Путешествие в страну летописей - Натан Натанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Загадки 1097 года
В поисках «Сильвестровых следов» Шахматов углубляется в летописный рассказ о страшном злодеянии, происшедшем лет за 20 до «смены» летописцев. В 1097 году, сообщает «Повесть временных лет», все князья собираются на съезд в городе Любече и говорят друг другу: «Зачем губим Русскую землю, сами на себя ссоры навлекая? А половцы нашу землю расхищают и радуются, что нас раздирают междоусобные войны. Да с этих пор объединимся чистосердечно, и каждый да держит отчину свою».
После съезда Давыд Игоревич, князь Владимирский, замышляет расправиться с князем Васильком и внушает Святополку, что Василько якобы вступил в сговор против него с Владимиром Мономахом. Василько, проезжая через Киев, останавливается в Михайловском Выдубицком монастыре.
Святополк приказывает схватить Василька и ослепить.
После этого возобновляется смута. Разгневанные князья во главе с Владимиром Мономахом требуют ответа у Святополка и Давыда. В междоусобицу вмешиваются поляки, венгры, половцы. В конце концов слепой Василько разбивает своих противников. На новом съезде в Витичеве в 1100 году князья договариваются о повторном разделе Русской земли, причем у вероломного Давыда отнимают его княжество, а напуганный Святополк клянется «блюсти мир».
Шахматов читает и перечитывает строку за строкой этого длинного и печального повествования…
Вот любопытное место: Владимир Мономах и Олег Черниговский собираются наказать Святополка за совершенное преступление. «Святополк же хотел бежать из Киева, но не дали ему киевляне бежать, но послали Всеволодову вдову и митрополита к Владимиру, говоря: «Умоляем, князь, тебя и братьев твоих, не губите Русской земли…» Выслушав это, Владимир расплакался и сказал: «Воистину, отцы наши и деды наши сохранили землю Русскую, а мы хотим погубить…»
После заключения мира Святополк вновь стал умышлять на земли Василька, говоря, что «это волость отца моего и брата». Дело дошло до битвы, но Святополк, «увидев, что лютый бой разгорается, побежал…»
Шахматов знает, что эти строки Нестор не писал. Ведь печерский летописец везде, где представляется случай, восхваляет Святополка, а здесь сей князь выглядит весьма мерзко: явно замешан в преступлении, намеревается трусливо скрыться из Киева после ослепления Василька, бежит с поля боя.
Зато Владимир Мономах готов мстить преступникам, но благородно уступает настояниям митрополита и своей мачехи, пекущихся о мире. Проливает слезы из-за раздоров на Русской земле. В одном месте повествование даже прерывается специальным панегириком Мономаху, его доброте и уважению к духовным лицам.
Следовательно, весь отрывок написан сторонником Владимира. Когда же именно? В самом тексте есть зацепка: «Давыд Игоревич умер в Дорогобуже». Это было в 1112 году.
На лице Василька «рана видна и сейчас»! А Василько умер в 1124 году. Значит, рассказ появился между этими датами. Как раз между 1112 и 1124 годами, около 1116 года, летопись была в руках Сильвестра! Значит…
Однако академик не торопится. Не торопится объявить Сильвестра автором рассказа 1097 года. Пока можно лишь заключить, что игумен вставил этот отрывок в летопись. Но он ли сочинитель этого отрывка?
И Шахматов рассуждает дальше.
Несомненно, ослепление Василька описано современником и очевидцем события. Кто же еще мог запомнить, что «заперли Василька 5 ноября и сковали его двойными оковами, приставили к нему стражу на ночь», что палачами Василька были «Сновид Изечевич, конюх, Святополков, Дмитр, конюх Давыдов, овчарь Святополков», что «когда князя вели, пройдя Звижденский мост, на торговом месте остановились и стащили с него окровавленную сорочку и дали попадье постирать».
Через несколько строк читаем: «Когда Василько был во Владимире… и я был тогда во Владимире».
Этот я — и есть автор.
Испугавшись возмездия за свои преступления, Давыд пытается вступить в переговоры с ослепленным Васильком. Автору приходится быть посредником:
«Однажды ночью прислал за мной Давыд и сказал мне: «И вот, Василь, посылаю тебя, иди к Васильку, тезке твоему, и скажи ему так: «Если хочешь послать мужей своих и если Владимир (Мономах) повернет (то есть не будет мстить), то дал тебе любой город». Я же пошел к Васильку и поведал все, сказанное Давыдом».
Значит, события 1097 года записаны не Сильвестром, а каким-то Василием. Опять новый летописец… Все еще больше осложняется, запутывается!!
