Прежде чем я усну - С. Уотсон

— Что — потом?

— Казалось, твое состояние ухудшается. Однажды я пришел к тебе, и ты не узнала меня. Ты решила, что я врач. Ты уже не могла вспомнить свое имя, год своего рождения. Ничего. Врачи сделали вывод, что у тебя не формируются новые воспоминания. Провели множество тестов, сканирований. Но все было безрезультатно. Врачи сказали, что травма вызвала потерю памяти. И что это навсегда. Это не поддается лечению, и медицина здесь бессильна.

— Бессильна? И они ничего не делали?

— Нет. Они сказали, что память либо вернется сама, либо нет и что с течением времени вероятность первого варианта все меньше. И самое большее, что я могу для тебя сделать, — это обеспечить уход. С тех пор я этим и занимаюсь. — Тут он взял меня за обе руки и погладил мои пальцы, слегка нажимая на обручальное кольцо.

Потом он наклонился вперед, так что наши лица совсем сблизились.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

Но я ничего не сказала, и мы завершили ужин почти в полном молчании. Я чувствовала, что во мне назревает раздражение. Гнев. Он был так уверен, что мне нельзя помочь. И при этом так нежен. Мне вдруг расхотелось рассказывать ему про мой дневник, про общение с доктором Нэшем. Я решила еще некоторое время сохранять свою тайну. Потому что почувствовала, что это единственное, что принадлежит мне одной.

Мы вернулись домой. Бен налил себе кофе, а я пошла в ванную. Там я записала события сегодняшнего дня, сколько успела, и только потом разделась и смыла макияж. Надела ночную рубашку. Этот день открытий заканчивался. Скоро я усну, мой мозг начнет свою уничтожающую работу. И завтра мне придется пройти через это снова.

Я вдруг осознала, что совсем не честолюбива. Какие там амбиции! Я просто хочу жить нормально. Жить как обычные люди, опираясь на собственный опыт, который обогащается чем-то каждый день. Я хочу развиваться, узнавать новое и учиться новому. Здесь, в ванной, я подумала о своей старости. Попыталась представить, какой я буду. Неужели я буду просыпаться и в семьдесят, и в восемьдесят, думая, что я молодая девушка? Просыпаться, не подозревая о том, что мои кости уже хрупки, а суставы потеряли подвижность и легкость? Не представляю, как буду переживать факт, что моя жизнь кончена, все осталось в прошлом, а мне даже нечего предъявить. У меня нет шкатулки с драгоценными воспоминаниями, нет роскоши накопленного опыта, и нажитой мудрости. В конце концов, что мы такое, если не коллекция воспоминаний? Что я почувствую однажды, когда взгляну в зеркало и увижу отражение своей бабушки? Не знаю, но сейчас я не могу себе позволить об этом рассуждать.

Я услышала, как Бен вошел в спальню. Сообразила, что уже не смогу спрятать дневник в шкаф, и положила на стул рядом с ванной, под снятую одежду. «Уберу его потом, — подумала я. — Когда Бен заснет». Я выключила свет в ванной и вошла в спальню.

Бен сидел в постели и смотрел на меня. Я ничего не сказала, просто легла рядом с ним. И тут поняла, что он голый.

— Я люблю тебя, Кристин, — сказал он и начал целовать меня — в шею, в щеку, в губы. У него было горячее дыхание, слегка отдававшее чесноком. Я не хотела, чтобы он меня целовал, но не оттолкнула его. «Я сама виновата, — думала я. — Напялила это дурацкое платье, накрасилась, надушилась, почти заставила поцеловать себя, когда мы выходили из дома».

Я повернулась к нему и, подавив нежелание, поцеловала его. Я пыталась представить нас молодыми, в доме, который мы купили вместе, представить, как мы снимаем друг с друга одежду, поднимаясь в спальню, оставив несъеденный ужин на столе. Я говорила себе: конечно, я любила его — иначе зачем бы я вышла за него замуж? — и значит, должна любить до сих пор. Я говорила себе, что это очень важно, что таким образом я выражаю свою любовь и благодарность, поэтому, когда его рука легла на мою грудь, я не убрала ее, а сказала себе, что это естественно, что так и надо. Я не отстранилась, и когда он просунул руку мне между ног, и стал ласкать меня там. И только позже, намного позже, когда я начала слабо постанывать, я поняла, что, причиной тому были не его ласки. Я испытала не наслаждение, а ужас от того, что мне привиделось, когда я закрыла глаза.

Я в номере отеля. В том же номере, который я вспоминала сегодня днем. Вижу свечи, шампанское, цветы. Слышу стук в дверь, вижу, как ставлю на стол бокал, из которого пила, и встаю, чтобы открыть дверь. Я чувствую радостное возбуждение, предвкушение, кажется, сам воздух наполнен обещанием. Обещанием секса и примирения. Вот я поднимаю руку и берусь за ручку двери, холодную, тяжелую. Делаю глубокий вдох. Теперь все встанет на свои места.

