Золотая рыбка-2 - Вэвиан Фэйбл

Нет уж, не стану откладывать на завтра, куплю альбомчик сегодня. Тут на глаза мне попадается новый роман Вэвиан Фейбл — тоже приятный сюрприз. Плевать я хотела на Беллока, вечером будет чем заняться. Выходя из магазина, я прижимаю к себе книги, не зная, с какой начать, потому как обе одинаково соблазнительны.

Сев в машину, снова листаю альбом. Имя автора — Джой Крафт — мне ни о чем не говорит. Герой рисунков кратко обозначен заголовком на обложке: «ТЫ».

Мужчина, изображенный на страницах альбома — то в карикатурном, то в идеализированном виде, то с юмором, то с нежной любовью, — вылеплен столь ярко и выпукло, что как бы заполняет собой тесное пространство автомобильного салона. Загадка, как удается Джой Крафт достичь подобного эффекта, но над некоторыми рисунками я хохочу до упаду, а над иными готова пустить слезу. Умей я рисовать, именно так рассказала бы о Даниэле. Но где мне, я и словами-то рассказать не умею. Только раз удалось — в ту сумасшедшую ночь нашей любви.

С завистью отложив альбом в сторону, включаю зажигание. Что это со мной? Оказывается, мне не терпится попасть домой!

Из предосторожности не останавливаясь возле дома, я совершаю «круг почета». Внимательно присматриваюсь к припаркованным поблизости машинам, обшариваю взглядом окна домов на противоположной стороне улицы. Не решатся они пойти на это, внушаю я себе. Во всяком случае, не сейчас и не здесь.

Повторяя эти слова как заклинание, я поднимаюсь по лестнице. В подъезде — ничего подозрительного, в квартире — Даниэль Беллок в неизменных белых брюках и в черном настроении.

— Где ты пропадаешь? — набрасывается он на меня.

— Ходила по магазинам. Наведалась к Квазимодо.

— Могла бы позвонить. Язык отсохнет, что ли, два слова сказать? Со мной, мол, все в порядке. А кстати, с тобой все в порядке?

Вместо ответа я сую ему в руки альбом.

— Смотри, что я купила.

— А другая книга?

— Вряд ли тебя заинтересует.

Удовольствовавшись таким ответом, Даниэль раскрывает альбом, с ухмылкой листает страницы, затем откладывает в сторону.

— Потом изучу на досуге. А сейчас я должен отлучиться.

— Куда — лучше не спрашивать? — подхватываю я.

Он гладит мои волосы.

— Правильно, лучше не спрашивать. Что-то у тебя скверное настроение. Повздорила с Квазимодо?

— Это всего лишь одна из причин. В остальные не стану углубляться, поскольку ты должен бежать.

Я давно не смотрелась в зеркало, но когда вижу, как Хмурый изучающим взглядом проходится по мне — от физиономии вниз, а затем с сочувственной миной снова плюхается на стул, тотчас решаю при случае проверить, что в моей наружности способно вызывать в людях жалость.

— Все оставшиеся годы моей жизни я посвящу тебе, — произносит Даниэль своим глубоким, низким голосом.

Звучит обнадеживающе, однако я не спешу приступать к исповеди, не представляя, с чего начать. С Даниэлем советоваться бесполезно, я и без того знаю, что он скажет. Начни, мол, с начала. Но я-то намерена поделиться с ним лишь частью информации и, зажмурясь, бросаюсь в глубокую воду.

— Арджил убит.

Беллок выслушивает новость, не дрогнув ни единым мускулом лица, но при этом мрачнеет. Знать бы, как ему это удается!.. Раздумывать над сим феноменом некогда, и я продолжаю:

— Взбрела мне на ум одна мыслишка, и я решила наведаться к нему домой. Вся квартира залита кровью. Обезглавленное тело Арджила валяется на террасе, голова — в кадке с пальмой. Выскочила я оттуда, не помня себя, и помчалась прямиком к Квазимодо.

