Ламентации - Джордж Хаген

— Если можешь жить в огне — значит, ты бессмертен.

— Ну, ты-то не бессмертный, — возразил Уилл. — Изжарился бы, как сосиска! Фу, ну от тебя и воняет!

Уилл повел братьев домой, смахивая пепел с их одежды и волос и с тревогой ожидая, что же скажет мама.

Но Джулия обратила всю злость на пострадавшего.

— Маркус! — бушевала она. — У тебя совсем ума нет? — И принялась что есть силы чистить Маркуса щеткой, будто пытаясь выколотить из него всю дурь.

Когда все легли спать, в дверь Уилла нежданно-негаданно постучался заплаканный Джулиус.

— Ты что?

— Маркус чуть не умер, — выдавил Джулиус. — Я возился с мистером Хенли и не заметил, что Маркус загорелся.

— Он жив-здоров, — успокоил его Уилл.

— Да, — всхлипнул Джулиус. — Но с кем бы я играл, если б он умер?

Уилл проводил Джулиуса в спальню близнецов. Маркус уже посапывал, приоткрыв рот. Уилл уложил плачущего Джулиуса, но тот успокоился, лишь зажав в кулачке маленького Кинг-Конга, которого дал ему Уилл. Уилл стоял на коленях возле кровати брата, пока тот не закрыл глаза.

Но у Уилла тоскливо ныло сердце, стоило ему вспомнить вопрос Джулиуса: «С кем бы я играл, если б он умер?» Значит, ему неважно, что рядом есть старший браг. Эти слова напомнили Уиллу о его месте в семье: один среди двух пар.

Спасение Маркуса вселило в Уилла мужество, и в январе он вызвался дежурить, давать звонки на уроки. Это была задача для храбрых — обегать школу со звонком, когда за тобой по пятам гонится ватага мальчишек в полной уверенности, что если б не звонок, то и вовсе не было б уроков, одни игры. Спасаясь от преследователей, Уилл призывал на помощь ловкость, быстрые ноги, а если ничего не помогало, то пускал в ход и сам звонок как оружие. На третий день, скрываясь от толпы, Уилл сделал крюк через бомбоубежище.

Там он и увидел Салли: она притаилась в тени, мусоля окурок. Она сдержанно улыбнулась:

— Привет, Ламент.

Уилл увидел, как толпа с гиканьем скрылась за углом.

— Мы по-прежнему враги? — продолжала Салли. — Ты почти год меня не замечаешь.

— Дигли попросил тебя стать его девушкой, — отвечал Уилл, — а ты согласилась.

— Он сказал, что я тебе разонравилась, — объяснила Салли.

Уилл ответил, что все неправда.

— Я вернулся после болезни, а вы держались за руки.

— Я каждый день тебя караулила у ворот, хотела поговорить, но ты проходил мимо. — Салли сделала последнюю печальную затяжку.

Уилл поднял звонок:

— Пора возвращаться.

Салли устремила на него вопрошающий взгляд.

— В общем, Дигли я больше не подружка.

— Правда?

Салли кивнула.

На урок они пошли вместе. Толпа мальчишек расступилась, увидев дежурного с девчонкой.

Англия уже не та

Уилл написал бабушке. Он всего лишь хотел рассказать о спасении Маркуса, поделиться радостью. Но письмо его отозвалось ужасом на другом конце земли.

Дорогая бабушка!

Маркус загорелся и чуть не сгорел дотла. Я его спас, а мама сказала, что убьет его, если он еще хоть раз подойдет к огню. Джулиус проткнул и сжег директора школы, то есть его чучело. Папа не любит свою работу и говорит, что Англия уже не та, что прежде.

Через несколько недель пришел ответ, адресованный Джулии:

Боже, что стало с Англией? Судя по варварским наклонностям близнецов, их стоило бы отослать в исправительную колонию. А раз Говард несчастен, Джулия, умоляю, помни о супружеском долге. И еще советую увезти детей обратно в Африку, пусть у них будет нормальное детство!

Говард уговорил семью отправиться еще в одну автомобильную поездку — увидеть Англию такой, как в прежние времена. По старой римской дороге от Лондона до Чичестера они проехали тридцать пять миль до холмов Саут-Даунс. Там, в деревянном сарае, хранились остатки мозаичных полов, золотые украшения и керамика.

У Уилла захватило дух от мозаичной картины: римский аристократ на мраморном помосте, а по бокам — две охотничьи собаки. Вылитый сосед Бак Куинн!

Близнецы, однако, взбунтовались: Маркус стеснялся опаленных бровей и хмуро сидел в машине. Лишь Джулиусу удалось выманить его наружу, и они с топотом носились по музею, сотрясая шкафы с драгоценностями, пока Говард не пригрозил устроить им головомойку.

— Уилл! — рявкнул Говард. — Выведи же братьев на улицу!

