Откуда я иду, или Сны в Красном городе - Станислав Борисович Малозёмов

– Во! Пора. Десять часов уже. Мне, чувствую, интересный сон должен присниться. – И Виктор пошел в душ.

Так ведь не удалось выспаться. Да, честно, вообще поспать выпала пара часиков, не больше. И сон из другой вселенной Виктор пропустил. Ну, кому не понятно – почему, с того и спроса нет.

10. глава десятая

Ничего необычного не происходит там, где всё необычно и без того. Потому буран с красной пылью из карьера рудоуправления в середине января никто бы, может, и не стал называть стихийным бедствием, если бы не ураганный ветер. Он тащил тонны красного снега с вражеской яростью и большим желанием сдуть город Кызылдалу да разметать его вместе с закалённым населением по степи, у которой в этой местности начала не было и до конца тоже никто не ездил.

Автобусы на ураган бесстрашно пытались переть как разозлённый пикадором бык на красную тряпку матадора де торос, убийцы быков на корриде. Но Кызылдала – не Москва, где снег ещё не приземлился, а его уже ловят на подлёте к дороге лезвия грейдеров и путь открыт всем, даже велосипедистам, если бы им стукнуло в голову желание порезвиться зимой на своих шатких устройствах. В новом городе ещё многого не было. Во-первых, самих грейдеров имелось два, из которых ездить мог один, во вторых начальников, уверенных, что вот как раз сейчас и хорошо бы выгнать этот единственный на улицу, не было. Хотя, может, они и существовали, но в это время у них были бесконечные заседания. От них и оторваться нельзя, и думать о чём-то другом, кроме повестки дня не позволялось никому.

Поэтому два городских автобуса легко закапывались в сугробы выше колёс, а легковые машины хозяева прятали от урагана чуть ли не в спальнях. Населению, тем не менее, работу не отменяли и оно ползло в конторы свои и цеха как разведчики, по-пластунски. Любому смелому в другом краю земли, где хоть раз так свирепствовал снежный ураган, если смелый смог дойти до станка или стола в конторе, дали бы минимально уважительную медаль «За отвагу», но в Кызылдале подвиг рабочего гражданина не тянул даже на символическую премию рублей в десять.

Крепкий как молодой дуб мужчина Сухарев Виктор шел на службу в церковь утром вместо привычных пятнадцати минут – час. Держался рукой за стену попутного дома, ложился грудью на буран, касаясь свободной рукой сугроба, и грёб от себя ладонью как веслом. Лариса в комитет комсомола идти не осмелилась, поскольку требовалась на ответственной работе целой, без травм и душевных потрясений. Она ещё с вечера случайно нашла в шкафу на новоселье подаренный неизвестными материал для портьер. Плотный, бежевый со стекающими сверху вниз голубыми каплями. Они никак не вязались с зелёными обоями, но она села их подшивать по размеру, поскольку других не было, а обзор зала из дома напротив был, несомненно, интересен любопытным корреспондентам газеты, которых в тот дом всех и втиснули.

Гоголев из горкома после новоселья распорядился поставить в Витину квартиру телефон и через час Лариса позвонила Сухареву на работу. Он ещё не успокоился после путешествия в ураганном буране и разговаривал так, будто снег, закупоривший рот и нос, растаял не весь.

– Лара, – сказал он почти внятно. – Только что звонил отец Автандил из Ставрополя и сообщил, что архиерей Московской и Ленинградской епархии рукоположил его протоиереем и настоятелем Ставропольского храма Божьей Воли, откуда его, такого же как я иерея, выслали за несогласие с прежним настоятелем в Кызылдалу. То есть его повысили и сделали главным в храме. Во как!

– Мало чего поняла, – откликнулась Лариса, перекусывая нитку, которой подрубила низ портьеры. – Но ясно, что он уже не вернётся. Ну, повезло человеку! Пусть руководит. Рада за него.

– А помнишь – я говорил тебе, что он не вернётся и его заберут обратно?

– Помню, – Лариса задумалась.– А как ты догадался?

– Вот не знаю. Приду домой, расскажу про то, какие я стал в Кызылдале сны видеть и что вдобавок к ним у меня появилось обострённое предчувствие всего, что может вскоре произойти.

– Как интересно! – почти вскрикнула Лариса.– А про себя тоже заранее всё знаешь?

– Есть такое дело, – улыбнулся Виктор. – Расскажу сегодня.

– Целую. Жду, – чмокнула она трубку и отключилась.

