Дневник учителя. Истории о школьной жизни, которые обычно держат в секрете - Райан Уилсон

Последние годы родители все активнее выступают за разрешение мобильных телефонов в классе.

Думаю, это те же люди, которые считают, что помещать ребенка в уютный кабинет вдали от друзей после того, как он кого-то избил, нарушает права человека.

Они утверждают, что ребенку необходим мобильный телефон, чтобы он мог связаться с родителями в случае экстренной ситуации в школе. Что ж, это можно сделать со школьной вахты. Другой аргумент я могу принять: случай, если у ребенка возникнут проблемы по пути в школу или домой. Но не будем забывать, что большинство родителей отвозят детей до школьных ворот утром и забирают после уроков. Тем не менее я понимаю, что наличие у ребенка мобильного телефона немного успокаивает родителей.

Однако нужно соотносить его преимущества с проблемами, вызванными свободным доступом в интернет без контроля взрослых. Мы строго следим за тем, какие фильмы смотрят дети, однако многие родители с радостью дают ребенку устройство, позволяющее получить доступ абсолютно ко всему, причем в том возрасте, когда он еще не понимает, что правильно, а что нет, что реально, а что фальшиво, что нормально, а что экстремально. Конечно, это не значит, что мы принципиально против наличия у детей телефонов, но учителя, выполняющие в школе обязанности родителей, не имеют возможности контролировать, что дети смотрят на занятиях.

В последнее время ведется много разговоров о том, как социальные сети обостряют проблемы с самовосприятием и самооценкой, а также вызывают расстройства пищевого поведения. Случаи травли в мессенджерах, свидетелями которых я стал, действительно шокируют. Если раньше жертва могла укрыться в своей комнате и немного передохнуть, то теперь из-за мобильных телефонов она может продолжаться круглосуточно.

Я знал учеников, чей смысл жизни заключается в том, чтобы публиковать в группах на Facebook оскорбления в адрес конкретного человека и выставлять его неудачные фото. Я видел чаты в WhatsApp, созданные лишь для того, чтобы оскорблять другого ребенка. Иногда участники чата приглашают обсуждаемого в беседу, чтобы показать, что о нем пишут, а потом снова исключают его. Бывает, звонят по FaceTime, чтобы поиздеваться удаленно. Конечно, можно сказать, что жертва должна просто заблокировать номера своих обидчиков или просто не отвечать, но эти люди часто обходят такие преграды с поразительной изобретательностью.

Сексуальные домогательства в Сети – это тоже большая проблема. Молодой и уязвимой девушке (или юноше) пишет старший ученик, осыпая похвалами ее внешность.

Возможно, даже приглашает на свидание. Она так польщена, что вопреки здравому смыслу поддается на уговоры прислать свои фото в обнаженном виде. В течение часа это фото попадает во все мессенджеры, и его видят большинство учеников школы. Жертва унижена и пристыжена. Она больше не хочет ходить в школу, но стесняется рассказать родителям о произошедшем. Свидетелем таких ситуаций я был бесчисленное количество раз.

На фоне этого остальные проблемы, связанные с использованием мобильных телефонов, кажутся второстепенными. Они звонят или вибрируют, срывая урок. Их неминуемо крадут из шкафчиков во время физкультуры, и последующие расследования отнимают у персонала уйму времени, но редко завершаются успехом. Я даже не говорю об ущербе, который гаджеты наносят традиционному общению между людьми: собеседники могут даже не отрываться от экранов. Иногда я вижу, как группы учеников сидят на лужайке перед школой на большой перемене и стучат по клавиатуре телефонов, вместо того чтобы просто общаться.

Простите меня за эту тираду. Если вас это утешит, это сокращенная версия того, что слышит любой ребенок, пойманный мной с телефоном в руках.

Это нападение!

Пробный экзамен у одиннадцатиклассников – одно из первых крупных мероприятий учебного года. Около 250 шестнадцатилетних учеников все вместе сидят в актовом зале и два часа пишут работы. Учителя проверят их и получат представление о сильных и слабых сторонах.

Моя задача состоит в том, чтобы в начале экзамена напомнить детям правила, а в конце сказать, что время вышло, и собрать работы.

Другие учителя нашего департамента стоят по периметру актового зала, и я понимаю, что обращаюсь не только к ученикам, но и к ним. Они следят, как я справляюсь со своей задачей и общаюсь с детьми. Им интересно, сможет ли молодой парень, ранее работавший в хорошей школе пригорода, справиться с проблемными лондонскими учениками.

– Положите ручки, – говорю я, когда время вышло, – и ждите, пока учителя ряд за рядом не выведут вас из зала. Вы должны соблюдать правила экзамена, пока не выйдете, поэтому никаких разговоров, пожалуйста.

Это вполне стандартная установка.

Мы с другими учителями постепенно выводим учеников из зала. Вдруг один мальчик начинает громко болтать с двумя друзьями на выходе.

– Никаких разговоров! – напоминаю я ему.

Он точно меня слышит, потому что находится в метре, но никак не реагирует.

– Я обращаюсь к тебе. Тише, пожалуйста, – повторяю я.

Никакой реакции. После третьей попытки он оборачивается, смотрит мне прямо в глаза и отчетливо шепчет:

– Пошел ты!

Я ошеломлен.

Он заходит за угол. В этот момент я совершаю роковую ошибку, вызванную нежеланием показаться слабым перед коллегами. Я ускоряю шаг и захожу за угол вслед за ним. Золотое правило гласит, что учитель никогда не должен следовать за учеником. Позднее, когда оба успокоятся, он должен найти ученика и отчитать его. В таком случае есть надежда сохранить достоинство. В этот раз у меня не вышло.

Я снова оказываюсь рядом с ним и повторяю «Прошу прощения!», словно серийный убийца в деменции. Он игнорирует меня. Я вытягиваю руку и кладу ему на плечо со словами: «Мы можем поговорить?» Я держу ее на его плече без какого-либо давления, не останавливаю, не разворачиваю его и, конечно, не бью. Он реагирует молниеносно. «А-а-а-а-а!» – кричит он так, словно кто-то ударил его в живот, потянул за волосы и сказал, что вся его семья погибла. Это первобытный грудной крик.

– Это НАПАДЕНИЕ! – кричит он.

Люди в коридоре стали останавливаться и смотреть на нас.

– Этот парень только что напал на меня! – говорит он, обращаясь к другим ученикам и учителям.

Поверить не могу, что кто-то осмелился назвать это нападением! Это похоже на то, как футболисты театрально падают на землю, когда другой игрок пробегает рядом.

Я спокойно объясняю ему, что хочу поговорить с ним о правилах поведения на экзамене и о том, как он нагрубил мне несколько минут назад. «Я сообщу о нападении!» – угрожает он мне. Я отвечаю, что мне все равно, что он собирается делать, хотя это не совсем правда.

Наш разговор получается однобоким, потому что я снова и снова повторяю очевидное: нельзя посылать учителя. Я отпускаю его и забываю об этом случае до того момента, когда директор входит в мой кабинет и сообщает, что одиннадцатиклассник объявил голодовку и лишился сна после моего нападения на