Исследование о природе и причинах богатства народов - Адам Смит

(4) С каким любопытством натуралист исследует редкое растение или ископаемое, попавшееся ему на глаза? Он безо всякого замешательства относит исследуемый объект к общему роду растений или ископаемых; но этим он не удовлетворяется, а рассматривает все различные семейства и виды, известные ему на тот момент. Однако он полагает, что этот новый предмет все-таки нельзя отнести ни к одному из них. В структуре мысленных образов (imagination) натуралиста новый предмет стоит отдельно [40] и как бы изолированно от других видов того рода, к которому принадлежит. Натуралист, тем не менее, вникает в детали, чтобы связать новый объект с каким-либо уже известным видом. Иногда ему кажется, что новый предмет можно поместить в эту группу предметов, а иногда – что в другую; натуралист не будет удовлетворен до тех пор, пока не найдет ту группу, с которой предмет имеет сходство по большинству своих свойств. Если натуралист не может найти такую группу, то вместо того чтобы оставить новый предмет в покое и в одиночестве, он расширит огражденное пространство (если можно так выразиться) некоторых видов, дабы освободить место для него. Или же натуралист создаст новый вид специально для этого предмета; назовет его «Игрой Природы» или даст ему какое-нибудь иное название, объясняющее все странности, с которыми сам исследователь не знает что делать. Но ведь хоть к какому-то классу или прочим известным объектам натуралист должен отнести новый предмет. И между ним и вещами этого класса он должен найти сходство или что-то другое – иначе ему не избавиться от Изумления, а вместе с ним и от неопределенности и тревожного любопытства, вызванных единичностью этого нового предмета, его непохожестью на все объекты, наблюдаемые натуралистом прежде.

(5) Единичные и неповторимые объекты, таким образом, вызывают в нас Изумление тогда, когда вследствие своих необычных качеств и уникальности (singular) появления они производят в нас неопределенность относительно того, к какому классу вещей их необходимо отнести. Так, последовательность объектов, следующих друг за другом в необычном порядке или цепи, произведет тот же эффект, хотя бы по отдельности в каждом из элементов, составляющих цепь, и не содержалось ничего необычного.

(6) Когда один знакомый объект появляется после другого, за которым он обычно не следует, то сначала из-за неожиданности это вызывает чувство, должным образом называемое Удивлением; а затем из-за уникальности (singularity) последовательности или же порядка появления вызывается чувство, которое правильно называть Изумлением. Сначала мы удивляемся, чувствуя присутствие предмета в данной последовательности, а уже потом изумляемся тому, как он в ней оказался. Движение кусочка железа по ровной поверхности стола не является чем-то необычным даже для человека, который впервые это видит; но вот кусочек железа начинает безо всякого видимого побуждения двигаться вслед за движением магнита на малом расстоянии от него; созерцание этого процесса не может происходить без самого настоящего Удивления; когда же сиюминутное чувство проходит, человек все еще будет изумлен тому, каким образом движение железа следует за движением магнита, – т. е. той последовательности событий, о которой, исходя из прежнего опыта, он едва ли мог подозревать.

(7)[398] Когда два сколь угодно несхожих между собой объекта наблюдаются часто следующими друг за другом и постоянно предстают нашему сознанию (senses) в определенном порядке, то они до такой степени связываются в нашем представлении, что идея одного как бы сама собой пробуждает и представляет идею другого. Если наблюдение продолжает фиксировать эти объекты следующими друг за другом, как и раньше, то эта связь или, как было названо, ассоциация [41] идей этих объектов все более крепнет, а наша структура мысленных образов (imagination) все более привыкает после мысли (conception) о первом предмете переходить к мысли о втором. Эта привычка (habit) все более приклепывается к нашему сознанию и укореняется. Поскольку мысленные образы (ideas) движутся быстрее, чем внешние объекты, они постоянно бегут впереди последних. И таким образом антиципируется (еще до того как произойдет) каждое событие, которое случается согласно привычному для нас распорядку вещей. Когда, стало быть, объекты следуют друг за другом в том же порядке, в каком привыкли перемещаться идеи в мыслительной структуре воображения (imagination); и в том порядке, в каком они приобретают склонность идти своим чередом, пусть бы даже последовательность их и не была представлена нашему сознанию и не обусловливалась цепочкой внешних событий, – тогда такие объекты все кажутся тесно связанными друг с другом и мысль скользит по ним[399] безо всякого усилия и без прерывания. Последовательность появления объектов совпадает с естественным ходом деятельности воображения. И так как мысленные образы, которые представляют такую последовательность вещей, по-видимому, все взаимно указывают (introduce) друг на друга, то всякая последующая мысль вызывается предшествующей и, в свою очередь, вызывает последующую. Стало быть, когда появляются сами объекты, всякое событие, появившееся последним, кажется, подобным же образом обусловливается предшествующим и вызывает последующее. И так происходит безо всякого прерывания, безо всякой остановки, безо всякой бреши, безо всякого интервала [во времени]. Мысленные образы, пробужденные такой связной цепью вещей, такой последовательностью как будто бы сами собой проплывают через наш разум, не заставляя его напрягаться или прилагать усилия для того, чтобы перейти от одной мысли к другой.

