Исследование о природе и причинах богатства народов - Адам Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(9) Такова природа второго вида Изумления, возникающего от необычной последовательности вещей. Сущность этой эмоции исчерпывается, таким образом, приостановкой деятельности (career) воображения из-за данной необычности, сложностью, которую воображение испытывает при переходе между столь разъединенными предметами, и ощущением чего-то вроде бреши или интервала [времени] между ними. После ясного обнаружения связующей цепи промежуточных событий она, эта эмоция, полностью исчезает. Ибо устраняется то, что ранее мешало гладкому ходу (movement) воображения. Разве изумляется движению декорации в оперном театре тот, кто хоть раз видел механизм, стоящий за кулисами? Однако когда Изумление касается явлений природы, мы редко можем полностью обнаружить такую четкую связующую цепь [событий]. Но даже и изучив некоторые [43] из явлений природы, мы, в самом деле, чувствуем себя словно побывавшими за кулисами, и наше Изумление соответственным образом полностью исчезает. Так, солнечные и лунные затмения, которые когда-то более других явлений, наблюдаемых на небесах, вызывали у человечества ужас и восхищение, теперь, по-видимому, больше не изумляют (wonderful), поскольку человек выяснил их механизм – связующую цепь событий – и присоединил эти явления к привычному ходу вещей. Даже в тех случаях, где наш разум не так преуспел, и то расплывчатые гипотезы Декарта и еще более неопределенные понятия Аристотеля, развитые их последователями, помогли людям наметить некоторую связь между явлениями природы, и таким образом уменьшить свое чувство Изумления (хотя они и не в состоянии разрушить его полностью). Если этим гипотезам и не удалось исчерпывающе заполнить брешь между двумя разрозненными объектами, тем не менее, некоторый свет на скрытый механизм такой связи они пролили, как того люди и желали.
(10) То, что воображение испытывает реальные трудности, переходя от одного события к другому, если те следуют друг за другом в непривычной последовательности, подтверждается многими наглядными примерами. Если оно предпринимает попытки следить за длинным рядом необычных событий сверх определенного промежутка времени, то устает от постоянных усилий, которые затрачиваются на переход от одного объекта к другому. Следуя, таким образом, за развитием последовательности событий, воображение скоро накапливает усталость, и если такая его деятельность осуществляется слишком часто, то это дезорганизует и рассогласовывает (disjoint) всю структуру воображения. Поэтому слишком усердное изучение предмета приводит иногда к бессоннице и помешательству, особенно того, кто кое-чего достиг в жизни и занял в ней определенное место; но слишком поздно начав приучать свой разум к размышлениям и доказательствам в области абстрактных наук, не приучился с известной легкостью исследовать нестандартные последовательности [событий]. Для таких людей каждый шаг доказательства, который представляется искушенному исследователю естественным и простым, требует сильного напряжения мыслительных усилий. Однако подстегиваемые или упрямством, или восхищением от предмета, неискушенные исследователи продолжают заниматься до тех пор, пока не испытывают сначала растерянность, затем головную боль, а после и вовсе начиная сходить с ума. Разве нельзя представить себе совершенно здравомыслящего взрослого человека, с мыслительными привычками, полностью и отчетливо сформировавшимися в нашем мире вещей, который однажды был вдруг перенесен на другую планету, где природа подчиняется совсем другим законам, нежели у нас на Земле? Поскольку ему придется постоянно наблюдать события, которые кажутся в высшей степени дисгармоничными, несообразными (irregular) и беспорядочными, он вскоре почувствует ту же самую растерянность и головную боль, потом так же начнет страдать бессонницей и закончит помешательством. Причем для этого совершенно не нужно, чтобы предметы сами по себе были величественными, интересными или хотя бы просто необычными. Довольно того, чтобы был необычен порядок, в котором они следуют друг за другом. Пусть некто попробует [44] последить хотя бы за игрой в карты и внимательно понаблюдать за каждым шагом игроков, будучи незнаком с карточной игрой и ее правилами, т. е. с законами, которые управляют последовательностью выкладывания карт на стол. Вскоре он почувствует ту самую растерянность и головную боль, которые превратились бы со временем (если бы он следил за игрой днями и месяцами) в бессонницу и помешательство. Но если разум приходит в такое смятение и ввергается в пучину беспорядка (disorder), наблюдая длинные ряды событий, следующих друг за другом в необычной последовательности, то он должен чувствовать некоторую степень того же беспорядка, наблюдая и единичное событие, которое выпадает из привычного хода вещей. Дело в том, что сильное смятение от беспорядка возникает как раз из-за слишком частого повторения таких вот менее значительных неудобств – мелких нарушений привычного порядка вещей.