Виктор пошел в комнату дьяков и подьячих, чтобы всем раздать задания на день. Пробыл там минут сорок, а потом сел напротив иконы Святой Троицы и стал медленно тонуть в странных мыслях. Появлялись они после каждого необыкновенного сна, но подолгу в мозгах не задерживались. Что-нибудь да отвлекало.

– А ну-ка, что запало в память? – спросил он себя и почти всё вспомнил. – Автандил не вернётся. Это я не услышал, а как-то понял после сна. Ещё что? Машка со мной жить не будет. Да, не почувствовал, а именно от кого-то узнал. От кого же? Икону украдут и я буду знать, где она. Точно. Было и это предчувствие. Через день после того, как Морозов, отец Автандил, станет протоиереем в Ставрополе, мне позвонят из Зарайска и попросят срочно приехать. А оттуда отправят в Челябинск. В храм, откуда меня выгнали аккуратно. Какую-то бумагу с собой дадут для Уральской и Омской Епархии. Так… тоже странно. Меня хотят рукоположить в сан протоиерея церкви Кызылдалы. Ух, ты! А, вот ещё сообщение втолкали в разум, что нет Бога отца, сына Христа и Святого духа, Аллаха нет и пророка его Мухаммеда, Шивы, Брахмы, Кришны и Вишну, Будды нет, Дайтоку Мё-о, Годзанзе Мё-о, ну, да ко всему и других всяких, а вместо них всеми правит Единый Разум Энергии всех миллиардов Вселенных.

– Но это же бред! Как это – нет Саваофа и Христа? Будды нет? Это сумасшествие! Я знаю, что есть Христос, а разум мой, тайный и глубоко запрятанный, с недавних пор уверен, будто какая-то непонятная Энергия всем правит и верить надо не в Бога, а в неё. Муть, блин! Надо ехать в Зарайск и говорить с психиатром. Как я могу не верить в Господа, если Вере скоро две тысячи лет и прадед мой служил архиереем в Челябинском храме святого Андрея Первозванного, одного из двенадцати учеников Иисуса?

– А! Через месяц, в феврале, я ещё встречусь с человеком не из Кызылдалы, который начнёт уговаривать меня уйти из религии и заниматься изобретательством. Придумывать приборы на основе новой науки – электроники. Ну, это уже и психиатр не вылечит. Какие приборы? Я баран в физике и математике. С другой стороны, всё, что внедрял в разум голос во сне, всё случилось, сбылось и произошло. Но этого мужика я пошлю! Чтоб не сбивал с пути истинного. Моя жизнь – религия. Я потомственный служитель Господа. Но вот зачем кто-то из другого мира мне втюхивает в грешную душу вперемежку реальное и невозможное? Вопрос.

Из зала Престола вышел протодиакон Савелий:

– Отец Илия, вас к телефону протоиерей Димитрий Зарайский. Срочно.

Священник Илия отложил книгу «Молитвослов» и побежал в канцелярию.

– Благодать тебе, отец Илия, и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа! – поздоровался настоятель.

– И есть, и будет! – ответил Илия. – Благословите, отец Димитрий, Христа ради.

– Во имя отца, сына и святаго духа, – завершил церемонию приветствия протоиерей и переключился на деловой язык.– Тебе, Илия, надлежит прибыть в наш Никольский храм послезавтра к часу дня. Решено совершить рукоположение тебя по достоинству твоему в сан протоиерея и настоятеля вашей церкви. Здесь получишь ставленую грамоту и рванёшь в Челябинск. Архиерей Челябинской и Омской епархии Нифонт ждёт тебя на твой праздник в четыре часа в храме святого Александра Невского. Народу всякого много будет перед Литургией. Так что, не вздумай опоздать. Выезжай раньше. Я тебе бумагу представительскую дам и «волгу» свою. К четырём поспеешь как раз. Дорога хорошая. Облачись в рясу, епитрахиль, крест наперсный потом тебе поменяют на украшенный драгоценными камнями. Здесь переоденешься в облачение праздничное, полное, иерею положенное. И награды надень, кои заслужил. Это архиерей уже решил. А при рукоположении наград зело прибавится, и облачение будет другое.

Заслуг перед церковью у тебя достаточно. Одно то, что ты своими руками три колокола отлил в городском кузнечном цехе – радостный благовестный, подзвонный и зазвонный – это уже знаковое Божье дело! А пятнадцать икон прошлого века из Москвы привёз – это вообще! Причём как-то ж смог