(8) Но если эта привычная связь прерывается, если один или несколько объектов появляются в несколько отличающемся порядке от того, к которому привыкло наше воображение (imagination) и к нему подготовлено, происходит противоположное. Сначала мы испытываем чувство Удивления от неожиданности[400] их нового появления, а когда эта кратковременная эмоция проходит, мы все еще продолжаем изумляться, как же получилось так, что объект или объекты появились в этом именно месте. Воображение более не испытывает привычной легкости перехода от события, произошедшего прежде, к событию, которое наступит после. К такому порядку [вещей] или такой логике последовательности оно не привыкло, и потому испытывает некоторые трудности, наблюдая за ней или исследуя ее. Естественный ход мыслей прерывается и на время останавливается в своем движении, обусловленном переходом от одного события к другому. Два последовательных события кажутся отстоящими друг от друга на определенном расстоянии; воображение стремится соединить их, но они отказываются соединяться в одно целое; оно чувствует (или представляет, что чувствует) нечто вроде бреши или разрыва между ними. Естественным образом воображение впадает в нерешительность, на время останавливается на границе этого интервала; оно стремится [42] найти что-то, что могло бы заполнить эту брешь;[401] что-то, что как мост сможет связать эти кажущиеся до сих пор несвязанными объекты, дабы осуществить переход мысли между ними и сделать его гладким, естественным и легким. Единственное средство для воображения, жаждущего заполнить этот интервал, единственным мостиком, который может, скажем так, сгладить (smooth) переход от одного объекта к другому, – это предположение о существовании цепочки промежуточных, хотя и невидимых (invisible), событий, следующих друг за другом в последовательности, которая похожа на уже привычную нашему воображению, и таким образом могущую связать эти два разъединенных между собой явления.[402] Поэтому, когда мы наблюдаем движение железа, следующее за движением магнита, мы поражаемся и останавливаемся в нерешительности, чувствуя потребность связать эти два явления, следующие друг за другом в такой необычной последовательности. Но если, вслед за Декартом, мы представим некую невидимую субстанцию (invisible effluvia),[403] циркулирующую вокруг одного из объектов и путем повторяющихся импульсов приводящую в движение второй, чтобы и железо двигалось по направлению к магниту, и само следовало за его движением, то мы заполним брешь между двумя явлениями; мы свяжем их неким подобием моста и таким образом избавимся от собственной нерешительности и трудности перехода воображения от одного к другому. То, что железу следует двигаться вслед за магнитом, кажется, согласно данному предположению, в определенной степени соответствующим привычному порядку вещей. Движение в результате импульса – такой вид последовательности явлений, который нам знаком на примере подавляющего числа вещей. Два объекта, столь тесно связанные, более не представляются разъединенными,[404] и воображение гладко и легко перетекает от одного к другому.

(9) Такова природа второго вида Изумления, возникающего от необычной последовательности вещей. Сущность этой эмоции исчерпывается, таким образом, приостановкой деятельности (career) воображения из-за данной необычности, сложностью, которую воображение испытывает при переходе между столь разъединенными предметами, и ощущением чего-то вроде бреши или интервала [времени] между ними. После ясного обнаружения связующей цепи промежуточных событий она, эта эмоция, полностью исчезает. Ибо устраняется то, что ранее мешало гладкому ходу (movement) воображения. Разве изумляется движению декорации в оперном театре тот, кто хоть раз видел механизм, стоящий за кулисами? Однако когда Изумление касается явлений природы, мы редко можем полностью обнаружить такую четкую связующую цепь [событий]. Но даже и изучив некоторые [43] из явлений природы, мы, в самом деле, чувствуем себя словно побывавшими за кулисами, и наше Изумление соответственным образом полностью исчезает. Так, солнечные и лунные затмения, которые когда-то более других явлений, наблюдаемых на небесах, вызывали у человечества ужас и восхищение, теперь, по-видимому, больше не изумляют (wonderful), поскольку человек выяснил их механизм – связующую цепь событий – и присоединил эти явления к привычному ходу вещей. Даже в тех случаях, где наш разум не так преуспел, и то расплывчатые гипотезы Декарта и еще более неопределенные понятия Аристотеля, развитые их последователями, помогли людям наметить некоторую связь между явлениями природы, и таким образом уменьшить свое чувство Изумления (хотя они и не в состоянии разрушить его полностью). Если этим гипотезам и не удалось исчерпывающе заполнить брешь между двумя разрозненными объектами, тем не менее, некоторый свет на скрытый механизм такой связи они пролили, как того люди и желали.