Операция «Святой Иероним» - Сергей Карпущенко

«Нет, врешь, Паук! — сказал Володя сам себе. — Еще посмотрим, кто кого! Вы, оказывается, хотели обмануть меня, дав всего лишь тысячу зеленых вместо десяти обещанных, ну так не видать вам „Иеронима“! Все вы — пауки, друг друга жрете, вот и я стану пауком».

— Шеф! — просунул Дима голову в кабинет Паука. — Да сколько можно языком трепать?! Ведь каждая минута дорога — товар уплывает, ловить надо!

— Да, встаем! — решительно оперся Паук руками на свой письменный стол, поднимаясь, и в этой позе он показался Володе на самом деле очень похожим на мерзкого паука-кровососа. — Мальчик, тебе придется покататься этой ночью с нами. Ты — наша память, наш свидетель.

Володя нахмурился. Ему совершенно не хотелось куда-либо ехать — он еле держался на ногах от усталости, бессонницы и голода. Кроме того, было уже почти одиннадцать часов вечера, и отец наверняка извелся, дожидаясь его.

— Куда ехать? — недовольно спросил Володя. — Я есть хочу, и отец меня ждет. Он может позвонить в милицию, станут искать. Чего хорошего?

— Все это мы сейчас уладим, — невозмутимо спокойным тоном сказал Паук. — Назови-ка номер своего домашнего телефона...

Володя неохотно назвал, Паук тут же набрал номер, предварительно узнав имя и отчество отца.

— Всеволод Иванович? — спросил он медовым голосом. — Говорит главреж Зондеркранц с Ленфильма. Представляете, вторую ночь снимаем сцену моего нового фильма, в которой занят и ваш сын. Да, да, роль хоть и небольшая, но крайне важная для нас, да и для Володи. У него — талант, заменить его буквально некем. К тому же мы ему прекрасно все оплатим, скорей всего в валюте. Не волнуйтесь, мы его сейчас покормим и — снова на съемку. О, боевик — вещь очень, очень серьезная. Я лично завезу его буквально к парадной дома. Трубку передаю ему, всего хорошего!

Паук сунул трубку телефона мальчику и сказал:

— Брякни папке пару слов в таком же духе, недолго только!

Володя взял трубку и услышал родной до жути, до озноба голос отца, который, показалось мальчику, был сегодня совершенно трезв.

— Папа, это я, — сказал Володя. — У меня все в порядке.

— Я знаю, — вздохнул отец, — только не говори, пожалуйста, что ты на съемках, ладно? Я не знаю, где ты сейчас, но только одно помни, сынок: если с тобой что-нибудь случится, мне больше в этой жизни нечего будет делать. Понял?

— Понял, папа, — ответил Володя, ошеломленный проницательностью отца и его последними словами.

Паук же, неотрывно следивший за лицом Володи, покуда мальчик говорил с отцом, заметил, видно, переживаемое Володей волнение и, глядя прямо ему в глаза своими холодными глазами, строго спросил:

— Что тебе сказал отец?

— Он просто очень волнуется, — сказал Володя, — что я останусь голодным.

Паук, поверивший в искренность слов Володи, криво улыбнулся, будто смеясь над тем, что кого-то могут волновать такие дурацкие, ничтожные проблемки, и сказал:

— Сейчас я просто открою свой холодильник, и все будет ол райт. Смотри!

Он на самом деле распахнул большой холодильник, присутствие которого Володе не бросилось в глаза поначалу, и мальчик увидел, что его чрево было до предела загружено цветными заграничными свертками, консервными банками, нарядными бутылками.

— Ну, твой отец-кузнец, наверно, такого погреба не имеет, точно?

Восторг Паука своей импортной жратвой показался Володе хоть и очень искренним, но очень дешевым, однако мальчик, желая подыграть старичку, сказал:

— Да, не имеет.

— А ты будешь иметь, — захлебывался Паук, — если, конечно, будешь слушаться нас. Вот тебе банка прекрасной ветчины, финское печенье, а сока, прости, у меня здесь нет. Пиво «Хольстен» тебе нравится? Или лучше «Карлсберг» дать?

— Давайте «Карлсберг», — мрачно сказал Володя, изображая из себя знатока, и через минуту мальчик уже сидел за столом шефа, жуя ароматную ветчину с дивным слоеным печеньем и запивая все это пряным и острым «Карлсбергом» прямо из банки. Нет, Володе, несмотря на опасность, нравилась эта жизнь — жизнь супермена, сумевшего перешагнуть через моральные запреты, закон и совесть.

ГЛАВА 9

ОДНОРУКИЙ ХУДОЖНИК ПО ИМЕНИ БРАШ

Пока Володя ел, Паук и Дима стоя обсуждали план действий. Говорили они горячо, не соглашаясь друг с другом, и мальчику порой казалось, что еще минута такого спора — и они передерутся. Паук предлагал ехать сразу к какому-то Белорусу «бомбить» его, а Дима (которого Паук все время величал Юриком) звал шефа в другое место — к Брашу, чтобы выяснить у «мазилки», кому он делал вторую копию. В конце концов Дима победил, и было решено заехать вначале к Брашу, а потом уж видно будет, что делать дальше.

— Ну ты все, закончил? — спросил Дима Володю, уплетавшего ветчину.

Володя не смел ослушаться, сделал еще один глоток из банки с пивом, сунул в карман куртки пачку недоеденного печенья и направился к выходу. За дверью кабинета он увидел Аякса, лениво ковырявшего в зубах, и двух амбалов-охранников Паука в вонючих кожаных куртках, челюсти которых с размеренностью метронома двигались, переминая жвачку.

Следуя за Димой в сопровождении Паука, Аякса и телохранителей шефа, Володя быстро пошел по лабиринту переходов бывшего дома культуры какого-то завода, и скоро вся воинственно настроенная «бригада» вышла во двор, темный и сырой. Здесь уже не было кавалькады иностранных автомобилей — посетители зала для гладиаторских боев давно разъехались. Теперь во дворе стояли только две машины, и Володя забрался в салон той, на которой его привезли сюда, заметив перед этим, что Паук со своими «мальчиками» забрался в шикарный БМВ серебристого цвета.

— Трогай, Аякс! — скомандовал Дима. — Держись за этой тачкой, да не отставай.

Володя, устроившийся на заднем сиденье и доставший из кармана свое печенье, спросил у Димы:

— А куда мы едем? К Брашу, что ли?

— Ты, как всегда, догадлив, старик, — с хмурой озабоченностью в голосе откликнулся Дима. — Только ты знаешь, кто это такой?

— Откуда мне знать, — лениво жуя печенье, проговорил Володя. — Жулик какой-нибудь, наверно. К кому вы еще можете поехать...

Слова Володи произвели на Диму хорошее впечатление — он оживился:

— А вот и врешь, не жулик! Браш — художник, замечательнейший живописец, гениальный даже! Но ты, пожалуй, прав, он и жулик при всем при том — одно другому не мешает. Работать он стал лет сорок тому назад, но бедно жить не захотел и решил малевать картинки под старых мастеров. Изучил манеру, нюансы всякие, холст научился подбирать, подрамники. Так мог состарить полотно, такую лессировку[2] положить на краски, что даже опытные эксперты не могли сказать, где тут голландец Корнелис де Хем, а где Маркуша Булкин — так Браш по паспорту значился. Еще и трещинки на красках он был мастер наводить, так что картинки из-под его руки выходили подлинными шедеврами и состоятельными людьми покупались за милую душу — сам знаешь, люди богатенькие у нас водились во все времена.