же, кто уехал из города на периферию, она не считала достойными ее зависти. «Это вам не Питер, подумаешь — главный врач района!» — говорила она кому-нибудь из них при встрече.