Траектория чуда - Аркадий Гендер

— Здравствуй, дорогой. Здравствуй, дорогая, — своим неподражаемо бесцветным голосом только что выловленной селедки ответила Люся, увидев нас в дверях.

— Дела идут в гору? — спросил я у Люси, кивнув на монитор, после того, как ответил на это ее так раздражавшее меня по первости приветствие.

— А, ты об этом? — лениво обвела взглядом офис Люся. — Да, шеф, вместо того, чтобы прибавить зарплату, грохнул всю прибыль от летних продаж в компьютеры, главбухша мне шепнула по секрету, что все встало в сто тысяч баксов! Лучше бы премию выписал за ударную работу, козел! Да еще кухню забрал под серверную, а пить кофе на рабочих местах у нас нельзя. Где нам кофе пить, в сортире, что ли?

Я от души рассмеялся этой гневной Люсиной тираде, произнесенной, правда, настолько неэмоционально, как будто она рассказывала прогноз погоды на неделю.

— Глебу надо срочно зайти в Интернет, а мы пока пойдем покурим, ладно? — сразу перешла к делу Жанна.

— Конечно, — ответила, вставая из-за стола, Люся. — Я как раз тоже сидела в Интернете, так что просто заходи, где голых девок побольше.

— Глебу нужно посмотреть что-то важное! — вступилась за меня Жанна.

— Что для мужика может быть важнее голых девок? — хмыкнула Люся.

Вот ведь, зараза!

— Я не созерцатель, я — деятель, — парировал я, садясь на Люсино место.

— Надеюсь, Жанка мне расскажет про твои деяния, — не сдалась Люся, и, похихикивая, они отправились в курилку.

Так, что там у меня в почтовом ящике? Ага, четыре непрочитанных сообщения. Эти два — просто мусор из Сети, какая-нибудь реклама или другой "спам", третье — запоздалая спецификация по контракту, который давно уже умер, а вот это — то, что я ищу. Адрес отправителя? Ну да, какая-то тарабарщина, вместо нормального доменного имени после точки — икс и игрек. Если прочитать по-русски, получается "ху". Как будто тебя уже послали. Интересно! И как-то неприятно. Но после того, как я прочитал письмо, мне стало еще неприятнее. Оно было коротким. Текст гласил: "Уважаемый Глеб Аркадиевич! По нашему мнению, прилагаемые фотографии должны Вас заинтересовать. Если наше предположение верно, свяжитесь с нами завтра — именно завтра! — в любое время после 10 утра. Если Вы этого не сделаете, неприятным сюрпризом для Вас станут катастрофические проблемы в Вашей жизни. Причем не столько морально-этического, сколько финансового характера. Напротив же, в случае, если мы договоримся, все будут в шоколаде. Приятного просмотра!" Далее следовал номер мобильного телефона, тоже совершенно фантастический — семь идущих подряд по убыванию цифр, начиная с девятки.

Мои пальцы на клавишах мышки противно задрожали. Мне казалось, что стул подо мной куда-то уплыл, и я парю в неприятнейшем состоянии невесомости, от которого в животе замутило, и к горлу подступала тошнота. Как многолики проявления страха! Да, вот оно! Расплата, возмездие — как хотите. Слишком фантастическими были события последних дней для того, слишком гладко было все! Обязательно должна была случиться какая-то гадость. Но кто же этот таинственный недоброжелатель?! Чуть-чуть успокоившись, я еще несколько раз перечитал письмо. Написано очень грамотно, только выбивается из общего интеллигентного тона блатноватое "…все будут в шоколаде". Ладно, пора взглянуть на фотографии, прикрепленные к письму. Их было три, и я, задержав, как перед нырком, дыхание, кликнул первую. Она оказалась черно-белой, зато большой, во весь экран.

Первое, что я узнал на снимке, был хорошо уже знакомый мне интерьер Ташиной квартиры. А эти двое неодетых людей на кровати? Ну да, конечно — это сама Таша. А этот? Себя голым на фото я видел первый раз в жизни. Боже, какой кошмар! Мелькнула мысль, что надо срочно худеть. Но уже через секунду смысл того, что запечатлено на снимке, выгнал из моей головы соображения о проблемах моей фигуры. Мы были сняты, стоящими на коленях, и как-то изучающе взирающих друг на друга. Причем мой взгляд был обращен на низ Ташиного живота. На втором снимке мы обнимались, и моя рука лежала на ее бедре. На третьем Талия лежала на боку, лицом к объективу, а я весь был где-то сзади нее, но обе мои руки были заняты ее грудью. На всех трех снимках абсолютно четко была пропечатана, во-первых, моя дурацкая физиономия, и, во-вторых, из них совершенно недвусмысленно явствовал биологический пол моего партнера. В углу каждого снимка был забит логотип времени и даты — они были сделаны вчера вечером. Где же, интересно, была установлена камера? А, понятно — в розовом бегемоте. То-то мне казалось, что он как-то странно мне подмигивает черным выпуклым глазом. Да-а-а-а, дела! Я откинулся на спинке стула и, тупо глядя на экран, бессмысленно перебирал мышкой снимки, пытаясь осознать, чем это все может мне грозить. Но думать не получалось, только противно звенело в ушах. В этот момент вернулись Жанна с Люсей. Я срочно закрыл картинки, но моя поспешность не укрылась от глаза Люси.

