Последний свидетель. История человека, пережившего три концлагеря и крупнейшее кораблекрушение Второй мировой - Фрэнк Краке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Печь доктор использовал для дезинфекции. Ему почти каждый день приходилось вскрывать абсцессы, и нужно было предотвратить заражение крови. Обезболить пациента было невозможно, поэтому на помощь приходили те, кто еще обладал хоть какой-то силой. Они удерживали пациента на письменном столе, который в такие моменты превращался в операционный. Тигессен тщательно мыл старую острую бритву, брал ее за ручку мокрым полотенцем и по полминуты прокаливал на огне с обеих сторон, пока бритва не раскалялась докрасна. Потом он вскрывал абсцесс. Те, кому везло, теряли сознание от боли. Когда же они приходили в себя, рана была уже запечатана бумажной салфеткой, а они могли немного полежать. Таким средневековым приемом Тигессен спас бесчисленное множество жизней.
У Вима тоже появились проблемы с левой ногой. Тигессен считал, что это инфекция в колене. Делать было нечего – только надеяться, что все пройдет само по себе. А еще у него появились небольшие язвы на обеих ногах. Вим смазывал их той же мазью, какой обрабатывал раны сотен пациентов. Хуже-то точно не будет. Он стремился поддерживать свой вес на уровне хотя бы сорока килограммов. Колено и раны на ногах не заживали. Но работая каждый день и помогая другим пациентам, Вим не терял надежды на будущее, несмотря на печальные обстоятельства своей жизни.
Тигессен стал поручать ему все больше медицинских процедур, обычно с весьма хорошими результатами. Даже секретарь Lagerälteste обратился к нему по поводу ушной пробки. Тигессен дал Виму шприц, чтобы промыть ухо, и все прошло блестяще. Вим сам не ожидал от себя таких способностей. Пациент в благодарность вручил ему кусок хлеба с колбасой. Так ему удавалось получать достаточное количество пищи, чтобы выжить. В лагере он слышал страшные истории о том, как русские поедали с земли рвоту, но старался максимально отключаться от подобного. Так же как и от историй о несчастных узниках, которых заставляли целыми днями кричать петухом на пожарном гидранте, пока они в буквальном смысле слова не умирали на месте. Мир его ограничивался приемной, кабинетом доктора, лазаретом и чуланом.
Жан, который и рассказал ему о работе в лазарете, теперь с тяжелой дизентерией лежал в первом бараке. Вим время от времени приносил ему что-нибудь поесть. Жан рассказал, что лагерный кот все же не выжил. Виму повезло, что его не поймали в тот раз, потому что кот принадлежал эльзасцу, блокфюреру Георгу. Двое французских заключенных уклонились от работы в команде и спрятались под кроватью. Так они услышали, как Георг рассказывает про кота другому эсэсовцу. Они узнали, где он прячет кота, и судьба животного была решена. При первой же возможности они свернули коту шею, выпотрошили и зажарили на печи барака, где прятались. От кота не осталось даже косточки. Эсэсовцы безрезультатно искали его несколько дней.
17
Нет еды – нет врача
Хузум, ноябрь 1944 года, – Нойенгамме,
декабрь 1944 года
Тигессену приказали подготовить для лагерного начальства отчет по всем случаям болезни и оценить, сколько времени потребуется каждому пациенту, чтобы вернуться к работе. Несколькими днями раньше самых тяжелых отправили в Нойенгамме. Из Ладелунда в Хузум пришло несколько поездов. В лагере оставалось около тысячи заключенных, и судьба противотанковых укреплений явно тревожила начальство. До полутора месяцев, обещанных Гримом нацистскому руководству, оставалось всего две недели, а конца и края работе не предвиделось.
Доктор вместе с Вимом и еще несколькими помощниками прошелся по пяти баракам лазарета с листком бумаги и карандашом. Чаще всего Тигессен здесь не показывался и не знал, насколько тяжелое состояние многих пациентов. Вим и другие видели их ежедневно и могли сообщить доктору всю необходимую информацию.
