Ожерелье королевы - Тереза Эджертон

И Люк попробовал еще раз.

— Насколько я понимаю… вернее, слова одного из пассажиров навели меня на мысль, что вы работаете на правительство Риджксленда… как курьер или какое-то другое доверенное лицо.

Левеллер наклонил голову, и лицо его полностью исчезло в тени широкополой шляпы.

— Вы имеете в виду, как секретный агент, господин Гилиан? Но тут, боюсь, моя внешность говорит против меня. Вам когда-нибудь в жизни встречался человек, чье лицо, одежда, поведение, весь внешний вид более подходили бы под определение «шпион»? — В ответ на вопрос, поставленный таким образом, Люку пришлось признать, что он такого человека не встречал.

— А это, насколько я понимаю, значит, что вы таковым быть не можете. Но тогда разрешите спросить, а чем вы занимаетесь?

— Я действительно работаю на Наследную Принцессу Риджксленда, но как сугубо частное лицо. Более того, я думаю, у меня уникальная должность: я воспитатель ее пятерых детей и их телохранитель.

И опять Люк не сразу нашелся с ответом.

— Учитель и телохранитель, — наконец выдавил он, — да, это необычное сочетание. Не думаю, чтобы мне когда-нибудь…

— Но я на редкость подхожу для этой должности. Вы хмуритесь, господин Гилиан. Может быть, вам доводилось слышать, что мои единоверцы не носят оружия? Это правда, но так случилось, что я очень быстр и силен. Если бы нам пришлось драться — если бы, конечно, вы не застали меня совершенно врасплох, — скорее всего, я смог бы убить вас за несколько секунд, вне зависимости от того, было бы у вас оружие или нет.

Люк все еще с подозрением хмурился, не понимая, разыгрывает его новый знакомый или нет. Но кто угодно скажет вам, что у левеллеров совершенно отсутствует чувство юмора. Хотя Кнеф был совсем не похож на типичного левеллера, да и вообще казался человеком неординарным, Люк снова вспомнил, как суконщик говорил, что с этим левеллером знаться опасно, хотя, по-видимому, он тогда имел в виду нечто совершенно иное.

И тогда Люк рассмеялся, просто от удовольствия. Этот Кнеф был загадкой, а загадки Люк любил больше всего на свете.

— Многоуважаемый сэр, — сказал он с глубоким поклоном, — я чрезвычайно хотел бы продолжить знакомство с вами.

Кнеф ответил на это легким поклоном, и Люк вернулся к изначальной теме их беседы.

— Интересно, — произнес он, кивнув в сторону гоблинов, которые все еще собирали свой багаж в одну кучу на пирсе, выискивая свои вещи среди бочонков и тюков, которые команда уже выгрузила на берег, — и удивительно, что капитан согласился взять на борт такой… груз. Я слышал, что моряки на редкость суеверны и считают присутствие гоблина на борту самой-самой дурной приметой. И погода действительно была ужасная, пока они плыли с нами.

Кнеф ответил не сразу. Он, казалось, смотрит сквозь олухов, как будто и не замечая их присутствия, хотя те или иные движения гранта несколько раз привлекали его внимание.

— Наверное, если бы мы подверглись серьезной опасности, команда предприняла бы какие-нибудь активные враждебные действия. А что до капитана, так он мне сказал, что эта не первая группа гоблинов, которую он принял на борт. За последний год он, можно сказать, привык перевозить гоблинов, в частности — грантов и горбачей, с места на место.

— Это чрезвычайно… любопытно. — Люк попытался приспособить эту новую обрывочную информацию к своим нынешним теориям насчет гоблинов — теориям, которые претерпели значительное количество изменений с тех пор, как он оставил Винтерскар, теориям, которые его кузен Джарред и его учитель Френсис Перселл сейчас вряд ли бы узнали, — но у него ничего не вышло. — А капитан не сказал вам, чему он приписывает такую неожиданную активность гоблинов?

Вода прибывала, начинался прилив. Корабль натянулся на швартовых, тросы напряглись.

— Их что-то беспокоит, — хрипло ответил риджкслендец. — И путешествуют они неизменно с севера на юг. Что наводит капитана Пайка на мысль, что на дальнем севере происходит нечто, от чего они чувствуют себя очень неуютно.

У Люка сжалось сердце.

— На дальнем севере? Мой дом в Винтерскаре, там моя семья, но я уже много месяцев путешествую. — Он отвернулся от причала, прислонившись спиной к перилам. — Я получил за это время очень немного писем. Возможно, некоторые просто затерялись по дороге. Простите меня за этот вопрос, но я слышал, вы недавно были в Нордфджолле. Вернее, в Оттарсбурге, что не слишком далеко от границы Винтерскара. У вас нет никаких представлений о том, что именно их беспокоит?

— Ни малейших. Я ездил в Нордфджолл по личным делам, разыскивая информацию о некоторых моих родственниках, с которыми я очень давно не общался. Боюсь, я больше ни на что не обращал внимания, пока был там.

— И ваши поиски увенчались успехом? — вежливо спросил Люк.

В первый раз на лице Кнефа отразилось сильное переживание. Его глаза блеснули в тени шляпы, а губы сжались в тонкую линию.

— К сожалению, нет, — сказал он, и в голосе его прозвучала скрытая страсть. — Люди, которых я искал, умерли много лет назад, а те, кто их хорошо знал, исчезли.

Затем левеллер взял себя в руки и снова стал так холоден, спокоен и суров, что Люк почти поверил, что этот взрыв эмоций ему просто почудился.

— Я бы остался дольше и порасспрашивал подробнее, но и я так уже несколько месяцев пренебрегал своими обязанностями в Риджксленде, так что мне хотелось поскорее вернуться домой.

9

«Королева-Язычница» подняла якорь на следующее утро. Как только она вошла в Троит, широкий пролив между Херндайком и островом Фингхилл, снова подул холодный и сильный ветер. По утрам ее паруса и мачты были припорошены инеем, вечерами становилось теплее и из трюмов поднималась ужасная вонь. В Кджеллмарке корабль принял на борт груз необработанных котиковых шкурок, и так как шторм заставил его отклониться от курса, груз опаздывал уже на две недели и начал гнить.

Но эти и последующие дни оказались для Люка незабываемыми, он изо всех сил старался поближе познакомиться с загадочным риджкслендцем. Они часами прогуливались вдвоем по палубе, и Люциус засыпал Кнефа вопросами, пытаясь узнать о нем побольше. Особенно его завораживали религиозные пристрастия этого человека.

Большинство знакомых Люка меняли религии, как фасоны платья: сегодня они протодеисты, через месяц — неопротонисты, и никто не знает, что ударит им в голову через полгода. И разговоры на эти темы велись легко, безболезненно, и им не сопутствовали ни духовные, ни моральные потрясения. Люк подозревал, что это была составная часть Большого Замысла «наших проклятых назойливых Предков», хотя в данном конкретном случае он это, скорее, одобрял. Религии пересекают национальные границы. Поэтому было бы несколько опасно — было бы очень опасно относиться к ним серьезно. К счастью, очень немногие принимали их всерьез.