Траектория чуда - Аркадий Гендер

А потом мы лежали и говорили. Я возжелал предложенного час назад чаю, и Талия приготовила мне его и принесла в постель. Она курила свои длинные тонкие сигареты, а я рассказывал ей события последних двух суток, и события минувших восьмидесяти пяти лет. Я рассказывал ей все в подробностях, ни капли не сомневаясь, что рассказ Таше интересен, и не опасаясь, что из-за излишних деталей он покажется ей нудным. В подтверждение этого она слушала так внимательно, что, зажигая сигареты одну за одной, скоро забывала о них, и они тухли в пепельнице. В конце концов она бросила это дело, и просто полусидела на подушках, завернувшись в одеяло и молча слушала, глядя на меня своими широко распахнутыми зелено-льдистыми глазами. Когда я рассказывал о том, что Ольге Апостоловой пришлось пережить во время своей одиссеи, я чувствовал, как сопереживала всем сердцем Талия. Особенно, кажется, потрясло ее то, что Ольге пришлось заниматься в Константинополе проституцией. Талия как будто сжалась вся в комок, закусив зубами костяшки пальцев, да так и осталась до самого конца моего повествования.

— Так что, представляешь, Таша, за те два дня, что мы не виделись, я успел стать весьма состоятельным человеком! — с театральной наигранностью закончил я.

— Как я рада за тебя! — просто и мило ответила, вздохнув, она.

И в эту секунду я снова подумал о том, какие же, черт побери, блестящие перспективы в связи с моим наследством открываются перед моей женой Галиной, которая ни на секунду в это наследство не верила. И рядом — другая, а она даже не звонит. И, пожалуй. было бы в высшей степени несправедливо обделить тех, кто дарит и дарил мне тепло и богатство общения просто так, не будучи связан со мной узами никаких официальных отношений. Надо обязательно дать им от свалившегося с меня, как с неба, богатства. Надо — Жанне, с которой мне целый год было так хорошо, и у которой из-за ее бестолкового муженька сейчас такие проблемы с жильем, что она с ночлегом зачастую вынуждена перебиваться по случайным адресам. И надо — Талии. Даром, что знакомы без году три дня. Для того, чтобы человек стал близким, много времени и не нужно. По крайней мере, мне.

- Таш, сколько, ты говоришь, надо денег на операцию? — с деланно равнодушным видом спросил я. — Полтинник?

— Не меньше, — еще не понимая, куда я клоню, ответила Талия.

— Ну так считай, что он у тебя в кармане, — сказал я, выдержав эффектную паузу.

Господи, как же я нравился себе в эту секунду! Я с трудом удержался, чтобы не пустить из глаз слезу умиления. Потому, что Талия, закусив костяшки уже обеих рук, смотрела не меня, как на бога, только что сотворившего чудо. Она не задавала глупых вопросов типа: "Это правда?", или: "Ты не шутишь?". Она прекрасно чувствовала меня, и понимала, что я такими вещами шутить не буду. Просто через секунду она бросилась мне на шею и зарыдала. Одеяло слетело с ее плеч, она прижалась ко мне всем обнаженным телом, а я гладил ее по голове, и утешал, как ребенка. Наконец, она начала успокаиваться.

— Господи, Глеб! Сколько раз я представляла, что придет принц, как приплыл Грэй за Ассоль, и скажет что-то в этом роде, — сказала она, хлюпая носом. — Если бы ты знал, как тяжело жить вот так, не со своим полом, не в своем теле! Каждый день, каждый раз ощущать это (она скорчила гримасу) у себя! Это должно быть у мужчин, а я — женщина, женщина, понимаешь? То есть, ты понимаешь, я знаю. Неужели это, наконец, произойдет?

Она снова разрыдалась. Я не курю уже пять лет, но для такого дела вспомнил прошлый опыт заядлого курильщика, зажег сигарету и протянул Талии. Она затянулась, глубоко вздохнула, и улыбнулась мне сквозь слезы. Я чмокнул ее в мокрый соленый нос. Но ведь я высказал ей еще далеко не всю свою идею.

— Причем как ты относишься к тому, чтобы не откладывать ничего в долгий ящик, а прямо в конце недели поехать со мной в Швейцарию, и там лечь на операцию?

Талия все-таки сбилась на разные "Я даже не знаю" и "Удобно ли?", но я не хотел слушать никаких возражений. На единственный важный вопрос — есть ли у нее загранпаспорт, и в каком он состоянии, Талия ответила, что все в порядке. Но как оказаться в Женеве в одно и то же время, ведь купить для Талии тур можно просто не успеть, да и не дешевы туры в Швейцарию, на покупку его у меня сейчас банально нет денег! А, собственно, моя ли это проблема? Помнится, Шуляев намекал: дескать, глупо в Швейцарию ехать без эскорта? Пусть теперь отвечает за базар. Где там его визитка? Я встал с постели, и набрал номер его сотового.

