Первомайка - Альберт Зарипов

Сидят бойцы на БТРе и видят, как читающий командир группы выходит из магазина и идет куда-то по улице. Его сержант окликнул, но Юра махнул ему рукой и крикнул, чтобы ждали его. Ну, ждать так ждать. И вся группа продолжает сидеть на броне и ожидать возвращения своего начальника. А командир спокойно дошел до автобусной остановки, сел в городской автобус и доехал до автовокзала. И все это время он читает; как ингуши у него оружие не отобрали - это уму непостижимо. Так, ты мне там чай оставишь или нет?

Вопрос мной задан вовремя, и слегка раздосадованный Стас протягивает мне наполовину выпитую жестянку с чаем:

- А я думал, что ты не будешь… И не хотел мешать.

Я отхлебываю первый глоток и говорю дальше:

- Горло иногда промочить надо. Так вот потом Юра садится в междугородный автобус и доезжает до Владикавказа, до пехотного училища, где они располагались. Заходит с книжкой в казарму, сдает свое оружие и боеприпасы дежурному по роте и идет в офицерский кубрик дальше читать про свое карате. Вот лежит он на кровати с книжкой, и тут в комнату заходит начальник штаба отряда, который и спрашивает его:

- Юра, а где твоя группа?

Капитан на секунду отрывается от книжки, смотрит ясными глазками на майора и говорит, что группа сейчас сдает оружие в ружпарк. Но в казарме что-то подозрительно тихо, и начштаба идет лично проверить сдачу оружия солдатами его группы. А в ружпарке сидит один дежурный по роте и отвечает, что был сдан только один автомат капитана Самсонова, а бойцов его не видно и не слышно. Тут майор выбегает на крыльцо и видит, что ни солдат, ни оружия, ни самого бронетранспортера нет и в помине. Начальник штаба бежит обратно и начинает трясти Юру за шиворот, громко матерясь и спрашивая про юрину группу. Тут Самсонов отрывается от книжки и спокойно так говорит:

- Как нету группы? Ах да, я же их в Назрани оставил…

А ингуши тогда наших солдат на раз-два разоружали. Тут майор разорался еще больше, вырвал у Юры книжку, которую тот попытался читать дальше, и стал допрашивать капитана. Наконец-то Юра вспоминает, что оставил группу в Назрани около книжного магазина, что он купил интересную книжку про карате и стал ее читать, а до Владикавказа он добрался автобусами и т.д. Сразу же начальник штаба сажает в кузов «Урала» двух солдат с оружием, сам с Самсоновым садится в кабину и со страшной силой едут в Назрань. Слава богу, они быстро нашли этот книжный магазин, который уже закрылся. А рядом стоит наш бронетранспортер с группой без командира. Уже темнеет, вокруг какие-то подозрительные личности шастают, а наши голодные и злые бойцы выставили оружие во все стороны и ждут возвращения своего командира группы. Пока они стояли на улице, к ним несколько раз подходили разные кавказцы и интересовались, чего это они тут делают. Но замкомгруппы был толковым и отвечал, что вот-вот подъедет еще один бетеэр, которого они и дожидаются.

Если бы стемнело окончательно, то их точно разоружили. Но тут подъезжает «Урал» с нашим командованием, и все солдаты и офицеры благополучно в одиннадцать часов вечера возвращаются во владикавказское пехотное училище.

Но Юру после этого случая больше так далеко не отпускали, и замкомгруппы тоже вызывали на инструктаж перед поездкой. Так, на всякий случай.

- Товарищ старшлейтенант, а этот капитан в какой роте сейчас служит? настороженно интересуется один разведчик.

Я ставлю свой чай разогреваться на костер и потом отвечаю:

- Ваше счастье, что его уже уволили на пенсию.

- А то бы прямо на снегу всей группой карате изучали, - говорит наш оперативный офицер.

- Товарищ старшлейтнант! - позвал меня один солдат. - Наши связисты опять за водой идут к нам.

От дневки комбата в нашу сторону шли два радиотелеграфиста с котелками в руках. Связисты, приданные в нашу группу, располагались рядом с комбатом, имели свой костер, ночевали и дневали там же, но за сухим пайком и водой приходили в группу. Если сухпай доставлялся вертушкой, то воду мои солдаты набирали в баки на реке и тащили их за полкилометра до дневки. Наши радисты в этом процессе участия никогда не принимали, но нашу водичку хлебали регулярно. Так продолжалось несколько дней, пока я не решил отправить за водой связистов. В штурме они не участвовали. На посты заступали только ночью, да и то часто спали в дозоре. Когда же я «предложил» им сходить хотя бы один раз за водой на речку, то они нашли сотню отговорок: сейчас им надо связь прокачать, потом надо свернуть одну радиостанцию и развернуть другую, воду они набирают только для комбата, а сами топят для себя снег и т. д.

