Смерть носит пурпур - Антон Чиж

Наконец Скабичевский решился и предложил Врангелю единственно возможный выход. Был он малоприятным, но зато надежным. Пристав настолько был занят поиском инструкции, что ему было уже все равно. Он согласился без возражений.

Ожидание тянулось бесконечной резиной. Прошло не менее получаса, прежде чем в переулок въехала пролетка. Скабичевский прыгнул с подножки первым. За ним последовал Ванзаров. Лебедев сошел не торопясь, понимая, что спешить уже некуда. Чиновники посторонились от двери. Пристав многозначительно кивнул, приветствуя, и тем предоставил господам из столицы делать все, что им вздумается.

Окна были раскрыты, но запах стоял густой. Осмотревшись с порога, Лебедев даже присвистнул.

– Давненько таких художеств не попадалось… – сказал он, ставя чемоданчик на чистое место. – Красота-то какая. Хоть в учебник помещай. Не правда ли, коллега?

Ванзаров был не в настроении шутить. В обморок не падал, взгляда не отводил, но и приятного было мало. Только стальные нервы криминалиста могли выдерживать подобное зрелище с легкостью. Пристава трудно осуждать, не всякий полицейский на своем веку повидал такое.

Жилище было скромным, если не сказать убогим. Старый сервант, платяной шкаф с поломанной дверцей, несколько стульев, круглый обеденный стол, ковер, затертый до дыр, этажерка с книгами и две железные кровати по разные стороны. Комната служила и столовой, и спальней. Из всех украшений – картинки, вырванные из журналов, в дешевых рамках и резная шкатулка на серванте. В углу притих фикус, растопырив сочные листья. Лампа с широким абажуром свешивалась с потолка. Обои в полоску торчали клочками. Но все это не имело существенного значения. Потому что покрывала кроватей, мебель и даже шторы были заляпаны пятнами густо-коричневого цвета. Они были везде. Как будто маляр, сойдя с ума, стал размахивать кистью, разбрызгивая краску куда попало. Пятна стекали струйками по обоям, растеклись лужицами по половицам и усеивали скатерть.

– Как такое возможно? – спросил Ванзаров. Он не двигался, не из опасений, а чтобы не испортить следы. Трудно было найти место, чтобы не запачкать ботинки.

– Ничего удивительного, как и должно быть. Видите, что с ней сделали… – ответил Лебедев, указывая на середину комнаты и обеденный стол.

Поверх застиранной скатерти лежала девушка в сером платье. Руки и ноги свешивались по краям. Она лежала на спине, разметав вокруг себя посуду. Осколки чашек блестели на полу. Голова ее была запрокинута глубоко назад, шею пересекал тонкий и длинный разрез. Из него растекались багровые струи по подбородку и лицу. Они очертили контуром отвалившийся рот, легли вокруг раскрытых, неподвижных глаз и сползли на лоб, чтобы по прядям волос скатиться на ковер. Нольде трудно было узнать. А смотреть на нее было еще труднее.

– Предоставлю описать происшедшее вам, – ответил Ванзаров.

– Разве для вас это не очевидно?

– Для меня очевидно, что барышня сама открыла дверь: ключ в замке, петли не выломаны. Вероятно, она кого-то ждала. На столе приготовлено чаепитие на две персоны. Гость имел самые романтические намерения: бутылка шампанского валяется у порога. По какой-то причине открыть ее не успели. Впрочем, как и попробовать торт, который лежит там же.

– Приятной встрече кто-то помешал, – сказал Лебедев.

– Полагаете, один любовник пришел чуть раньше времени и застал другого?

– Забавное происшествие, в духе водевилей «Альфред-паша в Париже»…

Ванзаров не поддержал брошенную шутку.

– Как получилось, что вся комната забрызгана кровью? Нарочно постарались, чтобы напугать?

– Нет ничего проще. Все случилось само собой. Ее повалили на стол, чтобы не могла сопротивляться, и резанули по горлу. Даже держать не надо было. Она все сделал сама: билась в конвульсиях, кровь разлеталась в разные стороны. Бедняжка пыталась зажимать рану, видите, руки испачканы. Конечно, было бесполезно. Спасти ее было невозможно. На все про все потребовалась от силы минута: толкнуть на стол, чтобы шея открылась, и нанести удар. Давление крови закончило дело. Барышня хрупка, справиться с ней легко. Толкнул посильнее, и готово.

– Вероятно, следов ног не найти? – спросил Ванзаров, разглядывая пол.

– Если и были, то замазаны безвозвратно, – согласился Лебедев. – На вашем месте я бы не рассчитывал, что убийца испачкался. Он понимал, что делает.

– В таком случае это чьи отпечатки? – Ванзаров показал на кровавое пятно, в котором виднелся конусный след, как от носка ботинка.