Дальше — темнота. Провал в памяти. Дверь резко распахивается на меня, но я не вижу того, кто за ней. Лежа в кровати, с мужем, я вдруг ощутила необъяснимую, дикую панику.

— Бен! — вскрикнула я, но он не останавливался, казалось, он вообще меня не слышит. — Бен!

Я закрыла глаза, вжалась в него. И снова спиралью ушла в прошлое.

Он в комнате. Позади меня. Кто этот мужчина, как он посмел? Я резко оборачиваюсь, но ничего не вижу. Вдруг боль, жгучая. Что-то сдавило горло. Я не могу дышать. Он не мой муж, не Бен, но почему-то хватает и, наконец, наваливается на меня. Я хочу сделать вдох, но не могу. Я бьюсь в конвульсиях, раздуваюсь и будто лопаюсь, как пузырь, превращаясь в прах и пепел. В моих легких вода. Я открываю глаза, но вижу лишь багровую пелену. Я умираю, здесь, в номере отеля. Господи боже мой, я не хочу! Так не должно быть! Кто-то должен меня спасти. Кто-то должен прийти. Да, я совершила ужасную ошибку, но я не заслужила такого наказания. Я не должна умереть!

Я чувствую, что постепенно исчезаю. Я хочу увидеть Адама. Хочу увидеть мужа. Но их здесь нет. Никого нет, только я и этот мужчина, который хочет задушить меня.

Я скольжу вниз, вниз. В черноту. Только не спать. Только не спать. Я. Не должна. Засыпать.

Видение оборвалось, как отрезало, оставив во мне гигантскую дыру. Я открыла глаза. Я была у себя дома, в постели, и мой муж был уже во мне.

— Бен! — выкрикнула я.

Но было поздно. Он издал несколько коротких хрипов и кончил. Я прижалась к нему, прильнула изо всех сил, а через некоторое время он поцеловал меня в шею, еще раз повторил, что любит меня, а потом сказал:

— Крис, ты плачешь!

Я всхлипывала, не в силах сдерживаться.

— Что случилось? — спросил он. — Тебе больно?

Что я могла ему сказать? Я дрожала, пока сознание пыталось справиться с увиденным кошмаром. Гостиничный номер, букеты цветов. Шампанское и свечи. Незнакомец, который душит меня.

Мне нечего было сказать. Я только могла разрыдаться, оттолкнуть его, а потом ждать. Ждать, пока он заснет, чтобы вылезти из постели и записать все в дневник.

Суббота. 2 часа 7 минут

Я не могу заснуть. Бен наверху, он снова лег в постель, а я сижу на кухне и пишу. Он думает, что я пью какао, которое он мне сделал, и что я скоро поднимусь в спальню.

Конечно, так и будет. Но сначала я запишу все в дневник.

В доме совершенно темно и тихо, хотя совсем недавно он казался таким живым. Просторным. Записав то, что мне привиделось, когда мы занимались любовью, я спрятала дневник в коробку и в шкаф и тихонько забралась в кровать; но мне все еще было не по себе. Я слышала тиканье каминных часов, их бой каждую четверть часа, тихий храп Бена. Я ощущала лишь ткань пододеяльника, видела только мерцание электронных часов на столике рядом. Я повернулась на спину и закрыла глаза. И сразу увидела саму себя: чьи-то руки сжимают мою шею, я не могу дышать. Я слышала собственный голос, эхом произносящий фразу: «Я умираю».

Я подумала о своем дневнике. Может, надо записать подробнее? Еще раз перечитать? Но смогу ли я достать дневник из тайника, не потревожив сон Бена?

Он лежал, почти невидимый в темноте. «Ты лжешь мне», — подумала я. Это правда: он солгал мне насчет моего романа, насчет Адама. И теперь я была почти уверена, что он лжет и о том, почему я оказалась здесь, такая как есть, словно в ловушке.

Мне захотелось потрясти его, чтобы он проснулся, и закричать ему в лицо что есть мочи: Почему? Почему ты говоришь, что меня сбила машина на скользкой дороге?! Интересно, от чего он меня «защищает»? Неужели правда настолько страшна…

Чего я пока еще не знаю?

Мои мысли переключились от дневника к железной коробке, в которой Бен держит фотографии Адама.

Что в ней хранится, чего я еще не знаю? Может, я найду среди этих снимков новые ответы. Может быть, я найду правду.

Я решила встать. Аккуратно откинула одеяло, чтобы не разбудить Бена. Осторожно вытащила дневник из тайника и босиком прокралась за дверь. Дом снова выглядел по-другому, почти призрачным в синеватом лунном свете. Холодный, застывший.

Я потянула к себе дверь, она прошуршала по ковру и захлопнулась с легким щелчком. Уже на лестничной площадке я быстро пробежала глазами по ранним записям. Как Бен рассказал, что меня сбила машина. Как он отрицал, что я стала писательницей. Молчал о нашем сыне.