Если бы не близость высокого начальства, то наши доблестные работники телеграфного ключа сходили за водичкой как миленькие, и не один раз. Но тут, услыхав их отказ, нам пришлось отправить их в далекую пешую прогулку, а заодно и посоветовать этим халявщикам поискать водопоя в другом месте. Весь следующий день они набирали воду «для комбата» во второй группе, пока и там не смекнули, что один комбат просто физически не может выпивать в день по десятку литров воды. Прогнали их и оттуда. Полдня штабные водоносы не показывались, а ближе к вечеру опять пришли к нашей дневке и начали втихаря черпать воду из бака. Первым по этому поводу возмутился лежавший на валу гранатометчик. Потом начал роптать и весь народ нашей группы, пока я не заметил это дело. Связисты молча вылили воду обратно в бак и так же тихо ушли. Все опять начали заниматься своими делами, и вдруг над нами раздались возмущенные вопли нашего батяни. Я попытался объяснить суть отлучения связистов от воды, но бесполезно. Вода была опять налита в котелки, причем в наши же, и отправилась к костру комбата. Тогда я, красный от злости, лишь окликнул связистов, сложил левую ладонь трубочкой и несколько раз ударил правой ладонью по верхнему торцу левой…

Это было вчера, и вот эти бойцы опять идут к нам с котелками в руках.

Когда они подошли, все умолкли и уставились на их бесстыжие рожи.

- Что, опять комбат за водой послал? - как бы невзначай спросил Стас.

Я сидел у костра и, услыхав утвердительный ответ связистов, попросил стоявшего Бычкова посмотреть, где сейчас комбат.

- Стоит у своего костра и смотрит в нашу сторону, - сказал мне сержант.

- Ну ладно, набирайте. Но на следующий выход я возьму вас опять в свою группу. Тогда уж вы воды натаскаетесь. И дров нарубитесь.

Мне не было жалко воды для этих связистов, но принцип социальной справедливости должен соблюдаться даже на войне. Мы все здесь в одной лямке, которую нужно тянуть равномерно всем. Конечно, офицеры не ходили за водой и дровами, но груз ответственности за чужие жизни иногда давил особенно тяжко.

Если на большой земле командир группы отвечал за солдата во всем, начиная от опрятного и чистого внешнего вида и заканчивая обучением военным наукам, то здесь, на войне, он был в ответе не только за жизни своих бойцов, но и за успешное выполнение боевой задачи, исправность оружия, обеспечение боеприпасами и продовольствием, необходимость отдохнуть и поспать, очередность заступления на фишки и выполнение различных хозработ и многое другое…

- А окоп связисты выкопали нормальный? - вспомнив, спросил я солдата-калмыка.

- Я его еще час углублял. Очень мелкий был, - ответил он.

На следующий день после штурма по приказанию майора-замполита каждый боец группы выкопал в склоне вала по одиночному окопу. Как объяснил замполит, так, на всякий случай. Не знаю, как он стал заместителем комбрига по воспитательной работе, но по повадкам в нем чувствовался старый и опытный вояка, немало повидавший и испытавший на своем веку. Мне, как разведчику, вся эта возня с окопами очень не нравилась. В бою, особенно в ближнем или ночном, каждый боец должен постоянно передвигаться. А если он будет стрелять из одного окопа, то его на третьей-четвертой очереди засекут и подстрелят.

Тем не менее окопы мы вырыли, и каждый солдат знал, где его место в бою.

Особенно хорошим получился окоп командира группы, то есть мой. В нем можно было удобно сесть и вести огонь, сильно не высовываясь. Рыл его солдат-калмык, который отличался деловитостью и сообразительностью. Хотя иногда он и пытался увильнуть от работы, но порученное дело всегда выполнял на совесть. Поэтому такое важное поручение было дано именно ему.

Вот и сейчас, сидя в моем окопе, который располагался рядом с дневкой, и наблюдая за местностью, друг степей первым заметил появление «овчинного тулупа». Так мы называли какого-то начальника, одетого постоянно в черный и длинный постовой тулуп с мехом вовнутрь. Он приходил со стороны разрушенного моста на доклад к начальнику разведки и, видимо, был старшим десантников.

Каждый раз его появление вызывало жгучую зависть у солдат: в таком тулупе в самый сильный мороз можно было спать на снегу, без костра, завернувшись с головой. Иметь в группе такое добро было бы очень полезно, особенно если в засаде или в дозоре нужно было прождать долгую зимнюю ночь. Я даже пообещал тому солдату, который свистнет тулуп у его хозяина, отпустить его во внеочередной отпуск. Домой всем было охота съездить, но полковник-десантник, приходя к нашему начальству, никогда тулуп не снимал, и солдатам только оставалось наблюдать за «барашкой».