— О, я же говорила, будет голых девок смотреть, — съязвила она, даже не догадываясь, насколько была права.

— Что-то случилось? — напротив, озабоченно, спросила Жанна. — Ты белый, как зубная паста.

— Н-нет, ничего, — попытался взять себя в руки я, даже улыбнулся необычному сравнению, но как-то криво.

— Тогда… какие планы? — все еще обеспокоенно глядя на меня, спросила Жанна.

Какие там, к черту, планы после таких сюрпризиков? Хотелось одного — уединиться и попытаться подумать о том, что только что произошло, чем мне это грозит, и что делать. Но сначала, пожалуй, хлопнуть залпом ударную дозу водки, чтобы унять дрожь в руках. Можно, конечно, прямо сейчас под каким-нибудь благовидным предлогом, а то и вовсе без предлога свернуть общение, но ведь это не только не решит проблемы, но будет выглядеть со стороны в высшей степени подозрительно. Конечно, наплевать мне с высокой колокольни на Люсины, к примеру, подозрения, но, во-первых, не хочется обижать Жанну, особенно после сегодняшнего рецидива близких отношений и, во-вторых, негоже, как говорят на Востоке, терять лицо, не по-мужски. Это последнее соображение стало решающим. Я улыбнулся и ответил, демонстрируя полную беззаботность:

— Планы? Какие могут быть планы, кроме как — гулять!

— А с чего у нас сегодня такое веселье? — поинтересовалась Люся.

— Люська, ты не представляешь! — не дала мне и рта раскрыть Жанна. — Глеб же теперь — мильёнщик!

Жанна тараторила на тему неожиданно свалившегося на меня богатства всю дорогу, пока мы ехали со Сретенки в маленькое кафе на Ордынке, куда Люся всегда тащила нас, когда мы бывали втроем.

— Так, значит, тот твой рассказ не был шуткой? — задумчиво протянула Люся, когда мы уже сидели в кафешке за столом, и Жанна, наконец, закончила свое восторженное изложение того, что узнала от меня полутора часами ранее.

Дамы пили пиво, я же поостерегся выпивать перед дальней дорогой, и ограничился минералкой.

— Конечно, нет! — решив, видимо, суфлировать мне весь вечер, воскликнула вместо меня Жанна.

При этих словах Жанна мощным глотком допила пиво, стукнула кружкой об стол и прильнула ко мне всем телом, победоносно посмотрев через стол на Люсю. И хотя в ее взгляде так и сквозило, дескать, мой мужик-то, завидуй, подруга, я почувствовал неожиданный прилив нежности к любовнице. Может быть, все-таки Жанна на самом деле не совсем равнодушна ко мне? Может быть, не только из-за разлада с мужем год назад она легла со мной в койку? Я обнял ее за плечо и поцеловал в висок.

— Кстати, а я никогда и не считала твой тот рассказ шуткой, — заглядывая мне в глаза, принялась подлизываться Жанна, — я сразу все приняла серьезно!

Ну да, конечно! Я вспомнил, как тогда, в самом начале наших отношений, мы сидели здесь же, и я сдуру рассказал Жанне и Люсе об идее тетушки Эльмиры с нашим дворянством. Рассказал, разумеется, в шутку, иронизируя и над теткой, и над самим собой. Тогда как раз Люся собственно никак не отреагировала на мой рассказ, что я отнес к ее эмоциональной рыбообразности. Жанна же, напротив, еще вдобавок слегка перебрав, весь вечер с навязчивостью пьяной женщины издевалась надо мной, называя то "ваше превосходительство", то "ваше сиятельство", чем привела меня в конце концов в состояние тихого бешенства. Я даже серьезно обиделся тогда на Жанну, правда, разумеется, вскоре все забылось.

Но тем временем разговор как обычно, перетек на Люсины жизненные проблемы. Хотя, как ни раздражало меня всегда это ее унылое канючение под аккомпанемент Жанниных сочувственных придыханий, нельзя было не признать, что в последние годы на Люсю Зайцеву всякие беды просто посыпались градом. Пять лет назад, сразу же после рождения дочери от нее ушел муж, и Люся осталась одна тащить ребенка и больную, практически неподвижную мать. Кроме этого, у нее не шее висел еще и младший брат с какими-то психическими отклонениями. У самой Люси от всего этого тоже начались проблемы со здоровьем, — то-то она так похудела! Болела и девочка, с полгода назад умерла-таки мать. Как раз сейчас суть разговора, часть которого при всем желании абстрагироваться и думать о своих неожиданных проблемах я все-таки не мог не слышать, сводилась к тому, что после смерти матери, жившей в старом доме-колодце в лабиринте узких переулков между Бахрушина и Татарской, идущем под снос, власти отказывались предоставить Люсе, как наследнице, квартиру, которую старуха не успела получить при жизни. Свинство, конечно, но сколько бы то ни было долго слушать этот поток жалоб у меня не было ни сил, ни желания. Да и вообще была пора, — мне еще за своими пилить на дачу. Я демонстративно посмотрел на часы, Жанна вздохнула, мол, хорошо сидим, но понимаем, молодому мильёнщику надо ехать исполнять супружеский долг, кивнула Люсе, и та, затушив сигарету, позвала официанта.