— Алло, кто это? — раздался в трубке голос Шуляева, приветливый ровно на столько, чтобы ошибшийся номером сразу же раздумал продолжать разговор.

— Добрый вечер, Вадим! Это Глеб, — ответил я. — Извиняюсь за то, что беспокою в воскресенье…

— В любое время дня и ночи, Глеб, дружище! — бурно возрадовался в трубке Шуляев. — Какие проблемы?

Странно, но в его голосе мне почудились нотки неподдельной тревоги.

— Да нет, проблем никаких, — поспешил успокоить я адвоката. — Просто я определился, как ты давеча сказал, с эскортом. Ты подтверждаешь свое любезное предложение отправить меня в Женеву в чьем-либо сопровождении?

Я искоса глянул на Талию, опасаясь за ее реакцию на мое упоминание об эскорте, но она думала о чем-то своем, и явно не слышала моих слов.

— Конечно, конечно, — с явным облегчением захихикал в трубке Шуляев. — Выбрал Яну, или нашел кого-то своего? — поинтересовался адвокат.

— Второй вариант, — ответил я уклончиво, чтобы Талия не могла догадаться, о каких гнусностях мы тут судачим.

— Сможешь забросить загранпаспорт и фотокарточки этой дамы завтра ко мне в офис? — уже по-деловому осведомился Шуляев. — То есть, я полагаю, что это женщина?

У меня екнуло сердце, — насколько его шутка оказалась недалека от истины.

— Ты бесконечно догадлив, — съязвил я в ответ.

— Надеюсь, что ничем тебя не обидел, — сквитался Шуляев.

В наличии весьма злого чувства юмора у адвоката я уже успел убедиться еще вчера.

— Спасибо, тогда — всех благ? — попрощался я.

— И вам жить богато, — распевно ответил Шуляев.

С неприятным осадком после разговора я опять нырнул в постель к Таше.

— Ну вот, все в порядке, — тихонько потряс ее за плечи я, чтобы вывести из состояния задумчивости. — Мы вполне можем в конце недели вместе полететь в Женеву. Только мне нужно завтра желательно пораньше с утра забрать у тебя твой паспорт и фотографии для оформления визы. Можно это сделать?

— Да, конечно, — машинально ответила Талия. — Кстати, можешь не волноваться — моя фамилия не склоняется, а за двести баксов паспортистка в ОВиРе проставила мне в загранпаспорте женский пол. Как бы по ошибке.

— Черт, я об этом даже не подумал. Какая же ты умница! — совершенно искренне воскликнул я.

В ответ Талия смущенно улыбнулась, но было видно, что мои слова ей польстили.

А за окном тем временем совсем уже стемнело. Господи, который же теперь час? Я вскинул глаза на будильник, но его табло было темно. Так, а куда я швырнул свои часы, когда раздевался, изображая из себя маленький ураган? Я покрутил по сторонам головой, но вместо часов в поле моего зрения попала электрическая розетка у пола, в которую тянулся черный провод от будильника. Мне показалось, что вилка не до конца воткнута в розетку, видимо, просто зацепили ногой. Я потеребил провод, и точно — табло вспыхнуло яркими зелеными цифрами. Мама дорогая! Так я и знал — уже почти одиннадцать! На самом деле спешить, собственно, было некуда, но не хотелось после выпитого вина ехать совсем уж поздно, рискуя быть остановленным бдительными ГАИшниками. Пока я одевался, мы договорились с Ташей, что завтра в десять встретимся у метро Кутузовская на предмет передачи мне ее бумаг. И, уже стоя в прихожей, мы с ней долго целовались на прощанье.

На улице шел несильный дождь, первый, наверное, за целый месяц. Капли тихо шуршали по листве старых лип, пыль на тротуарах и газонах собиралась в мокрые шарики. Совсем недавно, похоже, дождь согнал и бабушек, — квадратные пятна сухого асфальта на тех местах, где стояли их стульчики-табуреточки, были еще вполне отчетливы. Я поднял голову, чтобы взглянуть на Ташины окна, и получил каплей прямо в глаз. Я поспешил забрался от дождя в машину, завел мотор и выехал из липового двора.

Галина позвонила, когда я уже подъезжал к дому.

— Здравствуй, Глеб, — голосом айсберга, погубившего Титаник, начала жена. — Я битых три часа звоню домой. Можно поинтересоваться, ты вообще где?

Черт, влетел. Что же я никакую отмазку-то не сплел? Возгордился, вознесся, а жена то — ам, вот она, не дремлет! Придется дописывать либретто по ходу спектакля.

— Менял фару в сервисе, — устало-равнодушным голосом сказал первое пришедшее на ум в ответ на безаппеляционное вопрошание супруги я. — Вчера остановили гаишники, сказали, что так жить больше нельзя. Привет, дорогая. Как вы там с Юлькой?