Путешествие в страну летописей - Натан Натанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выходит, что Печерский монастырь был причастен даже к созданию «Древнейшего свода»!
Между прочим, существует еще очень смелое и спорное предположение крупнейшего знатока летописей М. Д. Приселкова, что Иларион и Никон — одно лицо!
Если эта гипотеза верна, то перед нами крупнейший древнерусский писатель, историк, общественный деятель, автор двух летописных сводов, «Слова о законе и благодати».
Но это и особая тема, которую минем…
И подведем итоги.
Благодаря Шахматову и его продолжателям картина как будто ясна: Нестор был четвертым летописцем. То, о чем мы рассказывали, схематично выглядит так:
Так возродились давно исчезнувшие рукописи. Перелистывая Лаврентьевскую или Ипатьевскую летопись, специалисты теперь знают первого автора почти каждой записи: этой — Нестор, той — Никон, вот известие, заимствованное из «Древнейшего свода», а рядом с ним — из «Начального»…
Нестор и последующие переписчики относились с большим уважением к тексту своих предшественников и переносили его в свои рукописи без больших поправок или изменений. Из-за этого и возникали некоторые противоречия. Никон, например, записал около 1070 года, что есть язва на главе Всеслава «до сего дня». Нестор, переписывая это место уже после смерти Всеслава, то ли не заметил, что известие устарело, то ли не захотел исправлять: во всяком случае в «Повесть временных лет» эти строки вошли неизменными. Сильвестр и третий редактор «Повести» поступили так же, а вслед за ними поколения летописцев аккуратно переносили на пергамен старинный текст. Хотя бывали при переписке ошибки и пропуски, но все же основная масса древнейших записей была бережно перенесена через века. В 1377 году Лаврентий тоже записал, что язва у Всеслава «до сего дня», хотя уже минуло 275 лет после смерти полоцкого князя.
Но мы должны быть благодарны древним переписчикам за их невнимательность, случайную или нарочитую. Ведь мы видели, что летописные ошибки, недомолвки, противоречия помогли открыть древних авторов и прочесть их произведения.
Что же Нестор? Умаляет ли исторические заслуги печерского черноризца появление у него трех предшественников? Ведь ясно, что ряд записей в «Повести временных лет» заимствован из более древних сводов: крещение Руси, например, описывается еще в «Начальном своде» и, как доказал Шахматов, даже в более ранних летописях. Рассказ о смерти Игоря, с которым древляне расправились за чрезмерную жадность, многие известия о походах и битвах «незапамятных времен», значительное число прекрасных древних легенд — все было уже в летописи Никона. А похвала Ярославу Мудрому взята из «Древнейшего свода». Унаследовал Нестор и летописную форму, структуру повествования: сначала вводная часть, потом изложение событий по годам. Так построен «Начальный свод», летопись Никона, такова и «Повесть временных лет».
Но печерский черноризец, подобно искусному архитектору, так застроил доставшийся ему «каркас», что получилось законченное творение, равного которому по цельности и завершенности Русь еще не знала. Отделив записи предшественников, поправки редакторов и переписчиков, мы сразу увидим то оригинальное, что внесено в «Повесть временных лет» самим Нестором.
Во-первых, именно Нестор ввел множество известий и подробностей, отсутствующих у его «летописных предков»: исторические познания черноризца были значительно шире.
Достаточно вспомнить, что Нестор начинает свой труд с обстоятельного введения, повествующего о народах, населяющих землю, и древнейших судьбах славян, и лишь после этого начинается изложение исторических событий по годам. Эта часть ни у кого не заимствована; в «Начальном своде» даты следуют сейчас же после очень краткого введения.
Во-вторых, печерский черноризец не только дополнял летописный текст, доставшийся от предшественников, но и исправлял его.
Многие события предшественники Нестора не датировали, ограничиваясь словами «в си же времена». Нестор же почти всегда указывает дату случившегося, пусть не всегда верную, но полученную путем сложных для того времени расчетов и выкладок. Чем ближе к своему времени, тем более содержательны и точны его записи.
Нестор проделал в «Повести» немалую научную работу, для своего времени — значительную.
