Мертвец - Эдуард Веркин

Но так и не решился.

Фильм закончился, свет загорелся, Вырвиглаз дёрнул из зала, мы тоже выбрались из кресел и проследовали к выходу, возле которого уже поджидала нас счастливая Сарапульцева.

— Ну что, женихи? — подмигнула мне она. — С невестами-то перезнакомились?

Я не ответил, мы выбрались на улицу и остановились возле крайней колонны. Было ещё светло, домой идти не хотелось, хотелось пойти проводить Катьку. Рядом с остановкой ошивался озлобленный Вырвиглаз, ему хотелось подойти к нам, но он не знал, как это сделать, чтобы не быть осмеянным. Но он всё-таки не выдержал, приблизился, в предупредительных целях закурил. И огорошил:

— А вы в курсах, что Сарапульцева — негритянка?

Это пробило даже Катьку.

— С чего ты взял? — повелась она.

— Факт, — Вырвиглаз выпустил облако неприятного дыма, — эта жаба негритянка.

Я представил Сарапульцеву… Кто угодно, но не негритянка.

— Причём не простая, а принцесса, — продолжал врать Вырвиглаз. — Из королевского рода.

— Она же белая… — растерянно сказала Катька.

— Такое бывает, — вставил Упырь. — Если дедушка или бабушка были неграми, то…

— Точно, — кивнул Вырвиглаз. — У неё бабушка была негром. И дедушка. Они приезжали сюда перенимать опыт. Однажды они ехали на трелёвочном тракторе, и оторвался трос, оба негра погибли, а девчушка чёрненькая осталась, на ней потом один тракторист женился…

— Я же знаю мать Сарапульцевой, — перебила Катька. — Она же совсем не негритянка!

— Она до сих пор на лицо грим накладывает, — заявил Вырвиглаз. — Ты же её голой не видела?

Я в очередной раз подивился Вырвиглазовой безбашенности. И его безбашенности, и безбашенности его фантазии.

— А ты что, видел? — усмехнулась Катька.

— Конечно, — совершенно спокойно ответил Вырвиглаз. — Конечно, видел. Я когда маленький был, меня мать водила ещё в женскую баню, так я помню там чёрную тётю. Я у мамы спрашивал, а что это за чёрная тётенька, а мама отвечала: «Это Сарапульцева, она негритянка…»

— Вы же с отцом недавно сюда приехали, — подловила его Катька. — Как же ты видел её тогда?

Вырвиглаз понял, что заврался, и обиженно замолчал.

— А он просто другую негритянку в бане видел, — сказал я. — Другую негритянку в другой бане. И не негритянку, а эскимоску. Верней, эскимоса…

— Заткнись, — коротко рыкнул Вырвиглаз.

— Хватит, — брезгливо поморщилась Катька. — Давайте про кино лучше поговорим, что ли…

— Точно, — согласился я. — Кино мне понравилось. Не зря пошли, однако.

— Не зря, не зря, — покивал Упырь. — Мне тоже очень понравилось. И кино, и кинотеатр такой. В стиле ретро. Знаете, в Германии последнее время всё в таком стиле открывают, ну, как в ГДР чтобы было…

— Тебе понравилось? — не поверила Катька. — У тебя же у самого дома кинотеатр целый, наверное…

— Дома совсем не то, — покачал головой Упырь. — В настоящем кинотеатре по-другому всё. И места много, и запах…

— Это кошки просто, — сообщил цинический Вырвиглаз. — Действительно тонкий аромат.

— А ты, я вижу, ценитель… — парировала едкая Катька.

Вырвиглаз не нашёлся что ответить, задымил сильнее.

— Фильм сам по себе тоже интересный. — Упырь оглянулся на «Дружбу». — Не только кинотеатр… Мне всё очень понравилось.

Я подумал, что не стоит здесь долго задерживаться. Сеансов сегодня больше не будет, так что мать скоро отправится домой. А мне совсем не желалось с ней встречаться. К тому же если всё это мать организовала, то она сейчас может и на улицу выйти.

Чтобы закрепить успех. А то ещё скажет: «Никите так стыдно за то, что он устроил вчера…»

Тьфу!

— Пойдём, может? — предложил я, но меня никто не услышал.

— Нормальный фильм, это правильно, — согласилась Катька. — Надо будет диск прикупить. В коллекцию.

У Вырвиглаза, конечно, было другое мнение.

— Лажа, жабское кино, — сказал он.

Пустил на стену табачной слюной, попытался растереть ботинком, но потерял равновесие и чуть не упал.

— Лажа, говорю, — повторил Вырвиглаз. — Сироп.

— Почему это? — Катька прищурилась.

Катьке фильм понравился, я видел, как она сидела с прямой спиной. Так сидят, только когда очень интересно.

Вырвиглазу, кстати, тоже было интересно. Он сел по-барски развалясь и разбросав свои хамские ноги лишь после того, как дама отвергла его благосклонность.

Упыря я, правда, не понял. Весь фильм он сидел, положив голову на руки, а руки на спинку впередистоящего кресла. Смотрел. Но эмоций никаких на его лице не было. Надо было на фильм ужасов с ним идти.

