Патология лжи - Джонатон Китс

Какой-то мужчина в куртке протянул мне мелочь, я пробормотала «спасибо», не глядя ему в лицо. Сперва оскорбилась, но потом увидела, что он протягивает мне четвертаки, которых мне всегда не хватает для автоматов в прачечной. Я бросила монетки в кошелек для мелочи и побрела дальше.

Я сделала уже шесть или семь кругов вокруг квартала, когда наш ночной сторож наконец-то покинул пост, чтобы сходить в туалет. Он стар, его мочевой пузырь тоже, он подолгу сидит в уборной. Он принадлежит другому поколению – иногда они даже моют руки с мылом.

Когда я вошла, он, должно быть, как раз их намыливал. Я всегда старалась по возможности избегать встреч с ним – из-за его улыбки. Казалось, он прекрасно осведомлен о моих отношениях с Пи-Джеем. Я поднялась по аварийной лестнице, выход с нее на нашем этаже – рядом с моим кабинетом и довольно далеко от кабинета Пи-Джея, а я не хотела привлекать его внимание.

Я снимаю пальто, причесываюсь, поправляю макияж. Не стоит выглядеть изможденной, даже если никто не знает, что будет утром. Подкрашиваю глаза. Я восхищаюсь собой, своим отражением в пудренице.

Я выгляжу победительницей.

4

Поездка по Сан-Франциско с агентом Броди за рулем и агентом Эмметом на заднем сиденье дает мне представление о преимуществах государственной службы. Мигалка на крыше их темно-синего седана вспыхивает красным светом, точно они только что выиграли «джек-пот», и расчищает путь даже на самых забитых перекрестках. Мигалку прикрепили к крыше магнитом ради меня, потому что я сказала, как много для меня значит стать выше закона.

– Вы лишили меня обеденного перерыва, так что, по крайней мере, можете устроить эту шутку с сиреной, и поехали к Койт-Тауэр.

Агент Эммет пожимает плечами. Броди качает головой, но спидометр – вот истинное мерило его удовольствия от такой езды.

– Расскажите нам, что вы знаете о крови.

– Вы имеете в виду о тромбоцитах, гемоглобине… Здесь налево… Серповидно-клеточной анемии?

– Начнем с простого. Вам нравится кровь?

Машина мягко выезжает с Норт-Бича.

– Это все равно что спрашивать, нравится ли мне воздух.

– Некоторые боятся крови, Глория, бледнеют от ее вида.

Агент Броди не смотрит на меня – он не может отвлекаться, потому что машина мигает красным светом, и ему позволено смело проезжать, где пожелает, никаких светофоров и запретительных знаков, никаких обычных ограничений.

– Должно быть, вы имеете в виду таких, как Перри Нэш.

Броди бросает на меня взгляд.

– Перри Нэш боится крови.

Снова взгляд, машина сворачивает налево и, пересекая желтые линии, выезжает на тротуар.

– Я видела, как он побледнел от вида крови.

Бампер задевает знак парковки.

– Кажется, вы едете по тротуару.

Агенты ФБР не выносят, когда их одергивают, еще больше, чем журналисты, так что я хорошо знаю, как можно отвлечь их от бесконечной череды вопросов. Честность – лучшая политика при расследовании: успех допроса зависит от того, удастся ли поймать подозреваемого на несоответствии, увертках, тогда как правда не всегда может быть простой и одномерной (например, свет – это и волны, и частицы), она многообразнее лжи.

– Так вы знаете о Перри Нэше? – произносит Броди, разворачивает машину под запрещающим знаком, снова вливается в общий поток, направляясь к Койт-Тауэр.

– Но вы ведь тоже знаете. Значит, это не такой уж большой секрет.

– Вы ввели нас в заблуждение, вы не сказали нам об этом, когда мы его заподозрили.

– Но вы не спрашивали. Я не могу проводить допросы вместо вас, у меня нет на это полномочий. Мне и своей работы хватает.

Понемногу в моем окне вырисовывается белокаменная Койт-Тауэр, мы подъезжаем к ее основанию.

– Поехали в парк Золотых ворот, загоним какого-нибудь бизона.

Броди покорно разворачивает машину. Он привык подчиняться приказам.

– Кстати, а как вы узнали? Про Перри.

– Документы из медицинской школы, – бормочет Эммет с заднего сиденья. – Его там подозревали в мошенничестве, потому что он великолепно сдавал экзамены, но никогда не появлялся на практических занятиях. Мы нашли его однокашника, и он нам все рассказал.

– Так он мошенничал?

– Был вынужден. Он физически не мог выполнять эту работу.

– И вы ничего не предприняли по этому поводу? Он ведь дипломированный врач, имеющий разрешение на медицинскую практику. Я думала, вы присягнули защищать граждан от преступных элементов. Это же серьезнее, чем бегать за грабителями.

