Последний свидетель. История человека, пережившего три концлагеря и крупнейшее кораблекрушение Второй мировой - Фрэнк Краке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огромный поезд тронулся около полуночи. Всем выдали по куску хлеба на дорогу, но в вагонах было так тесно, что невозможно было даже откусить. Они ехали всю ночь, и Вим не сомкнул глаз. В поезде снова не было воды, и заключенных страшно мучила жажда. Почти целый день они ехали туда, куда на нормальной скорости добрались бы за несколько часов. Ранним вечером они добрались до места, голодные, замерзшие. У всех было только два желания – туалет и хоть какая-то еда.
Поезд остановился возле импровизированного концлагеря Хузум-Швезинг. В свете прожекторов заключенных выгнали из вагонов. Вим прекрасно помнил, как их вышвыривали в Нойенгамме и, выждав час, осторожно выбрался из вагона. Его ноги еще не коснулись земли, как он получил первый удар по шее, чуть выше ключицы.
– Schnell! Schnell! Los! Los! Быстро! Быстро! Бегом!
С громким криком он вывалился из вагона и упал на землю. Упав, он рефлекторно покатился, прижимая подбородок к груди и закрывая голову руками. Большинство узников так легко не отделались – «комитет по встрече» избил их до черных синяков. Потом их выстроили в шеренги по пять в двадцати метрах от поезда. Новая охрана оглушительно орала, отводя душу на новичках. Молодой русский парень решил, что он умнее всех. Он подумал, что можно воспользоваться хаосом, и кинулся к лесу. Но пробежать ему удалось не больше двадцати метров. Ему всадили пулю в спину и за ноги отволокли к поезду. Там его и бросили, истекающего кровью.
Поезд разгружали вагон за вагоном. Потом началась поверка. Когда все выстроились ровными рядами, вперед вышел Грим. Красное лицо, фиолетовый от беспробудного пьянства нос, налитые кровью глаза. Он с ухмылкой оглядел заключенных и заявил:
– Husum ist ein Vernichtungslager. Hier gibt’s nur Lebendige und Tote. Es ist hier keine Versorgungsanstalt. Хузум – это лагерь уничтожения. Здесь есть только живые или мертвые. Это не богадельня.
Вим слишком хорошо его понял.
Затем его группу повели в лагерь и разместили в третьем бараке. В полумраке все пытались найти себе нары. Из-за спальных мест возникали скандалы и драки – 1100 заключенным предстояло разместиться в лагере, рассчитанном на 300 человек. Трехъярусные нары стояли так тесно, что между ними почти не было прохода. Вим оказался на деревянной полке шириной семьдесят сантиметров с двумя другими заключенными. Дрожа от холода и голода, он натянул на себя грязное одеяло. По обе стороны от лица торчали чужие ноги. Матрас оказался вдвое тоньше, чем в Нойенгамме. В первый день в Хузуме он ничего не ел, и желудок у него сводило. От страшной усталости он мгновенно заснул, но сон длился недолго.
По голове соседа слева ударила дубинка, задев ногу Вима.
– Raus! Raus! Schnell! Schnell! На выход! Быстро!
Из уха соседа текла кровь. Охранники из Stubendienst гоняли заключенных без малейшей жалости. Было четыре утра. Им дали час на то, чтобы умыться, одеться и застелить постели. Пол тоже следовало подмести – если останется хоть одна соломинка, удар дубинки или приклада неминуем. На то, чтобы сжевать кусок хлеба и запить черной жижей, обозначающей чай или кофе, отводилось меньше десяти минут.
– Schnell! Schnell! Los! Los! Быстро! Быстро! Бегом!
Поверка на широком проходе между бараками тянулась с пяти до семи утра. В Хузуме эсэсовцы считали не лучше. Дрожа от холода в своей тонкой полосатой одежде, Вим стоял среди заключенных из своего блока. Как всегда, он старался держаться в середине. Труп русского, пытавшегося бежать, валялся прямо на земле у плаца. В рот ему сунули картофелину. Охранники заявили, что он украл картошку.