Вот Вырвиглаз тот же. Больше всего любит фильмы ужасов. И всегда приглашает на просмотр меня. А когда мы глядим очередной кишечнополостной хоррор, то он громко смеётся, тычет меня в бок, вопит: «Какая байда» — и плюётся.

Это оттого, что Вырвиглаз — трус.

— Кинцо лажовое, — повторил Вырвиглаз. — Хорошо только, что почти бесплатное. А диск пусть дураки прикупают.

— И чем же оно лажовое? — прищурилась Катька ещё сильнее, так, что глаз почти не осталось.

— Да всем. Оригинальностей мало. Даже пню понятно, чем всё дело закончится. Для баранов кино. Для жаб.

— А мне вот непонятно было, чем всё закончится, — сказала Катька.

— Я же говорю, для баранов кино, — зевнул Вырвиглаз. — Предсказуемый конец…

— Непредсказуемый финал в принципе невозможен, — вдруг сказал Упырь. — Условно все финалы можно свести к двум: герой побеждает — герой погибает. Плюс и минус. Что-то ещё придумать сложно.

Вырвиглаз молчал. Упырь продолжал:

— Даже в авторском кино финалы предсказуемые. Можно создать непредсказуемое произведение — трудно вывести непредсказуемый финал. Кстати, историки кинематографа склоняются к тому, что отрицательный финал гораздо банальнее, чем положительный.

Мы все глядели на него. Катька даже с интересом. Вот уж не думал, что Упырь может говорить так. Какой умненький. Умненький уродец.

Рожей судьба обделила, мозгом зато укрепив.

— Чего это ты там выбулькнул? — спросил Вырвиглаз. — Я не расслышал даже, повтори, не будь жабой.

— Отрицательный финал банальней, — повторил Упырь. — Примерно в семидесяти процентах художественных произведений авторы избегают хеппи-энда. Эта тенденция чётко прослеживается примерно со второй половины восьмидесятых годов.

— Ты это сам придумал? — осведомился Вырвиглаз.

— Не, — честно признался Упырь, — в журнале прочитал. У меня память просто хорошая. Там пишется, что раньше в семидесятых-восьмидесятых был перекос в хеппи-энд, потом всем это уже надоело и стали снимать с плохими финалами. И увлеклись вроде как. На сегодняшний день считается почему-то, что плохой конец правдоподобнее, поэтому так и кино делают.

— Конечно, правдоподобнее! — Вырвиглаз снова плюнул. — Потому что жизнь такая! Потому что мир такой! И надо, чтобы в кино была правда! По-другому смотреть неинтересно.

Катька рассмеялась. Она очень умеет смеяться, если захочет, конечно. Искусство — посмеяться так, чтобы человеку начало казаться, что у него что-то к штанам прилипло. Чтобы он забеспокоился и начал вертеться, оглядываться и вспоминать, аккуратно ли он в последний раз посетил туалет.

— Чего ржёшь, кобыла? — насупился Вырвиглаз.

— Во-первых, я не кобыла, — совершенно спокойно сказала Катька. — Во-вторых, ты дегенерат и неудачник. В-третьих, я тебя понимаю. Тебя бортанула девчонка, ты отвергнут и чувствуешь себя полным ничтожеством… Ничего, к этому надо просто привыкнуть. И ты привыкнешь…

— А в-четвёртых?! — скрипнул зубами Вырвиглаз.

— А в-четвёртых, твоя логика — самая дерьмовая логика на свете.

Катька сбежала со ступеней и независимо поцокала в сторону своего Кирпичного. Я почувствовал облегчение, мать вот-вот должна была выйти с работы.

Упырь смотрел на меня, я вздохнул и отправился за Катькой. Мы отошли от кинотеатра метров на сто, Вырвиглаз догнал, забежал вперёд и встал на дороге.

— Почему это?! — Он сунул в зубы сигарету. — Почему это моя логика дерьмовая?

Упырь глядел то на неё, то на него. Я решал, как себя вести, если они пустятся в настоящую ссору. Придётся бить морду. Вырвиглаз, конечно, не сильно обидится, просто драться с ним — удовольствие небольшое. Впадает в настоящее психопатство, начинает плеваться, кидаться чем попало, краснеть лицом, — короче, зрелище безобразное. И всегда норовит поставить финальную точку, без этого просто успокоиться никак не может. Мастер подлого последнего удара.

— Ну скажи, почему моя логика дерьмовая? — Вырвиглаз чуть ли не подпрыгнул.

— Скажу. — Катька упёрла в бока кулаки. — Если следовать твоей паршивой логике, то должно быть так. Мир — помойка. Значит, и в фильмах должна быть помойка. Значит, и в книжках должна быть помойка. Везде должна быть помойка — это ведь правда! А чего ж ты тогда ешь, а? Хлебушек ешь, яичницу ешь, картошечку кушаешь. Да и от курочки не откажешься, наверное, да? Как же так, а? Мир — дерьмо, а ты курочку? Мир — дерьмо, так и жри дерьмо!