Обход занял все утро, потом доктор составил списки в своем кабинете. Он попросил Вима привести одному из французов французского пастора, тоже заключенного. Француз умирал и хотел получить последнее причастие.
Вернувшись, Вим обнаружил, что доктор сидит, обхватив голову руками, и смотрит на листок на столе. Тигессен молча подтолкнул листок к нему:
Трудовой лагерь Хузум, 25.11.1944
В настоящее время в лазарете находится 734 больных заключенных.
А именно:
I Кишечные заболевания: 125
1) 45 тяжелых случаев кровавой диареи, от которой невозможно ожидать выздоровления. Значительную часть больных можно считать неизлечимыми.
2) 80 случаев обычной диареи средней тяжести, выздоровление возможно от двух недель до месяца. (Многие заключенные с легкой диареей продолжают работать в командах.)
II Другие внутренние заболевания: 139
1) 12 случаев легочных инфекций
6 случаев плеврита
6 случаев инфекций почек и мочевого пузыря
4 случая инфекций почек
11 пациентов с сердечными заболеваниями
2 случая ревматической лихорадки
3 случая язвы желудка
9 случаев рожистого воспаления
1 случай инфекции желчного пузыря
1 случай венозного воспаления
4 случая дифтерии
6 пациентов с туберкулезом
9 пациентов с тяжелыми отеками
2) 35 случаев общей слабости и истощения – не могут работать
30 случаев общей лихорадки. Эти пациенты, вероятно, смогут приступить к работе в течение 14 дней.
Кроме того, множество случаев ревматизма, много случаев стоматита, вызванного недостатком витаминов. Все пациенты работают в командах.
III Открытые раны: 470
1) 242 случая тяжелой инфекции мягких тканей, абсцессы, глубокие инфицированные язвы. Эти пациенты ни при каких условиях не должны работать, и большая их часть погибнут.
2) 228 случаев легкой инфекции мягких тканей. Значительная часть таких пациентов смогут вернуться к работе после 14 дней покоя и лечения.
На сегодняшний день зафиксировано 188 смертей.
На следующее утро на рассвете прямо за углом первого больничного барака произошло нечто такое, что, несмотря на ужасный конец, позволило им посмеяться. Отчет Тигессена не порадовал Грима и его подчиненных. Тигессен даже сомневался, дошел ли документ до вышестоящего руководства или так и остался в ящике его стола. Как бы то ни было, слишком мало заключенных могли работать во внешних командах. Эсэсовцы решили использовать и больных из лазарета. Боясь заразиться, они отправили туда капо. Вим быстро спрятался в чулане. Капо мгновенно прошлись по всем пяти баракам и вытащили на поверку всех, кто еще мог ходить. Один из капо крикнул, что все должны раздеться. Больные люди стояли на морозе голые, истощенные и несчастные, ожидая решения своей судьбы. Один из охранников спросил пациентов, чем они больны, и стал пересказывать их ответы:
– У меня температура, – сказал первый заключенный.
– У меня тоже температура, – ответил эсэсовец, указал на груду одежды рядом с плацем и на ворота: – Одевайся и марш на работу.
Такая судьба постигла почти всех. И вот эсэсовец подошел к датчанину аскетического вида, одному из самых старых в лагере. Этот человек был учителем и свободно говорил на нескольких языках.
– Что у тебя? – спросил эсэсовец.
Не моргнув и глазом, заключенный ответил:
– Ich bin ein Idiot. Я – идиот.
Охранник автоматически начал переводить:
– Ich bin auch ein Idi…
Тут ему стало ясно, в каком глупом положении он оказался. Он побагровел от ярости. Другие заключенные с трудом удерживались от смеха.
– Fünfundzwanzig am Arsch! Двадцать пять плетей!
Два капо уже держали ко́злы наготове. Датчанина швырнули на живот. Капо принялся лупить его кнутом, датчанин сам должен был считать удары. После первых пяти спина его превратилась в сплошную рану, а к концу истязания он с трудом
