Мертвец - Эдуард Веркин

Даже Сенька и тот в подготовке участвовал — тёр морковь. В результате этих кулинарных манипуляций все окрестности здорово пропахли едой, а у меня не было аппетита, так что я даже забрался на чердак, там пахло больше пылью и осиным гнездом под потолком, размером с арбуз.

На чердаке есть небольшое оконце, из него видно только небо и рябину. Рядом с оконцем я поставил старое кресло, хотел посидеть немного, но глянул на буфет. И тут же вспомнил про свою идею.

А почему нет, собственно? Делать всё равно нечего.

Я быстренько сбегал на чердак, собрался, осторожно вылез из дома и попытался скрыться через свой излюбленный тайный ход.

— Куда? — из-за угла высунулся Сенька.

— Туда, — ответил я.

— К старпёру не пойдёшь?

— Уже ходил.

— Смотри, лишит наследства, — осклабился Сенька.

Я не стал спорить, сорвал зелёную картошку и пульнул в брата. Попал удачно, в лоб. Сенька тоже метнул картошку в ответ, но промазал.

— Ну ты, бразильская свинья… — начал ругаться Сенька.

Однако я запустил ещё одну картошку. И снова попал.

— Ма! — завопил предательский Сенька. — А он уходить собирается!

Мать немедленно появилась в окне. В руке чеснокодав.

— Ты куда? — спросила она. — Мы отца хотим навестить.

— Я не могу, — сразу же ответил я.

— Почему это?

— Мы с Денисом договорились встретиться, — тут же соврал я. — Хотим пойти покупаться…

— Покупаться! — возмутился Сенька. — Вчера покупаешься, мы идём к отцу! У тебя совесть вообще есть?! Отец, он, можно сказать…

Ему не хотелось тащить еду. Всё очень просто.

— Пусть идёт, — остановила его мать.

Сенька злобно харкнул в мою сторону. Не дохаркнул.

Я ушёл. Ни к какому Денису я не собирался идти. Надо было заглянуть в школу, кое-что сделать. Да и просто погулять.

В парке никого не было, только сосны скрипели. Я побродил немного возле эстрады, потом лёг на скамейку и ленился, наверное, с полчаса. Лениться очень полезно, тот, кто регулярно ленится, живёт гораздо дольше — у него организм отдыхает и самовосстанавливается. И сосуды в мозгу прочищаются. Я валялся на скамейке, слушал, как скрипят сосны. Мимо проковылял незнакомый алкаш, потом появился Розгин со своей дрессированной овчаркой и продолжил её дрессировать. Мне показалось, что он учит свою собаку искать грибы. Розгин свистел в свисток, вскрикивал, ругался и вообще шумел, мне эта активность надоела, и я отправился в школу.

В школе было по-летнему пусто. Из спортзала доносился грохот и кряканье — тренировались гиревики, у них скоро какая-то гиревая олимпиада. Вообще, гиря — самый демократичный вид спорта. Демократичнее его только шахматы: гиря стоит полторы тысячи, а шахматы всего двести рублей.

Мастерские находились рядом с актовым залом. Когда-то в актовом зале нашей школы чуть не побывала Валентина Терешкова, в зале всё подготовили, даже портрет на стене. Но она не приехала, что-то с машиной стряслось. С тех пор зал не ремонтировали, но он хорошо сохранился.

Дверь в мастерские была открыта. Пахло опилками, и железными, и деревянными. Геннадий Иванович сидел на стуле и задумчиво читал старый учебник по радиоэлектронике. Рядом на верстаке стоял здоровенный прибор с экраном и многочисленными ручками и тумблерами. Вокруг с хищными лицами кружились два очкарика с отвёртками из радиокружка.

Эти радиоэлектронщики всё время что-то разбирали, собирали, паяли, пожары устраивали. Но с пользой это у них получалось. Многие в политехнические вузы поступали, а в прошлом году Двойцов собрал самодельный компьютер даже. Правда, компьютер этот можно было только включать и выключать, но дизайн удался, такой техностильный, что его купила московская кинокомпания для съёмок фантастического триллера. Теперь Двойцов работал над действующей моделью компьютера.

— Здравствуйте, — сказал я.

Радиоэлектронщики не обратили на меня никакого внимания, муроды, а Геннадий Иванович обернулся.

— Привет, Никита, — кивнул он. — Тебе что надо?

Вообще у нас с ним хорошие отношения, Геннадий Иванович обладает главным достоинством настоящего учителя — он помнит всех своих учеников. Или по именам, или по фамилиям. Это ученики ценят. Я вот ценю.

— У тебя какие-то затруднения? — Геннадий Иванович поглядел на меня поверх очков.

— Да.

Радиоэлектронщики вдруг разом подняли свой прибор и потащили его из мастерских.

— Что это? — спросил я. — Боеголовка?

— Сейсмограф.

