Операция «Святой Иероним» - Сергей Карпущенко

— Выйди-ка за дверь на пять минут. Позову...

И Дима тут же поднялся и покорно удалился из кабинета шефа, который уставился на Володю с любезностью крокодила, желающего проглотить кролика и завораживающего зверька своим ласково-пытливым взглядом.

— Мальчик, — со вздохом промолвил он, — ты нас не обманываешь, а? Подумай, еще не поздно, не надо лгать. Может, ты придумал все об этих ночных посетителях музея? Уж больно невероятно, чтобы кто-то одновременно с нами тем же способом стал действовать. Может, ты кому-нибудь сказал о том, куда собираешься идти?

Володя, которого буквально прожигал до костей звериный взгляд Паука, сказал дрожащим голосом:

— Нет, я вас не обманываю и не думал никому об Эрмитаже говорить. Что я, дурак, что ли? Я все понимаю... Может... может... это Дима брякнул, а я-то тут при чем?

— Дима? — удивленно взметнул кверху свои брови старичок. — Ах да, Дима, понял! Ну а свою-то копию ты почему же не принес? А если ты ее тем самым мильтонам передал, чтобы они ее повесили, а настоящую картинку взяли да унесли, что тогда? Знаешь, у нас с плутами короткий разговор... — Паук, понизив голос до шепота, наклонился через стол к Володе: — Электропаяльник представляешь? Знаю, представляешь. Так вот им не только паять можно, а еще удобно очень у таких вот мальчиков всякие тайны выведывать — пихнешь раскаленное жало в одно место, вот и выйдет правда...

Володе казалось, что через несколько минут он или разрыдается и во всем покается, или, напротив, рванет отсюда со всех ног, чтобы позвать на помощь. Но последний вариант совсем не годился — догонят, каяться же тоже было равносильно самоубийству, поэтому, собрав в комок остатки своей воли, разбежавшейся было по всем уголкам его похолодевшего, сжавшегося тела, Володя заявил как можно спокойней:

— А вы меня не пугайте вашими паяльниками! Это еще неизвестно, кто из нас плут: я, вы или Дима. А может, этот самый Белорус ваш! Всем вам, я вижу, охота друг друга надинамить да баксы в свой карман забрать! А мне и тех денег, что пообещали за «работу», хватило бы. Копию же я в камине оставил, потому что боялся — застукают. Разве не говорил я вам об этом?

Паук, казалось, твердым тоном Володи остался доволен. Он, видно, никак не предполагал, что этот худенький мальчик, услышав о паяльнике, сможет вести себя так хладнокровно и уверенно. Старик заулыбался примирительно и без тени плотоядности — почти искренне — и сказал:

— Ну-ну, верю тебе, верю. Только скажи, сколько же тебе этот... Дима пообещал?

— Десять тысяч долларов или «деревянными» по курсу, — не моргнув, ответил Володя.

— Ого-го! — даже присвистнул от удивления старик. — Да он что, очумел, что ли? Нет, милый, такой гонорар для тебя не предусматривался. Ну, тысяча «зеленых» еще туда-сюда...

Понятно, что Володя, услышав о том, что его гонорар был на самом деле в десять раз меньше того, о каком говорил Дима, был огорчен и постарался выразить свое негодование как можно искренней.

— Что?! — воскликнул он почти грозно. — Да стал бы я за тысячу мараться! Я что вам, селедку из универсама уносил, а? Я что, не знаю разве, сколько вы за подлинного Боттичелли получите? Нашли идиота!

— Ладно, прикуси язык! — цыкнул на него Паук, которого стал раздражать дерзкий тон жадного до денег мальчишки. — Пока что мы делим шкуру неубитого медведя. Найдем картину — поговорим о другом гонораре. Хотя, если ее вынесли другие, то стоит ли вообще вознаграждать твои труды? Ну, разве я не прав? Ведь ты, выходит, для дела не принес никакой пользы. А кстати, скажи-ка зачем тебе десять тысяч долларов? — неожиданно спросил Паук, и Володя уже собирался было ответить ему в прежнем дерзком тоне, — не ваше, дескать, дело. Но вдруг он подумал, что для него будет гораздо лучше вызвать к себе симпатию этого негодяя, и мальчик откровенно поведал старику о том, что случилось в их доме и как он собирался вернуть назад свою мать. Володя внимательно следил за Пауком, полагая, что он отнесется к его рассказу с насмешкой, презрительно, однако старик слушал мальчика очень внимательно и даже уточнял некоторые детали. В конце истории Паук выглядел совершенно озабоченным, точно всей душой проникся бедой, посетившей семью мальчика. Помолчав и подергав себя за отвислую мочку уха, Паук с интересом спросил:

— Скажи-ка, а где работала твоя мамаша?

— А в Институте археологии. Научный сотрудник она...

— Ясненько! — с живостью в голосе откликнулся Паук, будто сообщение Володи имело для него особое значение. — Красивая такая, даже очень красивая, точно? На тебя, между прочим, похожа, с черными вьющимися волосами и маленькой такой бородавкой над левой бровью, да?

— С родинкой, а не бородавкой, — пробурчал Володя, пораженный точным описанием его матери. Мальчику вдруг именно сейчас стало куда страшнее, чем тогда, когда Паук пугал его раскаленным паяльником. — Откуда вы знаете? еле шевеля губами, спросил Володя. — Вы что, знакомы с моей мамой? Может... — и мальчик замолк, страшно уязвленный внезапно явившимся предположением, может, она к вам и ушла?

Обнажая неестественно красивые вставные зубы из белоснежного фарфора, Паук громко и очень натурально рассмеялся:

— Нет, юноша, не ко мне! Я уже стар для того, чтобы уводить от мужей их жен, да к тому же не люблю я женщин, изменяющих своим мужьям. Когда-то меня самого жена покинула, в молодости...

— Когда вы не были еще богатым? — наивно спросил Володя и, видно, попал в самую точку, потому что Паук прекратил улыбаться и внезапно ожесточился, постарел лет на десять с виду и сказал очень сухо:

— Да, тогда... Короче, я ненавижу тех, кто изменяет, а поэтому никогда бы не доверился той женщине, которая покинула своего супруга. Но я знаю того, к кому ушла твоя мама, а потому скажу тебе, Володя, что вернуть ее назад будет очень трудно, почти невозможно. Во всяком случае заработанные тобой деньги — это сущие пустяки в сравнении с тем, что может предложить тот мужчина твоей маме. К тому же он очень образован, он — барин с головы до ног и очень любит твою маму. А что еще нужно женщине? А кем же был твой отец и ее муж?

— Он на заводе кузнецом работает, — сказал Володя, догадываясь, что говорит сейчас то, что вызовет и большое удивление и ядовитую насмешку.

Но Паук ни удивляться, ни смеяться не стал, а лишь сказал:

— Ну, сам же видишь...

И в этой какой-то неопределенной реплике, холодной, равнодушной, мальчик прочел приговор своему отцу, безоговорочный и жестокий. Но сердце Володи, полное любви и жалости к обиженному, униженному отцу, мгновенно возмутилось против этого приговора, не желая мириться с тем, что чьи-то деньги могли сделать несчастным самого дорогого, самого близкого для него человека.