Последний свидетель. История человека, пережившего три концлагеря и крупнейшее кораблекрушение Второй мировой - Фрэнк Краке

Stubendienst ни во что не вмешивались. Они лишь раздавали еду. Новичков быстро ввели в курс дела. Они никак не могли поверить, что придется спать втроем на одной полке или на земле, но, когда в бараке собрались все его обитатели, они поняли, что с ними не шутят. На некоторых нарах спать приходилось вчетвером. В бараке Вима те, кто вернулся с работы, были слишком измучены, а новички слишком изумлены, чтобы возникли какие-то драки. Судя по шуму в лагере, было ясно, что так мирно обошлось не везде.

Вим не понимал, как такое могло случиться. Первая тысяча заключенных еле разместились в лагере. Они набились в бараки как селедки в бочку, а теперь прибыла еще тысяча, которую распределили по семи баракам. В тот день начальству лагеря пришлось немало постараться, чтобы все пошло по плану.

Как бы то ни было, кухня явно не ожидала такого увеличения численности. Еды было слишком мало, котлы почти опустели, а в очереди стояли десятки человек. Началась ругань и скандалы, до реальных драк дело не дошло, потому что голодные люди мгновенно проглотили, что им выдали, и драться стало не за что.

Когда все немного успокоилось, начались расспросы. Всем было интересно. Новички хотели знать, что за жизнь в лагере и какой работой им предстоит заниматься. Но ответов никто не слушал. Люди просто не могли в это поверить – и это было понятно. Всего три недели назад эти люди были дома, занимались своей повседневной работой, и вдруг оказались здесь, где их, как свиней, загнали в хлев, а теперь рассказывают нечто такое, чего просто не может быть.

Многих голландцев привезли из Путтена, городка в регионе Велюве. Их схватили во время облавы после неудачной вылазки партизан из движения Сопротивления, 1 октября 1944 года арестовали более шестисот человек. Через день их отправили в Амерсфорт, а потом в Хузум через Нойенгамме, на строительство Фризской стены. Строительство укреплений было приказано максимально ускорить.

Вим заметил, что новички одеты гораздо теплее, чем они сами, когда только прибыли в Хузум. На них не было тонких полосатых пижам. Они прибыли в потрепанной гражданской одежде, а у некоторых были даже пальто. На спинах у всех были нарисованы желтые кресты. Из рукавов и штанин были вырезаны куски, а потом нашиты заплаты из кухонных занавесок. Жалкое зрелище, и все же эта одежда была теплее, чем полосатые костюмы. Лишь позже они узнали, что эта одежда, по большей части, поступала с одежного склада Аушвица.

Впервые после Амерсфорта Вим узнал о ходе войны. В Хузуме они были отрезаны от мира и могли лишь догадываться о продвижении союзников. Но услышанное его не порадовало. Значительная часть Южных Нидерландов была освобождена, но продвижение на север захлебнулось у Арнема. Немецкая армия не спешила признавать поражение. Вряд ли союзники смогут освободить их в ближайшем будущем.

Еще меньше было известно о положении на Восточном фронте, хотя ничто не указывало на то, что русские смогут спуститься в лагерь, как ангелы-освободители, раньше союзников. Похоже, им предстояла долгая зима.

На следующее утро Stubendienst разбудили их как обычно. Проснувшись, Вим сразу же услышал с улицы странный звук – казалось, кто-то подражает петуху. Рано утром над пустой равниной любой звук разносился на километры, но этот крик раздавался где-то поблизости, между сортиров. Вим отмахнулся, а потом отчетливо услышал, как орет и ругается Клингер. Потом снова послышалось сдавленное кудахтанье. По дороге в туалет он заметил, что группы заключенных пытаются разглядеть необычное представление.

Сортиры располагались на другой стороне прохода, в тридцати метрах от бараков. Охранники следили, чтобы узники не задерживались. Но Виму хватило одного взгляда.

Несчастного заключенного, который не доложил о смерти своих товарищей, Клингер заставил усесться на пожарный гидрант. На немецком гидрант назывался Wasserhahn, то есть «водяной петух». Поняв, что происходит, Вим побледнел. Рядом с узником, держа дубинку наготове, стоял капо. Металлический гидрант высотой в полтора метра находился между четырьмя сортирами. Сверху его накрывала небольшая металлическая пластина толщиной в несколько сантиметров. Пластина была привинчена двумя стальными болтами с острыми головками. Если жертва не кричала петухом каждые несколько секунд, капо опускал дубинку ему на шею. Узника били, когда он падал с гидранта, а это случалось постоянно – заключенный был измучен, да и форма гидранта была очень неудобной.