– Местные блюстители натоптали. На пятно наступили после того, как оно подсохло… Вон, у порога подошву вытер.

– Следы на брючине должны были остаться…

– Их так просто не стряхнуть… Скажу откровенно: во всем этом безобразии есть нечто прекрасное. Страшное для обывателя, но исключительно познавательное для возвышенных натур вроде нас с вами.

– Что же вас так привлекло?

– Засохшая кровь имеет цвет пурпура. А это – царственный цвет. Цвет геральдический для гербов рыцарей. Уйти в пурпуре и барышне почетно.

– Я бы назвал это цветом нашего позора и непростительной ошибки, – ответил Ванзаров.

Лебедев скроил гримаску недовольства.

– Ну что вы, коллега, вечно преувеличиваете… Ну, обещали, что не будет трупов. Ну, получили труп. Что тут такого? Первый раз, что ли, меня обманываете…

– Все это значительно серьезней, чем кажется, – ответил Ванзаров.

– Ваши ожидания опять обмануты? Логика промахнулась? Конкуренты занялись не Федоровым, а стали уничтожать друг друга?

– Этого не должно было случиться. В той схеме, что у меня выстраивалась…

– Плоха, значит, оказалась схемка!

– Плоха, – согласился Ванзаров. – Но не безнадежна… Сколько времени требуется, чтобы кровь приобрела такой цвет и густоту?

По примерным расчетам, учитывая температуру воздуха, выходило от четырех до шести часов. Час убийства сдвигался к середине дня.

– Знаю, как не любите, когда топчут следы, но мне необходимо пройти к серванту, – сказал Ванзаров.

– Ходите где хотите, если ботинок не жалко, – ответил Аполлон Григорьевич. – Но в протоколе отмечу: неизвестный оставил следы на высохшей крови…

Стараясь ступать по краешку луж, Ванзаров пробрался к дальней стене комнаты. Шкатулка оказалась не заперта. Под крышкой она хранила нечто ценное.

– Ого! – воскликнул Лебедев. – Вот так сюрприз в бедной хижине. Сколько там?

Ванзаров взвесил пачку ассигнаций в руке.

– Тысяч десять, не меньше.

– Бедная девушка наверняка копила всю жизнь…

– Это цена золота, – сказал Ванзаров. – И это совершенно меняет дело.

– Хотите сказать, что ее убили не из-за денег?

– Не могу с вами поспорить, Аполлон Григорьевич…

Лебедев уже надевал резиновый фартук, который использовал на вскрытиях и прочих грязных делах, как вдруг оставил тесемки.

– Позвольте… – грозно проговорил он, уперев руки в бока. – Про какое еще золото вы тут говорили?

– Судя по всему, про то самое, что так и не смог изобрести господин Федоров. Сейчас не время об этом спорить… – Ванзаров вернул деньги в шкатулку и кивнул Скабичевскому, давно подававшему знаки. Чиновник переступить не решался и смотрел как-то бочком, чтобы случайно не взглянуть на тело. – Прошу вас изучить место преступления со всей тщательностью. Любая мелочь важна. Особо обращайте внимание на мельчайшие крошки пирита. Или золотого песка. Как повезет. Часа через два встречаемся в участке…

Подобные указания Лебедев считал оскорблением, но чемоданчик все же раскрыл. Никому другому он не спустил бы, но состояние друга понимал и проявил милосердие.

На улице Ванзаров вздохнул глубоко и с облегчением. Нос криминалиста, привыкший к сигаркам, мог вытерпеть любой запах, но ему пришлось нелегко.

– Есть свидетель убийства, – сказал Скабичевский. – Мать жертвы сидела на улице и видела, как какой-то человек пробежал мимо. Он скрывал лицо. Соседи привели ее в чувство, говорят, кричала так, что стекла дрожали.

– Даме повезло, что ушла из дома. Того и гляди, пристав переживал бы о двойном убийстве. Пойдемте к ней.

Лариса Алексеевна смотрела перед собой. В руке зажала стакан и не реагировала на звуки. Около нее хлопотала сердобольная соседка, укрыла плечи одеялом, растерла виски ароматическим спиртом, села рядышком, обняв и сочувствуя от всего сердца.

Ванзаров опустился на корточки и посмотрел ей в лицо. Глаза Ларисы Алексеевны были пусты и неподвижны. Он коснулся ее руки. Кожа была холодная, пульс бился тонкой ниточкой.

– Немедленно пошлите за доктором… Вы что, не видите, что с ней происходит?!

Скабичевский передал распоряжение одному из городовых.

– Это она сейчас пришла в такое состояние, – словно извиняясь, сказал он. – Когда мы прибыли, она еще рыдала и все твердила про этого человека.

– Можно понять, кто это? – спросил Ванзаров.