Но и это еще не все. Нестор был, без сомнения, и очень талантливым писателем. Его серьезный исторический труд — это увлекательный рассказ, в котором мы находим интереснейшие подробности, народные легенды, художественные описания. Многим местам «Повести» придает особенную живость рассказ, ведущийся от имени самого автора, в первом лице: «Я слышал… Я видел… Я расскажу…» Десятки и сотни летописцев мечтали сравниться в знаниях и мастерстве с автором «Повести временных лет». Если же мы вспомним о передовых идеях печерского летописца, его патриотизме, его призывах к единству русской земли, то легко поймем, почему и в XII, и в XV, и в XVII столетиях в Киеве и Москве, Чернигове и Твери, Галиче и Суздали летописный труд начинали словами: «Се повести временных лет…»
Но слава Нестора не заслонит заслуг Ивана, Никона, Илариона и других замечательных древних историков и писателей. Без них русская летопись не могла бы появиться. До открытий Шахматова их труды приписывались либо Нестору, либо Сильвестру. Теперь же совершенно ясно: русская летопись с самого начала была огромным коллективным трудом, и если можно говорить о Несторе как о первом историке древней Руси, то лишь в том же смысле, в каком принято говорить о Пушкине, как основоположнике современной русской литературы, хотя ему предшествовали такие крупные писатели, как Державин, Радищев, Карамзин. Пушкин поистине велик, но никому не придет в голову свести всю русскую литературу к его творчеству.
Так на Руси родилось «летописание книжное»…
Последние строки
Холодная петроградская зима с 1919 на 1920 год вторгалась в дома, выла в пустых печах, мертвым инеем покрывала пустые книжные полки. Старый, больной академик, завернувшись в шубу, пишет и пишет. Академик знает: ему недолго жить, а еще столько дел! У него появились новые интересные мысли о древнейшей летописи; так мало еще расшифрован «Начальный свод».
Россия — в огне войны и великой революции, но Шахматов уверен: то, что он делает, нужно его стране так же, как сохраненное им в академической библиотеке замечательное собрание революционной литературы. А по правде говоря, ему даже некогда об этом размышлять. Может быть, нелегко будет многим понять, зачем в эту черную зиму, в годы крушения миров он листает тома Полного собрания российских летописей…
Он, Алексей Александрович Шахматов, иначе не может. Он опять дышит на пальцы и опять пишет. Снова счастлив, только вот бумаги не хватает…
«Продай Киев-город со Черниговом, купи ты бумаги со чернилами…»
Однажды он выводит на желтом оберточном листе:
«Святополк, узнав о чуде…»
И тут он умирает, впервые не закончив дела.
* * *С тех пор прошло более сорока лет. Ученики Шахматова стали академиками. Уж пишут труды ученики учеников… Приселков и Никольский, Лихачев и Тихомиров, Черепнин, Рыбаков и многие другие исследователи успели углубиться в такую древность, которая прежде считалась недоступной. А каждый следующий шаг труднее предыдущего: ведь розыски ведутся в таком отдаленном от нас времени, от которого не осталось ни одной книги, да и летописные известия — наперечет.
Но зато с каждым годом совершенствуются методы исследования. Гениально анализируя и сравнивая различные летописные списки, оригинально и остроумно связывая историю летописания с политической историей, Шахматов значительно меньше интересовался древнерусской экономикой и борьбой классов. Ему казалось, что это не имеет прямого отношения к исследованию древних текстов. Когда этими проблемами занялись ученики Шахматова, они заметили в летописи немало ранее скрытых интересных данных о древней Руси и древнем летописании.
Наступление на прошлое теперь ведется широким фронтом различных, но связанных единой целью наук — истории, филологии, археологии, языкознания, искусствоведения.
А. А. Шахматов проник в своих исследованиях до «Древнейшего свода», а Д. С. Лихачев убедительно показал, что этот свод, по существу, представлял собою своеобразную повесть, еще не разделенную на годы.
Значит, до появления обычных летописей с ежегодными записями на Руси уже были и исторические произведения иного типа!
Одновременно Б. А. Рыбаков разыскивает древнейшие новгородские летописи, и пока еще не решен спор — где раньше, на Днепре или на Волхове, начались регулярные записи исторических событий. Во всяком случае, есть серьезные подозрения, что существовала в середине XI столетия летопись, составленная для известного посадника Остромира деда Яна Вышатича, владельца «Остромирова евангелия».