Теперь надо заняться Василием…
Безусловно, Василий — человек, близкий к Васильку. Он явно сочувствует князю и, судя по всему, делит с ним неволю.
Но, поддерживая Василька и скорбя за него, он не всегда одобряет своего «тезку». «И приказал Василько рубить их всех (жителей принадлежавшего Давыду города), и учинил мщение над людьми неповинными…»
Позже Василько казнил двух воевод Давыда. Василий замечает: «Это второе отмщение совершил он, которого не следовало совершать, чтобы бог мстителем был».
Такие призывы к христианскому смирению скорее всего исходят от лица духовного, а так как Василий близок к князю, делит его участь, знает его мысли, то, вероятно, он не кто иной, как духовник Василька.
Образ нового летописца проясняется: Шахматов величает его «поп Василий, духовник князя Василька Теребовльского» и продолжает расшифровывать его биографию.
Написал свою повесть Василий, как уже было замечено, не раньше 1112 года, то есть больше чем через 15 лет после самого события. Жил и писал в Теребовле, в Галицкой земле.
Но не всегда Василий мог быть свидетелем того, что описывает.
Откуда он знает, например, что происходило в Киеве в то время, когда он сопровождал Василька, захваченного Давыдом? А ведь в рассказе много киевских подробностей о том, что делал Святополк да что сказал Мономах… И откуда бы Василию знать о ходе княжеского съезда в Витичеве в 1100 году? Источником этих сведений могла быть для него только летопись. Как раз в эти самые годы Нестор и работал над своим трудом. Вероятно, Василий обратился за помощью к печерскому монаху и использовал для своего рассказа «Повесть временных лет», прибавив ряд фактов к своим личным наблюдениям.
Шахматов даже замечает любопытное совпадение.
Вот конец рассказа 1097 года: «Святополк, Владимир, Олег… призвали Давыда Игоревича и дали ему Дорогобуж, где он и умер. А Святополк взял себе город Владимир и посадил в нем сына своего…» Это пишет Василий.
А вот заключительные слова записи 1100 года, сделанной Нестором: «И сказали ему (Давыду): «Не хотим дать тебе стола Владимирского, потому что вонзил ты нож в нас, чего еще не было в Русской земле. И вот мы тебя не трогаем, но вот что даем тебе — садись в Бужском остроге. И Давыд сел в Бужске, и затем Святополк дал Давыду Дорогобуж, где тот и умер; а город Владимир отдал сыну своему…»
Оба рассказа очень похожи, некоторые фразы почти полностью совпадают. Но у Нестора события 1100 года освещены более подробно. Значит, он писал раньше, а Василий переписал у него лишь то, что его интересовало, опустив отдельные детали. Ежели Василий был знаком с Нестором и даже у него списывал, то получается, что он писал позднее 25 мая 1112 года (дата смерти Давыда), но раньше 1114–1116 годов, когда Несторова летопись была изъята и переработана. Скорее всего, Василий написал свой труд в 1113 году. Он, верно, и не подозревал, что его рассказ скоро сам попадет в летопись.
Но Василий живет на далекой окраине Руси — в Галицком княжестве. Как же его сочинение столь быстро попадает в руки Сильвестра и вставляется в летопись?
Вопрос нелегкий. Возможно ли спустя восемь веков по одному отрывку установить такие подробности? Но Шахматов ведет в тексте глубокие раскопки. Он вспоминает: ведь князь Василько по приезде в Киев (перед своим ослеплением) отправляется прежде всего погостить в Михайловский Выдубицкий монастырь, то есть в тот самый, игуменом которого был позже Сильвестр. Значит, Теребовльский князь и, разумеется, его духовник были связаны с этим монастырем, дружили с братией. Кто знает, может быть, Василий был даже выходцем из этой обители! Связь, конечно, не прерывалась и после 1097 года. По этому «каналу» вести из Теребовля легко могли дойти до Киева, особенно до выдубицкого игумена.
Когда Сильвестр стал поправлять Нестора, он, наверное, сразу же обратился к старому знакомому, Василию.
Казалось бы, все! Больше из этой летописной статьи не выжать, «раскопки» закончены, результат самый определенный. В летопись Нестора вставлен рассказ Василия. Вставлял Сильвестр.
Но Шахматов тут же «уличает» Сильвестра еще раз. Игумен и сам приложил руку к записи 1097 года: рассказ Василия, как уж отмечалось, прерывается восторженным панегириком Мономаху. Василию было, собственно, незачем делать такого рода вставки и отступления, но в этом был главным образом заинтересован Сильвестр, прославлявший своего хозяина.