– Скажите-ка мне, Глория, – прерывает меня Броди. – Если Перри Нэш испытывает патологическое отвращение к виду крови, как он, по-вашему, смог убить и расчленить Пи-Джея Баллока? Вы неплохо разбираетесь в медицине, Глория, лучше многих. Почему бы вам не объяснить мне… каким чудом он преодолел свое прошлое, чтобы выполнить действие, от которого получил бы удовольствие только нездоровый любитель кровавых бань?

– Нечего на меня обижаться, – пожимаю плечами я. – Почему бы вам с ним самим не поговорить?

– Я пытаюсь понять, почему вы ввели нас в заблуждение, не сказав такую важную вещь.

Мы пробираемся по Хэйт. «Странный Ковчег Муравьеда», «Красная Неделя», книжная лавка «Остин».

– Вы не можете разобраться с этими людьми? Уличная торговля без лицензии, а вы не обращаете никакого внимания на эти нарушения.

Меня игнорируют.

– Мы задали законный вопрос.

– А законно ли просить меня делать за вас вашу работу? Не могу, блин, в это поверить: вы ждете, что я буду заниматься изучением вашего подозреваемого?

– Но это вы предложили его кандидатуру.

– Мне не пришло в голову, что прежде чем дать вам подсказку, я должна была проверить студенческое прошлое Перри. Я думала, что стараюсь вам помочь, я считала себя добропорядочным гражданином.

– Вы старались помочь, Глория.

Мы проезжаем прямо по дорожкам парка Золотых ворот, велосипедисты бросаются от нас врассыпную. Одна девушка падает с велосипеда на мокрый тротуар, какой-то парень показывает нам средний палец. Агент Броди сохраняет спокойствие.

– Мы ценим все, что вы для нас сделали. Мы просто хотим знать, как вы узнали, что у Перри Нэша небольшие проблемы с кровью.

– Я порезалась.

– И когда это было?

– Пару дней назад.

– Вы виделись с Перри пару дней назад?

– Вы же знаете об этом, ваши люди там были. Перри предложил сходить в музей, я там нечасто бываю, да и в любом случае Перри мне симпатичен. Из него никудышный подозреваемый, за его спиной все это говорят.

– Вы порезались.

Мы подъезжаем к буйволам, они даже не смотрят в нашу сторону.

– Палец. – Я сую его под нос Броди. – Вам нужны доказательства?

– Это все?

– Там прекрасный Мазеруэлл, одна из его «Элегий» просто великолепна, я ее раньше не видела. Вам стоит туда сходить. Хотя Перри, увы, Мазеруэлла не оценил.

Мы доехали до Большой трассы, пляжи забиты безработными серферами, помешанными на своих приливах, Луне. Лунатики. Какая-то парочка машет нам руками. Броди набирает скорость. Я включаю радио. Короткие волны. Пробка в тоннеле Калдакотт… авария на Уолдо-Грейд… Названия привычные, как торговые марки, и столь же ничего не значащие. Бессмысленный набор звуков. Дневное бормотание понедельника. Я переключаю на джаз. Звучат «Гигантские шаги»,[35] но на середине агент Броди резко выключает радио. Тишина и еще раз тишина.

– Вы же понимаете, что это полностью снимает с него все подозрения, – бросает в итоге Броди. – Никто не поверит в его вину.

– И каков вердикт?

– Простите, Глория, но мы не можем позволить чинить препятствия правосудию. Вы ввели нас в заблуждение, а ФБР не любит ложных свидетельств.

– Будьте реалистом, вы так ничего и не нашли. Сперва обвиняете моего отца, несмотря на то, что в тот день его видел миллион человек, потом принимаетесь за Перри…

– Мы хотим, чтобы вы сказали нам правду, Глория. Мы считаем, что вы знаете, кто совершил убийство.

– Я не могу. Пока нет.

До публикации осталось четыре дня. Четыре дня, прежде чем история Джорджии станет моей.

– Мне нужна еще неделя. Чтобы выпустить еще один номер «Портфолио», чтобы обдумать.

– Обдумать что? – с интересом спрашивает Эммет с заднего сиденья.

– Детали, которые вы хотите узнать. Дайте мне эту неделю. Чтобы разобраться в ваших вопросах.

– ФБР не может ждать подозреваемых, следствие должно продолжаться.

– Тогда оно продолжится без меня.

– Если мы подождем, Глория, мы можем рассчитывать на признание?

– Даже лучше: на признание может рассчитывать публика.

– Два дня.

– Шесть.

– Три.

– Пять.

– Нет.

– Четыре?

– Четыре.

– В пятницу.

– В пятницу?

– В пятницу. Поверните здесь направо. – Я касаюсь руки Броди. – Вам стоит воспользоваться этими короткими каникулами: вы неважно выглядите, да и костюм пахнет плесенью.

– Такой торг против правил, но мы хотим быть справедливыми с вами, Глория.