Дзен в искусстве стрельбы из лука - Ойген Херригель

В рамках этого лишенного самости контакта с окружающим миром дзэн-буддист усваивает, что ему все удается, если он правильно понимает и осуществляет общение с самим собой, что быть счастливым — это не незаслуженный подарок судьбы, а искусство, которое можно изучить и совершенствовать, поднимаясь все выше и выше, с одной ступени на другую. Поэтому для правильного существования требуется, чтобы ему открылось, что же такое в реальности «он сам», то есть нужно научиться общаться не только с тем, что его окружает, но и с самим собой, лишившись своей самости; научиться видеть в неискаженном виде не только сущность сущего, которым он не является, но и сущность сущего, которое есть он сам.

Понимая это, он спрашивает о сущности сущего и, таким образом, о всеохватывающей Истине, через которую существует все сущее и, следовательно, он сам.

Какие пути он пройдет, чтобы получить ответ, объяснить невозможно. Скажу только одно: что с этим ответом (если вопрошающий вообще его получит) связан однозначный опыт, свидетельствущий, что никакие попытки его толкования, пусть даже самые обоснованные, добросовестные и длительные, не ведут к познанию Истины, к окончательному знанию.

Познать Истину означает не больше и не меньше, чем быть познанным ею по другую сторону собственного мышления. Для этого вытекающего из опыта явления у дзэн-буддиста есть понятие «просветление» (сатори), под ним он понимает фундаментальное событие, которое свершается мгновенно. Его начало неописуемо, содержание не поддается анализу, оно неотразимо, его не могут перевесить ни общепринятые правила, ни проницательные размышления. Воспринимающее и чувствующее «я» необъяснимым, но неизбежным образом становится прозрачным для тех состояний бытия, которые в нем накапливаются и проявляются.

Значение внутреннего преобразования, которое приводит к этой прозрачности, не заметить нельзя. С тех пор как преображенный теряет старое перевернутое самосознание, он освобождается от иллюзорной мысли о необходимости прежде всего искать контакт с другими людьми вне своей общины — как будто количество его связей зависит от него самого, от его доброй воли, от его выбора. Благодаря просветлению он осознал свою безграничную и таинственную изначальную связь со всеми людьми в мире, и даже больше того — со всеми живыми существами (хотя ничего для этого не делал), и, таким образом, каждый искомый или осуществленный контакт есть только ее проявление.

Понимание священников дзэн

О том, как просветление, достигнутое адептом, проявляется в его контактах с окружающим миром и с самим собой, мы уже говорили. Но как он ведет себя, помогая другим людям? Было сказано: радуется вместе с ними и страдает их страданиями.

Настоящая, лишенная самости радость — это уже искусство, и владение им не есть нечто само собой разумеющееся. Но еще труднее искусство сострадания. Даже тот, кто много страдал, не гарантирован от ошибки в выборе пути. Потому что смысл страдания скрыт и открывается только тому, кто способен это страдание пережить.

Дзэн-буддист будет помогать страдающему правильно пережить страдание.

Если дзэн-буддист (особенно священник), который принимает участие в страдающем, опасается, что тот еще не дорос до своего страдания, он посетит его снова. Но на этот раз не с намерением отвлечь его своими заботами, а чтобы достучаться до его внутренней сути. Он делает это, призывая предстать перед своим страданием и осознать его масштабы и значение. Он даст страдающему понять, что тяжких страданий не выдержать, упорно в них замыкаясь или предаваясь им, доходя до отчаяния.

Он предостережет его от попыток искать утешения у других и от упования на то, что время вылечит. Выздоровеет страдающий, если только примет свою судьбу и невозмутимо будет нести то, что ему суждено, не задаваясь вопросом, почему именно ему приходится так много страдать. Справившись с этим, человек развивается через свои страдания и освобождается от них, научившись не замечать, что это его страдания.

Священник объяснит, что с этого освобождения начинается выздоровление и совершенствование, что чем восприимчивее человек к чужим страданиям (где бы их ни встретил), тем больше он будет лишаться своей самости при сопереживании. Это сострадание отличается от обыкновенной привычной сентиментальности, которая представляет собой лишь поверхностное соприкосновение с чужим страданием и, легко пробужденная и быстро исчезающая, в принципе остается бездейственной, потому что в ней слишком мало отсутствия себя. А вот истинное страдание образует глубочайшую и теснейшую связь между людьми и всем живым вообще. Таким образом, истинный смысл страданий открывается только тем, кто выбрал правильный путь: через искусство сострадания.