(11) Не менее очевидно и то, что обусловливает остановку и прерывание в работе воображения как необычность последовательности сама по себе, так и ощущение (notion) интервала [времени] между двумя следующими непосредственно друг за другом объектами, который должен быть заполнен некоторой цепочкой промежуточных событий. Одни и те же порядки последовательностей, которые одним людям кажутся полностью соответствующими естественному порядку вещей и тому, что никакие промежуточные события не требуются, другим людям будут казаться полностью непоследовательными и бессвязными (disjointed) до тех пор, пока не будет сделано предположения о существовании некоторых таких промежуточных событий. И это имеет место по той лишь причине, что такие порядки последовательностей знакомы одним людям и кажутся незнакомыми и странными другим. Когда мы входим в работные дома большинства обычных ремесленников: красильщиков, пивоваров, перегонщиков спирта, мы обнаруживаем множество явлений, которые происходят в последовательности, кажущейся нам очень странной и изумительной (wonderful). Наша мысль не в состоянии следовать ей с легкостью, мы ощущаем интервал или промежуток между каждыми двумя явлениями из числа явлений, составляющих ее; и нам требуется некоторая цепочка промежуточных событий, чтобы заполнить интервал и соединить наблюдаемые явления в одно целое. Но сам ремесленник, который в течение многих лет знаком с последовательностью всех операций в своем виде деятельности (art), никакого такого интервала не ощущает. Ремесленники соглашаются с тем, что традиция сделала естественным ходом их воображения: они больше не горячат свое Изумление. И если ремесленник – не гений своей профессии, способный осознать очень простую мысль, – что вещи, которые понятны ему, могут быть вовсе непонятны для нас, – он скорее будет готов посмеяться над нашим Изумлением, чем с благожелательностью отнестись к нему. Он не в состоянии представить себе, что за основание (occasion) такое существует для любых в принципе соединимых событий, которое бы могло объединить эти явления; явления, которые ведь кажутся ему следующими друг за другом самым естественным образом. В их природе, говорит он, следовать друг за другом в таком порядке, и, соответственно, так все и происходит: явления так именно друг за другом и следуют.[405] Точно так же и хлеб, начиная с самого сотворения мира был привычной (common) [45] пищей для человеческого тела; и люди так долго наблюдали его, каждый день превращающегося в плоть и кости, – которые, в сущности, во всех отношениях так отличны от него, – что у них редко возникает любопытство выяснить, с помощью какой цепочки промежуточных событий было осуществлено это превращение. Дело в том, что благодаря традиции и привычке (custom) переход мысли от одного объекта к другому становится совсем легким и гладким, практически без предположения о наличии такого рода процесса. Философы, которые часто ищут цепь невидимых объектов, чтобы соединить вместе два события, происходящих в последовательности, известной всему миру, и в самом деле делают попытки обнаружить цепь подобного рода между двумя событиями, которые я только что упомянул. Примерно таким же образом они старались – с помощью похожей цепи промежуточных событий – связать тяготение, упругость и даже сцепление природных тел с некоторыми другими их свойствами. Однако все эти свойства представляют собой такие комбинации событий, которые не дают остановиться воображению основной массы человечества: они не вызывают ни Изумления, ни в то же время понимания того, что недостает более строгой связи между ними. Но дело обстоит здесь как с теми звуками, которые большинству людей кажутся воплощением идеального такта и гармонии, но от чуткого уха музыканта не укроется недостаток их и, соответственно, потребность и в более точном ритме, и в более идеальном совпадении звуков. Точно так же пытливый ум философа, проведшего всю свою жизнь в изучении принципов связей в природе, будет часто ощущать интервал между двумя объектами, которые для более невнимательных и неискушенных наблюдателей будут казаться строго состыкованными (conjoined). Уделяя пристальное и длительное внимание всем связям, которые когда-либо были доступны его наблюдению, часто сравнивая их друг с другом, философ, как и музыкант, приобрел, если можно так выразиться, чуткий слух и более тонкое ощущение относительно вещей этой природы. И как для одного эта музыка кажется диссонансом, не достигающим совершенно идеальной гармонии, точно так же для другого эти события представляются друг от друга отделенными и разрозненными, лишенными наиболее строгой и идеальной связи.