Охота - Максим Константинович Сонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было примерно понятно, каким образом детективка вышла на человека с топором – как и Соня, получила доступ к телефону кого-то из братьев. Соня была рада ее появлению. С Мишкой шансы у полиции поймать человека с топором заметно возрастали.
Но убийца не появился. И детективка даже не дождалась нужного времени. У усатого вдруг зазвонил телефон, он что-то послушал, потом замахал руками. Детективка бросилась к нему. Они о чем-то поговорили, потом все сели в машину и уехали. Соня думала поехать следом, потом решила остаться, подождать нужного времени. Только зашла в кофейню, подключилась к вайфаю и проверила чат – там ничего не изменилось. Странно. Нужно было придумывать какой-то новый план, потому что человек с топором, видимо, оказался слишком умен.
Верины друзья пришли в палату около восьми. Их было двое. Один среднего роста, с выбритым виском, представился Лешей, а второй, почти с Мишку, с усталым и очень подвижным лицом, назвался странным именем Станка.
– Мириам, – представилась Мишка. Друзья сели у койки и стали тихо обсуждать какое-то феминистское мероприятие. Мишку они ни о чем не расспрашивали, и она тихонько вышла в коридор. Вера все равно спала, а Мишке было необходимо поговорить с дядей Сережей и хотя бы узнать результаты разноса от начальства. Кроме того, конечно, нужно было планировать дальнейшее расследование.
Дядя Сережа сидел на скамье и разговаривал с федералом, который, кажется, до сих пор не успокоился. По крайней мере Алексей, которого, видимо в наказание, пересадили на одинокий стул, выглядел еще испуганнее, чем раньше.
– Мириам Борисовна. – Федерал подвинулся, чтобы Мишка могла сесть между ним и дядей. – Давайте к нам, поделитесь размышлениями.
– Только… – хотел что-то сказать дядя Сережа, но федерал его перебил.
– Давайте я. – Он положил Мишке руку на плечо. – Операция по задержанию убийцы сегодня была провальная. Вина за это лежит не на вас, а на питерском начальстве, которое утаило от участников следственной группы критически важную информацию. С этим начальством сейчас разговаривают, и разговор серьезный, достаточно неприятный. Но до тех пор, пока этот разговор не закончится, Сергей Георгиевич от расследования отстранен.
Мишка хотела заспорить, но федерал поднял руку.
– Я не закончил, – сказал он. – Вы от расследования не отстраняетесь, потому что вы работаете под нашей протекцией. В ваше распоряжение поступает Алексей Борисович.
Федерал указал на полицейского, тот быстро кивнул.
– У него сохраняется доступ к делу, к ресурсам питерского следствия, – сказал федерал, – плюс наши ресурсы. На поддержку питерской команды, кроме Алексея Борисовича, не рассчитывайте – ее не будет.
Мишка кивнула. Дядю можно было привлечь к расследованию и частным образом.
Федерал как будто прочитал ее мысли:
– Сергей Георгиевич в расследовании не участвует. С этого момента. Сейчас он отправится перебирать в офисе бумажки. Это окончательное решение и необходимый компромисс.
– Я не смогу выполнять свою работу без помощи Сергея Георгиевича, – сказала Мишка.
– И все же придется, – сказал федерал. – Сергей Георгиевич?
– Мишка, – сказал дядя Сережа, – мне правда лучше устраниться. И в карьерном плане, и в том смысле, что мое участие сейчас может тебе только помешать. Понимаешь?
Мишка кивнула.
– Славненько, – сказал федерал. – Тогда давайте дальше по делу. Сергей Георгиевич, до свидания.
Дядя поднялся, пожал федералу руку. Мишку, вставшую вместе с ним, обнял, похлопал по спине.
– Давай, – сказал он. – Удачи. С Богом.
Мишка кивнула, села обратно. Постаралась настроиться на рабочий лад.
– Так. – Федерал подозвал Алексея. Тот не стал садиться на скамейку, а притащил за собой стул. Мишка полицейскому улыбнулась, чтобы он не слишком нервничал. Это не помогло – Алексей все еще выглядел так, будто его огрели по голове сковородой. – Значит, по вашему запросу… – Федерал достал телефон, что-то в нем промотал. Мишка усмехнулась, увидев у него открытый интерфейс «Лабиринта». – Мы пробили по базам и фотографию, и фамилию, – сказал федерал. – Была такая Серафима Тарасова, тысяча девятьсот шестидесятого года рождения. До девяносто первого работала школьной учительницей химии.
Он показал Мишке черно-белую фотографию со школьной линейки. Мишка сразу узнала женщину с фотографии – она стояла сбоку от мальчика, который держал в руке табличку с надписью «1 „А“». Мальчик тоже был знакомый.
– Это паренек с фотографии, – кивнул федерал. – Дмитрий Тарасов.
– А кто отец? – спросила Мишка.
– А вот это, – федерал нахмурился, – науке пока неизвестно. Замужем Серафима никогда не была, и фотографий с мужем у нее нет. Вообще ничего про этого Тарасова найти пока не удалось.
– Что-то мы про него все-таки знаем, – сказала Мишка. – Думаю, что он до сих пор жив. В чате дилеры из Обители переписываются с неким «отцом». И в газете Журналист называет его так же – «отец». Насколько я знаю, подобные культы с трудом переживают гибель основателя, и я бы предположила, что нынешний отец – это тот же мужчина, что и на фотографии.
– Согласен, – кивнул федерал. – Учитывая возраст Серафимы, ему сейчас должно быть лет шестьдесят, не меньше.
– Маршаллу Эпплуйату было шестьдесят пять, – сказала Мишка. Она еще летом подтянула свои знания по разнообразным культам и теперь могла бы назвать федералу имена всех хоть сколько-нибудь известных религиозных лидеров.
– Это не все, – сказал федерал. – Мы еще дали запрос на Григория Соловья – по вашей наводке с газетой. Вот это вам будет интересно.
– Так? – Мишка придвинулась ближе.
– Григорий Соловей, тысяча девятьсот семидесятого года рождения. Тарасова была у него классной руководительницей с восьмидесятого по восемьдесят седьмой. Потом он отучился в ПетрГУ на журналиста и еще во время учебы начал писать для «Вестника республики». В девяносто втором году пропал без вести. Сказал коллегам, что на выходные съездит к друзьям на дачу, и исчез. Были поиски, но пару недель спустя в редакцию пришло письмо из Санкт-Петербурга, подписанное Соловьем, в котором он извинялся за то, что уехал так внезапно, и поиски были прекращены. Мы перерыли все возможные архивы – кроме письма, Соловей никак после девяносто второго года не светился. Возможно, поменял документы. Или, что мне кажется более вероятным, из Петрозаводска так и не уехал. С родственниками пока не связывались, но работаем над этим.
Мишка кивнула.
– Вот, собственно, все, – сказал федерал. – Как действуем дальше?
– Сейчас обрисую, – сказала Мишка.
Дома Соня встала у образа и стала молиться. Не так, как с братом или тем более с духовником, а так, как молилась с Катей, московской подругой, которую брат столкнул под поезд.