Объяснения такого рода страдающему даст священник, но он не будет говорить об этом прямо и уж тем более не начнет проповедовать.

Если страдающий благодаря этим объяснениям очнется и обретет тонкий слух, то заметит, что освобождения не могут принести ни бегство от бытия, ни отрицание страдания.

Если он, предоставленный самому себе, потом даст понять, что пытается стать единым со своей судьбой и готов эту свою судьбу принять, чтобы она развивалась и исполнялась по своим законам, тогда помогающий будет принимать в нем участие и дальше. Он ответит ему на вопросы, не имея возможности объяснить более чем просто намеками.

Гораздо существеннее, чем разговор (какую бы форму он ни принял), кажется ему совсем другое: он постепенно замолчит и какое-то время будет сидеть абсолютно молча, глубоко погрузившись в самого себя. И что удивительно: это молчание его собеседник воспримет не как равнодушие, не как бездуховную пустоту, которая возбуждает, вместо того чтобы успокаивать. Ему покажется, что такое молчание значит гораздо больше, чем любые слова. Ему покажется, что он находится в его силовом поле, из которого текут свежие силы. Ему покажется, что в темном лесу, из которого, как думалось, нет выхода, появляются просветы. Он будет чувствовать себя под защитой его поразительной надежности (хотя посетитель уже давно ушел). И может быть, именно в эти счастливые часы родится замысел пройти путь, который превращает жалкое существование в счастливую жизнь.

Дзэн-буддист в мире, жизни и быту

Дзэн-буддист знает, что есть формы поведения, которые должны определяться и даже регулироваться извне, чтобы сосуществование людей было упорядоченным и не приводило к трениям.

Кроме того, он знает, что есть предназначение воли, исходящей изнутри, которое стремится быть высокоморальным. И тем более решительно он противится тому, чтобы толковать несущее помощь сочувствие как требование, которому человек должен подчиниться по техническим или моральным причинам. С тем, кто вынужден проявлять страдание, как будто это заповедь, с тем, кому нужно решиться на это, все уже понятно (конечно, в негативном смысле). Сострадание обретает свою сущность и осуществляет ее, только если это невольное проявление душевно-духовного состояния, вызванного через дзэн, только если происходит ненамеренно и само по себе, как дыхание, — только тогда это сострадание живое и целительное. И в таком вот радикальном смысле это означает, что тот, кто полагает себя сочувствующим, им вовсе еще (или уже) не является. Ни один истинно сочувствующий не считает это своей заслугой. Это показалось бы ему столь же нелепым, как если бы кто-то почитался избранным только за то, что дышит. И как дышащий не может сказать про себя, что это он дышит (потому что дышат его), так и истинно сострадающий не может сказать, что это он сочувствует всем страдающим, словно он для этого предназначен.

Более того: с ним так происходит, что он страдает, где бы ни встретился со страданием, хочет он того или нет. И в самом глубоком смысле печалиться о чужих страданиях может только тот, кто в основе своей беззаботен.

Хотя дзэн-буддист на своем пути непрерывно старается освободиться от своей своевольной самости, от фатального стремления утверждать и сохранять себя как «я», он все равно не отворачивается от мира и уж тем более не бежит от него. Он стоит в мире обеими ногами, каким бы этот мир ни был, он принимает этот мир как судьбу; но верно и обратное: мир хранит его в себе, чтобы через него осуществить свое бытие. Дзэн-буддист ведет себя так не в угоду предвзятому мнению или чужим рекомендациям, а на основе однозначного опыта дзэн. Этот опыт дает ему понять, что существующее здесь есть существование самого бытия и, таким образом, его проявление. Эта изначальная связь познается независимо и в многочисленных вариантах, она остается прозрачной даже тогда, когда человеческое существование настолько отдалилось от бытия, что кажется отрицающим даже свое происхождение из этого бытия.

Ввиду подобного отношения к действительности дзэн-буддист выполняет свою работу добросовестно и пунктуально. Доводит до конца начатое, развивая удивительную энергию и проявляя выдержку. Выполняя свое дело, он не смотрит на часы.