Все полтора часа, что Клингер проводил поверку, заключенные слышали хриплые крики петуха, глухие удары и ругань капо – к величайшему удовольствию ротенфюрера. Только когда их выводили из лагеря, крики стихли.

Вим находился в лагере Хузум уже месяц. В конце октября они работали в поле. Неожиданно раздался свисток на короткий перерыв. Вим работал на среднем ярусе. Он выбрался из траншеи, чтобы немного размять мышцы. И он сразу же заметил, что к нему идет человек, облик которого был ему смутно знаком. Этого не может быть! Он присмотрелся и покачал головой, словно желая удостовериться, что это не сон. Живой скелет в тумане оказался Кором. Узнать старого друга было почти невозможно. Жизнь в лагере его почти убила. Глаза запали, рот провалился, губы обметало. Медленно шаркая ногами, он шел к Виму, закутавшись в одеяло.

– Кор… – с трудом выдавил из себя Вим.

Кор, казалось, его не узнал.

– Нам еще далеко идти? – спросил он.

Вим узнал голос умирающего, но не был уверен, что тот имеет в виду.

– Американцы… Они ведь близко, правда? – спросил Кор.

– Да, – ответил Вим. – Американцы близко…

Кор слабо кивнул и с пустым взглядом побрел дальше вдоль траншеи. Он скрылся в тумане, а окаменевший Вим не мог двинуться с места. Больше он Кора не видел.

Как-то вечером, вскоре после этой встречи, Вим сидел за длинным столом в своем бараке и хлебал пустой суп. Рядом с ним сел француз лет сорока, Жан. Они давно сдружились. Жана тоже отправляли на работы в Германию, и он немного говорил по-немецки. Последние несколько недель они рассказывали друг другу о днях работы в Германии, общались по вечерам и старались не впадать в депрессию.

Жан сказал, что доктору Паулю Тигессену, который управлял лазаретом, позволили взять себе помощника на время до и после работы. Доктор просто не справлялся, поскольку больных было очень много. В лагере были два квалифицированных французских врача, которые работали наравне со всеми, а рано утром и поздно вечером помогали в лазарете.

– Меня спросили, не хочу ли я им помочь, – сказал Жан, – но я отказался. Я просто не могу. После работы я валюсь с ног.

Вим поблагодарил за совет, поднялся и направился прямо к Тигессену. Жан с изумлением смотрел ему вслед. Вим дождался, когда выйдет пациент, вошел и представился новым санитаром. Тигессен посмотрел на него, ни о чем не спросил, но сказал, что приходить можно только до и после обычной работы.

– Будьте у меня утром в пять.

Тигессена арестовали в Дании – он был редактором подпольной газеты. Он учился на психиатра, но для сотен заключенных он оставался единственной надеждой. Он даже в туалет не мог пойти, чтобы его не осаждали узники, которым были нужны лекарства или помощь, хотя помочь он мог только добрым словом. Когда он усаживался в сортире, те, кто сидел справа и слева от него, начинали рассказывать про свой стул на голландском, немецком, французском, польском, русском, испанском или итальянском языках:

– Trиs, trиs, trиs liquide, docteur, nix dobra, kamerad, diarrhoaea, scheisserei, acquosi, avec sang, mit schleim.

Сделав свои дела, доктору приходилось с трудом прокладывать себе путь среди этих несчастных, чтобы добраться до лазарета. Тигессен постоянно обращал внимание эсэсовцев на нечеловеческие условия жизни в лагере. Ответ всегда был один и тот же:

– Hier gibt es nur Lebendige und Tote. Здесь нет больных – только живые или мертвые.

Возле двери лазарета Вим появился вовремя. Там уже собралась длинная очередь ожидавших помощи. Ему дали задания: убраться в кабинете и пригласить следующего пациента. Тигессена заботили только больные, на Вима он внимания не обращал.

В семь часов, когда дали сигнал выдвигаться, Вим простился с доктором и присоединился к своей команде. Вечером он появился в лазарете