Через два часа эсэсовцы наконец удовлетворились и повели заключенных на главную дорогу, соединяющую Хузум и Фленсбург. Рассвело, и только сейчас Вим увидел, в каком отвратительном состоянии бараки. Ночью он чувствовал, как свищет ветер, и теперь понимал почему. Все стены были покрыты трещинами, дырами и отверстиями. Многих окон не хватало. Лагерь был невелик – 200 метров в длину и 150 метров в ширину. На этой площади расположились девять бараков и четыре сортира. На территории имелись два пруда и большой сарай для инструментов. Туда они и направлялись. Каждому выдали лопату, мотыгу или кирку – если заключенный медлил, то в придачу получал еще и несколько тычков или ударов.
Заключенных окружили охранники – примерно 200 старых солдат с военно-морской базы. В таком возрасте им следовало играть с внуками или сидеть у пруда с удочками, но их мобилизовали ради спасения Германского рейха.
В семь часов раздалась команда:
– Abmarschieren! Марш!
Заключенные побрели по дороге к городу Хузум.
13
Первый день на работе
Хузум, сентябрь 1944 года
Они не прошли и километра, когда на отстающих посыпались первые удары. Виму тоже было трудно выдерживать такой темп. Он пока еще был в хорошей форме, но у него болели ноги. Заключенные шли в тех же старых сандалиях, но они никому не подходили – были велики или малы, а ремешки, которые должны были удерживать деревянные подошвы на месте, скукожились и натирали ступни сверху. Пальцы же упирались в край подошвы или выступали прямо на землю. Вим стиснул зубы и зашагал максимально быстро, чтобы не оказаться в конце группы. Слева и справа с интервалом в несколько метров шли вооруженные моряки.
Через четверть часа все растерли ноги в кровь. Заключенные ругались и стонали, охранники ругались на них. Плоская безжизненная равнина тянулась до горизонта. Дул сильный ветер. Редкие деревья и кусты никак не защищали узников. Иногда попадались редкие фермы со скромными домиками.
Примерно через полчаса четверть заключенных были сильно избиты, потому что шли слишком медленно, по мнению охранников. Погода ухудшилась. Мелкий дождь превратился в настоящий ливень.
Рядом с Вимом шел Ян Кок, тридцатилетний житель Амстердама.
– Когда я запою, – сказал он соседям по строю, – вы скажете, что я знаменитый голландский певец, хорошо?
Через сотню метров он действительно запел. Поначалу тихо и осторожно, но, поняв, что охранники не вмешиваются, он запел громче. Над полями Хузума разнеслись голландские и итальянские песни. Через какое-то время капо спросил, кто он. Заключенные пробормотали что-то о знаменитом певце из Амстердама, подтвердив его репутацию. Услышав это, капо велел Яну заткнуться и в восемь вечера явиться в барак СС. Никто не знал, хорошо это или плохо.
Они вошли в уютный городок Хузум. Шторы на всех окнах открылись. Немцы из своих теплых гостиных смотрели на изможденных заключенных. Несколько прохожих остановились. Никто не сказал ни слова, и охранники снова стали подгонять колонну криками. Но в городе они реже пользовались дубинками.
За мостом город кончился. Дорога сворачивала на восток, и тут главный капо остановил колонну. Отставшие заключенные только успели догнать колонну, как он скомандовал:
– Los geht’s! Вперед!
Им предстояло перепрыгнуть канаву и дальше идти по полю. По обе стороны канавы встали два мастера, и когда узник мешкал, они толкали его в спину. Канава была примерно метр шириной, и Вим легко ее перепрыгнул. На другой стороне его нога сразу же сантиметров на десять ушла в болотистую почву. Другим заключенным пришлось тяжелее. Тычки и крики мастеров не помогали. Не всем хватило сил перепрыгнуть канаву, и многие оказались в воде. Теперь им до конца дня предстояло работать в мокрой одежде. Охранникам это понравилось. Над теми, кто не допрыгнул, громко смеялись. Охранники от души хлестали их кнутами.
Так колонна продвигалась по полям от канавы к канаве. Унизительные сцены повторялись снова и снова. На каждой площадке оставалось по сотне заключенных. Идти по мягкой, влажной почве было невероятно тяжело.
Вим завяз в болоте по щиколотки. С каждым шагом брызгала вода, и его тонкие штаны не просто промокли, но еще и покрылись жидкой грязью. Вытягивать ноги из болотистой почвы было страшно тяжело, ремешки и завязки сандалий врезались в ноги, и ступни Вима покрылись ранами.
Через полкилометра Вим оказался на месте работы. Он видел только плоскую равнину. Ни домов, ни деревьев, ничего – только поля и канавы.