— Потом ты купила две книги…

— Это было потом, — киваю я. Наконец лицо его дрогнуло, я угадываю растущее недоверие и близящуюся вспышку гнева.

— Решила наведаться к Арджилу… — повторяет он мои слова и, чуть запнувшись, добавляет: — Значит, Арджил был твоим любовником.

Я пялюсь на него в изумлении. Он ухмыляется, однако взгляд по-прежнему мрачен.

— Иначе зачем бы тебе тащиться к нему домой? Ведь любую другую причину ты отметешь, не так ли? Ну а при этом естественном объяснении последующая цепочка случайностей уже не будет казаться подозрительной.

— Не болтай глупости. Когда мы катались на яхте, Арджил меня фотографировал. Вот я и заглянула за снимками.

— Это все, что ты хотела сказать? — сухо спрашивает он.

— Да.

— Ты уверена, что больше ничего не случилось?

— Не врубаюсь, о чем ты.

— Ну ладно. Сейчас я действительно должен идти, но постараюсь вернуться пораньше. А ты к тому времени постарайся присочинить какие-нибудь правдоподобные детали, чтобы сказочка твоя звучала достовернее. Кстати, могла бы повнимательнее изучить альбом, который купила, — вдруг да научишься ценить и понимать любовь.

Наконец-то сменил пластинку!..

— Как бы я хотела познакомиться с этой Джой Крафт, — оживленно подхватываю я тему. — Вот уж, должно быть, незаурядная женщина.

На некоторых рисунках явно присутствует и она сама — с весьма импозантным мужчиной и в довольно откровенных позах, однако в самой их внешности вроде бы и нет ничего особенного, впечатление незаурядности создается настроением рисунков.

Беллок — уже почти у двери — небрежно бросает через плечо:

— Джой Крафт и впрямь поразительное существо. Проживи ты на свете хоть две жизни, тебе никогда не стать такой ласковой и душевной, как она.

Из этой скупой информации я тотчас вылущиваю зерно.

— Ты с ней знаком? — кричу я вдогонку.

Неуловимым жестом Даниэль дает понять, что догадка моя верна, а затем я упираюсь взглядом в захлопнувшуюся дверь. В моем взбудораженном мозгу вдруг зарождается здравая идея, вспыхивает подобно искре и вот уже полыхает, обдавая жаром. Джой Крафт поможет «Ю» обрести человеческий облик — конкретный и в то же время не привязанный ни к какому реальному прототипу. Юстицио — черт бы побрал этого упорного конспиратора! — опять будет стричь купоны с моей очередной гениальной идеи. Плевать, мне не жалко, лишь бы был толк.

Теперь мой путь ведет к зеркалу. Ну и видок: под глазами круги, лицо помятое, взгляд всполошенный, спина сутулая… Неудивительно, что Хмурый, приглядевшись ко мне, снова плюхнулся на стул, жаль только, что не остался сидеть сиднем. Я принимаю душ, переодеваюсь. Приготовленный Даниэлем ужин в свежем виде, вероятно, являл собой кулинарный шедевр, но теперь я глотаю его давясь и между делом разглядываю альбом. Чередование скупых, легких штрихов открывает глазу подробности, не замеченные мною ранее, — только диву даешься.

Неисчислимые тысячи людей расхаживают по свету — с уймой бед и забот, с широчайшей шкалой чувств, мыслей, впечатлений, — и лишь очень немногие умеют выразить себя. А ведь каждый, кто наделен хоть какой-то творческой способностью, знает: для того мы и появились на свет, чтобы высказаться, выразить себя. Предпринимаем попытки вновь и вновь, всякий раз надеясь: получилось, удалось! И опять испытываем разочарование — нельзя, невозможно со всей полнотою выразить себя. Сделал, что смог, другие пусть сделают больше, и дело твое будет продолжено в грядущих поколениях… Должно быть, в результате подобных философствований возникли храм Святого Петра и атомная бомба.