Дневник - Чак Паланик

— Этой машине десять лет, — сказал он. — Для автомобиля в прибрежной зоне это целая жизнь.

Он привез их к парому, и они ждали в доке, глядя поверх воды на темную зелень острова. Наши Питер и Мисти были на летних каникулах, искали работу, мечтали жить в городе, — в любом городе. Они поговаривали о том, чтобы все бросить и переехать в Нью-Йорк или Лос-Анджелес. В ожидании парома они обсуждали, что могли бы изучать живопись в Чикаго или в Сиэтле. Где-то, где каждый из них мог бы начать карьеру. Мисти помнится — ей пришлось трижды хлопнуть дверцей машины, прежде чем та осталась закрытой.

Это была та самая машина, в которой Питер пытался наложить на себя руки.

Та самая машина, в которой ты пытался наложить на себя руки. В которой ты принял свое снотворное.

Та самая машина, в которой едет она сейчас.

Сейчас на ее борту отпечатано — «Боннер и Миллз — КОГДА ВЫ ГОТОВЫ ПРЕКРАТИТЬ НАЧИНАТЬ ЗАНОВО».

Непонятному можно придать любой смысл.

На пароме в тот день Мисти сидела в машине, а Гэрроу и Питер стояли у перил.

Гэрроу склонился к Питеру и спросил:

— Ты уверен, что она — та самая?

Склонился к тебе. Отец и сын.

А Питер отозвался:

— Я видел ее картины. Точно, она.

Гэрроу поднял брови, его складочная мышца собрала кожу на лбу в длинные морщины, и он сказал:

— Тебе известно, что это значит.

А Питер улыбнулся, подняв, правда, только levator labii, мышцу недовольства, и ответил:

— Угу, само собой. Сраный я везунчик.

А его отец кивнул. Сказал:

— Это значит, мы наконец отстроим гостиницу.

Мамочка-хиппи говаривала Мисти, что Американская мечта — это такое богатство, которое дает возможность сбежать от окружающих. «Глянь на Говарда Хьюза в пентхаусе. На Уильяма Рэндольфа Хирста в Сан-Симеоне. Глянь на Бильтмор. На все пышные загородные дома, куда богатеи отправляются в изгнание. На эти самодельные Эдемы, где скрываются люди. Когда все рушится — а оно рушится всегда — мечтатель возвращается в мир».

— Поскреби любое благосостояние, — говаривала мамочка Мисти. — И обнаружишь кровь всего одно или два поколения назад.

Эти слова призваны были облегчить им жизнь в трейлере.

Эксплуатация детей в рудниках или на фабриках, говаривала она. Рабство. Наркоторговля. Складские махинации. Уничтожение природы вырубками, загрязнением, опустошительными сборами урожая. Монополии. Болезни. Войны. Каждое состояние рождается из чего-нибудь неприятного.

Невзирая на мамочку, Мисти считала, что все собственное будущее в ее руках.

У коматозного центра Мисти на минуту приостанавливается, подняв глаза на третий ряд окон. На окно Питера.

На твое окно.

Нынче Мисти цепляется за края всего, что минует, — за косяки дверей, за полки, столы, спинки стульев. Чтобы держаться прямо. Голову Мисти теперь может носить, только наполовину подняв ее от груди. Каждый раз, когда она выходит из комнаты, ей приходится надевать солнцезащитные очки, потому что от света очень больно. Одежда на ней болтается, вздымается так, будто внутри ничего нет. Волосы ее… их больше на расческе, чем на голове. Все старые пояса можно обернуть трижды вокруг новообретенной талии.

Тонкой, как из мексиканской мыльной оперы.

С ее глазами, которые видно в зеркало заднего обзора, со ввалившимися и отекшими, Мисти может сойти за труп Паганини.

Перед выходом из машины Мисти принимает очередную пилюлю с зелеными водорослями, и боль пронзает ей голову, когда она заглатывает ее с пивом из банки.

Сразу за стеклянными парадными дверьми ждет детектив Стилтон, наблюдая, как она пересекает стоянку. Хватаясь рукой за каждую машину для равновесия.

Пока Мисти карабкается по парадным ступеням, одна ее рука вцепляется в перила и подтягивает тело вперед.

Детектив Стилтон держит для нее открытой дверь, замечая:

— Вид у вас не очень.

Голова болит, отзывается Мисти. Может, из-за красок. Из-за кадмиевого красного. Из-за титанового белого. Некоторые масляные краски приправлены свинцом, медью или оксидом железа. Опять же, мало пользы в том, что почти у всех художников привычка крутить кисти во рту, чтобы заострить кончик. На худфаке постоянно предупреждают о Винсенте Ван Гоге и Тулузе-Лотреке. Обо всяких художниках, которые сошли с ума и перенесли такие повреждения нервной системы, что рисовали кистью, привязанной к мертвой руке. Токсичные краски, абсент, сифилис.