Уилл нехотя оторвался от мозаики и вывел близнецов на волю. Маркус и Джулиус вырвались и бросились прочь, оставляя в диком ячмене ровные влажные дорожки. Здесь им ничего не грозило, и Уилл присел на бугорке, на обломке стены, положив руки на колени.

— Ты знаешь, на чем сидишь? — спросил мужской голос.

Уилл запомнил лишь твидовый пиджак незнакомца с кожаными заплатами на локтях.

— Нет, — ответил он.

— Это бывшая спальня римского наместника. Я здесь пахал, на том месте, где ты сидишь, — всюду ячмень, без конца-краю…

Человек указал на золотые колосья в утреннем мареве — как шеренги солдат, замерших по стойке «смирно», — и тут из густого ячменя, жужжа, словно пикирующие бомбардировщики, вынырнули близнецы.

— …И вдруг наткнулся на что-то твердое. Думал, камень, а когда слез с трактора, глянул под плуг, нашел меч и золотое колечко.

В протянутой руке он держал кольцо с камнем и фигуркой мужчины с мечом.

— Марс, бог войны, — догадался Уилл.

Фермер одобрительно кивнул:

— Молодчина. — Он отвел Уилла на несколько шагов вперед. — Вот на этом самом месте полторы тысячи лет назад хозяин дома принимал гостей. Ему принадлежала вся здешняя земля, куда ни глянь.

— Он отобрал землю у англичан? — спросил Уилл.

— У англичан? — Фермер засмеялся. — Не было никаких англичан, лишь кучка диких племен, одно другого кровожадней. Римляне построили им дороги, водопровод, создали правительство, законы. Не будь римлян, бегали бы мы до сих пор с копьями, в боевой раскраске. На, примерь. — Фермер протянул Уиллу кольцо. — И помни, — он подмигнул, — ты носил на пальце нечто бесценное! — Фермер надел кольцо и ушел встречать новых туристов.

На обратном пути Уилл думал о бесценном. Вспомнил дыру от штыка в мундире отца Дигли, улыбку Салли в бомбоубежище.

На передних сиденьях разговаривали родители — восхищались музейными сокровищами.

— За что вам так нравятся римляне? — спросил Уилл.

— Они создали великую цивилизацию, — объяснила Джулия.

— А мы великая цивилизация?

— Не нам судить, — ответил Говард.

Родители заговорили о другом, а Уилл стал смотреть в окно. Вспомнился ему римский аристократ, похожий на Бака Куинна, и кольцо с крохотной фигуркой Марса, и как мама велела запомнить похороны Черчилля. Оказывается, мама с папой любят не ту Англию, где живут, а ушедший мир, о котором напоминают лишь музейные редкости. Впервые Уиллу пришло в голову, что его родители в своих скитаниях лишь гонятся за мечтой.

Снова прощание

— Знаешь, Ламент, какая у меня любимая пластинка? — шепнула Салли Берд на уроке геометрии.

— Какая? — спросил Уилл.

— «Осколки», — прошептала Салли.

— Какая? — переспросил Уилл.

— «Осколки», «Дэйв Кларк Файв». Заходи ко мне, послушаем.

В эти дни в классе царило прощальное настроение. Учебный год подходил к концу; прощай, начальная школа. Все уже сдали экзамен «одиннадцать плюс», определивший будущее каждого: те, кто сдал, шли в подготовительную школу при университете, остальные — в техническое училище.

— Где учат на землекопов и сантехников, — острил Говард. — Не бойся, Уилл. Ты сдашь.

Письмо от экзаменаторов пришло на имя Джулии, та глянула на первую строчку и невесело улыбнулась:

— Жаль, сынок, ты не сдал.

За ужином Говард сидел как в воду опущенный. Пробежав письмо несколько раз, он заявил: ерунда.

— Не хочу рыть канавы, — жаловался Уилл.

— Тебе это не грозит, — сказал Говард. — Ты умнее их всех.

— Так почему я не сдал?

— Может, потому, что ты иностранец. Это экзамен для английских детей, а ты рос не в той среде. Не беда, пересдашь. Можно пересдавать сколько угодно раз, пока не пройдешь.

На другое утро Уилл оглядел класс, впервые чувствуя себя чужаком. Он был не один такой: Дигли сдал экзамен, Айерс — нет, Рэймонд Тагвуд сдал, Салли Берд — нет; сдал даже Риллкок, ко всеобщему изумлению. Этот маленький дикарь, приплясывая, прохаживался между рядами и остановился возле парты Уилла, чтобы поиздеваться над ним.

— Не горюй, через несколько лет будешь чинить мне стиральную машину, да, Ламент?

— Разве у вас есть стиральная машина? — огрызнулся Уилл.

В эти последние школьные недели рушилась дружба, круто менялись судьбы. Те, кому суждено было идти одной дорогой, объединялись.