Дневник учителя. Истории о школьной жизни, которые обычно держат в секрете - Райан Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда официант спрашивает, что мы будем пить, я отвечаю: «Принесите нам шампанское, пожалуйста», как будто я банкир, а не школьный учитель. Мы с Зои проводим замечательный день вместе, а это дороже денег.
Это по-гейски
Я смирился не только с ранее неизвестными лесбийскими похождениями Маргарет Тэтчер, но и с собственной сексуальностью. Очень помогло осознание того, что вещи, которые мне кажутся невероятно важными, всем остальным интересны лишь мимолетно. И дело вовсе не в том, что люди злые или безразличные, просто у каждого свои проблемы. Был один неприятный момент, когда один из друзей сказал: «Ну теперь путь в школу для мальчиков тебе закрыт», но большинство отнеслись ко мне по-доброму и поддержали.
Благодаря сайту знакомств и самому неловкому флирту, который только может произойти между двумя людьми, у меня наконец появился парень. Все новые коллеги знают о моей ориентации, и, хотя я не хотел сообщать о своем партнере детям, все же пришлось несколько раз намекнуть о нем в воспитательных целях.
Я заменяю коллегу и объясняю детям, что их учитель уехал, но оставил задание.
– Блин, это по-гейски! – говорит мальчик за первой партой.
Я не реагирую и продолжаю объяснять задание.
Сидя за столом, пока дети выполняют упражнения, я не могу перестать думать о том, что, по мнению мальчика, делать оставленное учителем задание – это по-гейски. Разумеется, это не единичный случай. Дети любят говорить, что домашнее задание, необходимость оставаться после уроков или пеналы – это по-гейски. Однако в этот раз я чувствую себя увереннее и готов высказаться в ответ.
Я спрашиваю мальчика, можем ли мы поговорить за дверью. Конечно, он не понимает, что натворил, потому что вовсе не хулиган. Я объясняю ему, что говорить «по-гейски» вместо «глупо» или «неприятно» нельзя, потому что это может оскорбить других людей.
– Да, но тут нет геев, сэр, – говорит он.
Тщательно подбирая слова, я объясняю, что он не может достоверно этого знать, поскольку кто-то в его окружении наверняка втайне борется со своей сексуальной ориентацией.
Какими бы безобидными ни были его намерения, необдуманное употребление слова «гей» может причинить боль людям с нетрадиционной ориентацией.
– Нет, сэр, – говорит он. – Я знаю всех в классе, и среди них нет геев, поверьте мне.
Повторяя, что нельзя быть в этом стопроцентно уверенным, я красноречиво поднимаю бровь, говоря, что он может разговаривать с геем и не догадываться об этом.
Моя попытка тонкого намека провалилась, и я решаю попробовать еще раз позднее. Этот эпизод немного выбивает меня из колеи, но на этой же неделе боги учительства посылают нам ситуацию, которая все исправляет.
Один из слабых десятых классов готовит презентации о своих увлечениях. Они могут сделать их о чем угодно, главное, чтобы эта тема их действительно интересовала. После недели подготовки и репетиций настает первый день выступлений.
Мы терпим полдюжины презентаций о неизвестных футбольных командах, мотоциклах, различных игровых приставках и играх для них. Когда ученик заканчивает выступление, класс задает ему вопросы. Я старательно изображаю интерес, не выдавая того, что не знаю футбольный клуб «Вест Бромвич Альбион» и не интересуюсь им.
Затем наступает очередь Зофии. С самого начала я беспокоился, как она справится с публичным выступлением, поскольку практически не участвует в наших обсуждениях и теряется на фоне более ярких детей. Несколько лет назад она переехала в Великобританию из Польши и до сих пор говорит с акцентом. Мне всегда казалось, что ей катастрофически не хватает уверенности.
Когда она пробирается между партами к доске, я мысленно готовлюсь подбодрить ее в случае, если она окаменеет от волнения. «Не волнуйся, – скажу я. – Ты хорошо подготовилась, но выступать перед одноклассниками бывает непросто. Как насчет того, чтобы попробовать еще раз позднее?»
Зофия рассказывает о правах ЛГБТ+ в ее родной Польше и говорит четко, сдержанно и уверенно. Ее огорчает, что люди там не могут быть такими, какие есть, и свободно самовыражаться, и сравнивает родную страну с толерантным Лондоном. Ее выступление проходит безупречно. Когда подходит время вопросов, один из мальчиков спрашивает, почему она выбрала эту тему. Зофия отвечает, что никогда не рассказывала об этом в школе, но она лесбиянка.
Дальше происходит нечто невероятное. Никто не улюлюкает, не обнимает Зофию и не поздравляет ее. Подростки реагируют на ее презентацию с обычным для них отсутствием интереса. Они вежливо хлопают в ладоши, а затем спрашивают, сколько осталось до большой перемены и сможем ли мы посмотреть фильм на следующем уроке. Откровение Зофии не вызвало никакой реакции. Похоже, только в моей голове зароились мысли после услышанного. Я невероятно горжусь тем, что ей хватило храбрости быть собой.
Когда дети начинают выходить из класса, я останавливаю Зофию и говорю, как впечатлен ее смелостью и самообладанием. Она мгновенно снова уходит в себя и, пробормотав «спасибо», выбегает из класса.
Я не говорю ей, что думаю о шестнадцатилетнем себе и о том, как далеко шагнуло наше общество. Если бы кто-то совершил каминг-аут в нашей школе, я даже представить не могу, насколько невыносимой стала бы его жизнь. Насколько мне известно, за все время нашего обучения никто не рассказывал о своей нетрадиционной ориентации. Из-за закона, запрещавшего в 1988–2003 годах «пропаганду» гомосексуализма, в школах о нетрадиционной сексуальной ориентации даже не говорили. Любые упоминания о гомосексуальности были исключены из программы по истории, литературе, мировой художественной культуре и санитарному просвещению. Слово «гей» употреблялось исключительно как оскорбление на детской площадке. Сложно себе представить, какой психологический ущерб это причинило целому поколению молодых представителей сообщества ЛГБТ+.
Произнося свою речь, Зофия даже не догадывалась, какой вихрь эмоций закручивался внутри меня. Контраст между ее тихой уверенностью и моим страхом, мучившим меня почти двадцать лет, был поразительным. Благодаря Зофии и абсолютному спокойствию, с которым класс принял ее презентацию, я сегодня ухожу из школы с улыбкой.
Акцент
После шести лет преподавания в английских школах мой североирландский акцент стал гораздо менее явным. Это было необходимо, поскольку в основе нашей профессии лежит коммуникация, и, если тебя сложно понимать, добиться в ней успехов практически невозможно.
Я обжегся довольно рано, когда отчитывал девочку, прогулявшую урок. Пока я пытался донести до нее, что она меня разочаровала, злоупотребила моим доверием и бла-бла-бла, та лишь озадаченно смотрела. Наконец, устав это терпеть, она сказала:
– Честно