Слабость в запястьях и лодыжках — верный признак отравления свинцом.

Всё — автопортрет. Включая твой вскрытый мозг. Твою мочу.

Яды, наркотики, болезни. Вдохновение.

Всё дневник.

Просто на заметку, детектив Стилтон царапает все это в блокноте. Документирует ее каждое оброненное слово.

Мисти следует заткнуться, пока Тэбби не отправили в областной опекунский совет.

Они отмечаются у женщины в регистратуре. Расписываются в журнале за сегодняшний день и получают пластиковые значки, которые нужно цеплять на одежду. На Мисти — одна из любимых Питеровых брошей, большое кольцо желтых поддельных самоцветов, вся бижутерия мутна и поцарапана. У некоторых камней облезла сзади серебряная фольга, и они не блестят. Они — как от битых бутылок с улицы.

Мисти цепляет пластиковый значок-пропуск около брошки.

А детектив замечает:

— Старая, похоже.

А Мисти говорит:

— Мне дал ее муж, когда мы встречались.

Они ждут лифта, и детектив Стилтон сообщает:

— Мне понадобятся доказательства, что ваш муж находился здесь последние сорок восемь часов.

Переводит взгляд от перемигивающихся лифтовых номеров этажей на нее, и добавляет:

— А вам стоило бы подтвердить собственное алиби на этот же срок.

Лифт открывается, и они входят внутрь. Двери закрываются. Мисти жмет кнопку третьего этажа.

Они оба разглядывают двери изнутри, и Стилтон сообщает:

— У меня здесь ордер на его арест, — хлопает по груди своей мастерки, там, где внутренний карман.

Лифт останавливается. Двери открываются. Они выходят.

Детектив Стилтон перекидывает листы блокнота, открывая его, и читает со словами:

— Вам знакомы люди по Восточному береговому шоссе, 346?

Мисти ведет его по коридору, спрашивая:

— А должны быть?

— Ваш муж проводил для них какую-то перепланировку в прошлом году, — говорит он.

Пропавшая прачечная.

— А как насчет людей с Северного соснового тракта, 7856?

Пропавшая бельевая кладовка.

И Мисти отвечает — «угу». Да. Она видела, что там натворил Питер, но — нет, людей она не знает.

Детектив Стилтон захлопывает блокнот и сообщает:

— Оба дома сгорели прошлой ночью. Пять дней назад сгорел еще один дом. Перед этим был уничтожен еще один дом, реконструированный вашим мужем.

Все случаи — поджог, говорит он. Все дома, где Питер запечатал для кого-то свои граффити ненависти, — все попадают в огонь. Вчера полиция получила письмо от некоей группы, берущей на себя ответственность. Океаническое Объединение Борьбы за Свободу. Сокращенно — ООБЗС. Они требуют прекращения всех береговых новостроек.

Следуя за ней по линолеуму длинного коридора, Стилтон рассказывает:

— У движения превосходства белых и у Партии зеленых с давних пор имеются связи, — говорит. — От охраны природы к сохранению расовой чистоты шаг невелик.

Они добираются в палату Питера, и Стилтон объявляет:

— Если ваш муж не сможет доказать, что он находился здесь в ночь каждого пожара — я пришел арестовать его, — и хлопает по ордеру в кармане куртки.

Питерова кровать задернута шторами. Изнутри доносится свист аппарата искусственного дыхания, качающего воздух. Слышны тихие «бип» кардиографа. Доносится еле слышное треньканье чего-то из Моцарта в наушниках.

Мисти отбрасывает шторы, укрывающие кровать.

Снятие покрова. Премьера.

И Мисти предлагает:

— Будьте как дома. Спрашивайте его о чем угодно.

Посередине кровати на боку свернулся скелет — как папье-маше в восковой коже. Мумифицированный до голубой белизны, с темными молниями вен, которые ветвятся прямо под поверхностью кожи. Колени подтянуты к груди. Спина выгнута так, что голова почти касается сморщенной задницы. Ступни торчат, прямые как колья. Ногти на ногах длинные и темно-желтые. Кисти подвернуты так сильно, что ногти врезаются в повязки, которые для защиты обернуты вокруг запястий. Тонкое вязаное одеяло подвернуто под матрац. Трубки с прозрачным и желтым вьются, входя и выходя из рук, из живота, из темного вялого пениса, из черепа. Мышц сохранилось так мало, что колени и локти, костлявые ступни и кисти — кажутся огромными.

Блестящие от вазелина губы растянуты, обнажают черные дыры на месте выпавших зубов.

С открытием занавески начинает пахнуть всем: спиртовыми тампонами, мочой, пролежнями и детским кремом. Запах нагретой пластмассы. Горячий запах отбеливателя и тальковый запах перчаток из латекса.