— Сейсмограф?

Сейсмографа я не ожидал. Хотя зря, наверное, Геннадий Иванович — человек широкий, в смысле интересы у него самые неожиданные. И ученики у него точно такие же, хотя их и мало. Ну кто, скажите, будет изобретать сейсмограф в наших краях?

А они изобретают.

— Угу, — подтвердил Геннадий Иванович. — Изобретаем.

— С чего это вдруг?

— Актуальное дело. В последнее время сплошные землетрясения, сплошные цунами, ты что, телевизор не смотришь?

Я пожал плечами.

— А предсказывать землетрясения не умеют. Вот мы и решили изобрести.

Масштабно, подумал я. Нобелевскую премию получат. Геннадий Иванович взойдёт на чёрную трибуну в чёрном блестящем фраке и пошлёт воздушный поцелуй шведской королеве…

Мне стало завидно.

— Очень интересная идея у ребят. — Геннадий Иванович поглядел зачем-то в окно. — Такая свежая, я даже не ожидал…

Геннадий Иванович поднялся со стула и приблизился к окну.

— А если не получится? — спросил я. — Ну, этот, сейсмограф?

— Скорее всего, не получится. Но шанс есть. Разве важно — получится или не получится? В жизни необходимо чем-то заниматься.

Геннадий Иванович выглянул на улицу.

Ну да. В жизни надо чем-то заниматься. Я тоже ходил в его кружок. Правда, не в радиоэлектронный, а в фото. Наверное, месяца три. Пока не понял, что не гожусь я в фотографы. И я бросил. А Геннадий Иванович совершенно не обиделся. Это мне тоже в Геннадии Ивановиче нравилось.

— А почему твой брат больше не заходит? — спросил он.

— Зачем?

— Ну как зачем, на кружок.

— На фотографический?

То, что Сенька занимается в фотографическом кружке, я мог допустить, фотография в похоронном деле — важная вещь.

— Нет, он тоже радиоэлектроникой занимался.

— Сенька — радиоэлектроникой?! — удивился я.

Вот так. Оказывается, мой брат не только гробовщик, он ещё и Попов в молодые годы.

— У него сейчас дел много, — сказал я. — Много работы.

Геннадий Иванович кивнул.

Появился юный радиоэлектронщик. Он тащил перед собой чёрную шестнадцатикилограммовую гирю, видимо из спортзала, краснел лицом и обливался потом. Мне вдруг захотелось, чтобы он уронил эту гирю на ногу и раздробил себе пальцы. Нет, я никакой неприязни к этому научному работнику не испытывал, но просто это наверняка было бы весело.

Радиоэлектронщик поставил гирю на подоконник и спросил в окно:

— Готов?

И сразу же толкнул гирю в круглый бок. Гиря бумкнула. Видимо, так они проверяли работоспособность своего агрегата.

— Ты чего-то спросить хотел?

Я достал из сумки ошейник.

— Ого! — удивился Геннадий Иванович. — Забавная вещица.

— Забавная?

— Весьма… — Геннадий Иванович взял ошейник и принялся его разглядывать. — Очень, очень интересная вещь. Погляди вот на замок.

Я вот про замок и хотел спросить. Я хочу этот ошейник подарить на день рождения одной девушке…

Геннадий Иванович поглядел на меня непонимающе.

— Нет, вы не так подумали. Я не девушке ошейник хочу подарить, а её собаке. А ключ куда-то потерялся. Вот я и подумал, что, может быть, вы посмотрите…

— Посмотрю… — Геннадий Иванович достал лупу с фонариком и стал разглядывать ошейник уже вооружённым взглядом. — Пойдём лучше ко мне, там поглядим…

Геннадий Иванович пригласил меня в свою каморку, ввинтил яркую лампочку, положил ошейник на стол, открыл нижний ящик стола. Ящик был забит ключами. Разных размеров, форм, расцветок. Там были тысячи ключей; наверное, Геннадий Иванович собирал их целую жизнь. Он достал жестяную коробку, вытряхнул на стол. Образовалась пирамидка блестящих маленьких ключиков, такие бывают у чемоданных замков, Геннадий Иванович принялся их быстро сортировать и нашёл ключик с какой-то кривой загогулиной. Капнул на него чуточку масла, вставил в замок ошейника и нажал. Замок щёлкнул, и ошейник расстегнулся.

— Ну вот, — Геннадий Иванович протянул мне ключик, — держи…

— Спасибо.

— Но тут ещё кое-что. — Геннадий Иванович продолжал разглядывать ошейник. — Интересная штукенция…

Геннадий Иванович снял с полки коробочку в потёртом чёрном бархате. В коробочке обнаружились тонкие и чрезвычайно блестящие инструменты, мне даже показалось, что хирургические. Трудовик взял один, похожий на длинную иглу, принялся ворочать ею в ошейнике и рассказывать: