Операция «Святой Иероним» - Сергей Карпущенко

— Нет, — решительно заявил Дима, — этот мальчик все тебе расскажет. Впусти его.

— Хорошо, — недовольно буркнул шеф и теперь уже безо всякой фальшивой вежливости так посмотрел на Володю своими выцветшими глазами, что у мальчика тут же задергалась жилка на ноге.

Володя вслед за старичком прошел в его кабинет, совершенно лишенный атрибутов всякого «шефства». Здесь вдоль стены стоял лишь ряд стульев самого казенного вида да напротив них — бедненький письменный стол с лампой, облупленной и старой, да дрянным телефонным аппаратом. Правда, на стене еще висел большой плакат, рассказывающий о том, как нужно пользоваться огнетушителями, и Володе показалось, что этот странный старичок, по вечерам распоряжающийся кровавыми зрелищами, днем служит в этом клубе в качестве ответственного за противопожарную безопасность.

— Ну и чего же ты, Юрик, от меня хотел? — спросил шеф, усаживаясь за свой ободранный стол пожарника и закуривая. — Если денег будешь клянчить, то не дам — и так уж я всю подготовку операции профинансировал из своего кармана.

— Не нужно мне твоих денег, — сказал Дима-Юрик, поднимая вверх ладонь в знак отказа. — Ты лучше расскажи, кто нам помог так лихо проколоться!

Володя, сидевший на дерматиновом стуле под плакатом и внимательно следивший за лицом шефа, тотчас заметил, что старичка буквально передернуло от слова «проколоться». Его рот, умевший делать вежливую улыбку, на этот раз по-волчьи оскалился, широко и хищно, точно ему засунули в рот два пальца и постарались растянуть до самых ушей. Уперев в стол обе руки, шеф плечами подался вперед по направлению к Диме.

— Повтори-ка, повтори-ка, — громко прошептал он, — что за странное словечко ты там произнес? Уж не со «Святым» ли ты прокололся?

— С ним самым, — спокойно отвечал Дима, но Володя сумел уловить нотки тревоги, прозвучавшие в его голосе. — Короче, пусть тебе Володька сам все расскажет по порядку.

Но шеф, похоже, не собирался принимать объяснений о «проколе» от незнакомого ему Володьки, обхамившего его к тому же, а поэтому капризно прогнусавил:

— А я чхать хотел на всех твоих Володек, душечка моя! У меня с тобой контракт был, а не с твоим Володькой! — Но вдруг шеф внезапно смягчился, как-то размяк, точно лишился скелета, вольно развалился на стуле и вяло махнул рукой. — Что ж, мальчик, ты, видно, и есть Володька, ну так поведай дедушке, как вы там прокололись...

Володя кашлянул, точно собирался отвечать урок, плохо выученный к тому же, и стал подробно рассказывать о своем ночном предприятии. После почти бессонной ночи, после ее тревог он чувствовал себя страшно усталым, разбитым и измученным, но сейчас, повествуя о прошедшем, он понимал, что любая его оговорка, неправдоподобность могут стоить ему жизни. Он говорил, не отрывая глаз от лица старичка, сидевшего с закрытыми глазами и даже закинувшего голову далеко назад так, что вперед вылез острый кадык; говорил и пытался понять, какие чувства испытывает тот, кто является организатором похищения «Святого Иеронима», но все было напрасно — лицо старика напоминало высохшую мумию, неподвижную и бесчувственную. И только в одном месте Володиного рассказа «дедушка» оживился:

— Как, как, ты говоришь, напарник своего приятеля тогда назвал? Сом, говоришь?

— Да, Сом, — отвечал Володя, напряженно пытаясь угадать, не сказал ли он чего лишнего, способного повредить ему.

— Это, наверное, тот самый Сом, кто в церквушке попа замочил, подсказал Дима услужливо, но эта подсказка произвела на шефа неожиданно отрицательное впечатление. Старик, округлив свои бесцветные глаза, рявкнул:

— А ты молчи! Знаю сам, о ком толкуют, — и уже ласково обратился к Володе: — А ты вспомни, мальчик, не перепутал ли чего: может, не Сом, а Кит ночью приходил. Перепутать-то немудрено...

— Да что я, рыб не различаю, что ли? — осклабился Володя в улыбке, правда в очень невеселой. — Сом ночью приходил, говорю же вам.

Шеф полудоверчиво кхекнул, сверля Володю взглядом:

— Плохо же вы, юноша, зоологию в школе учили: кит не рыба, а млекопитающее...

Но Диму, видно, разобидели ухмылки старичка, которые не сулили разрешения нежданно-негаданно явившейся проблемы с опередившими его конкурентами. Вскочив с дерматинового стула, Дима, потеряв терпение, заговорил, взволнованно жестикулируя руками, — Володя редко видел своего «наставника» столь развинченным.

— Паук! — крикнул он, называя, как понял Володя, кличку шефа. — Может, хватит языком по-пустому буруздеть? Тебе мальчик не ясно все изложил?! Или совсем у тебя керосин в башке кончился и ты не можешь понять, что нас обошли, а обошел нас тот, кто тебя на это дело подряжал! Гляди, все очень просто: тебя в долю взяли, а после решили, что сами все устроят, чтобы не делиться. Просто так совпало, что его люди и твои люди на дело одновременно вышли, в одну и ту же ночь! Он — фараонов музейных, видно, на корню купил, подделку дал им, мы — как и планировали — мальчика туда заслали, вот и получилась накладка небольшая. Еще раз тебе толкую — тебя решили побоку пустить, тебя и нас, а за такие вот дела у нас, ты знаешь, положено наказывать без всякой жалости и промедления! Потянет он за ручку своей машины — и полетит с машиной вместе на небеса, как птичка! Так что вот, Паук, скорей-ка выходи на этого, как там, Белоруса, что ли! Пусть он почешет репу да расскажет, кого он посылал на дело! Если окажется, что он действительно нас парил, то потребуем не только нашу долю, но и компенсацию за обиду, ведь мы не какие-нибудь там лохи, а люди солидные, способные обидеться, очень серьезно обидеться. Ну а наша обида, предупредим его, не одними лишь нахмуренными бровями кончиться может! Замочим его — и Вася!

Володя, пока продолжался длинный Димин монолог, сидел недвижно, будто у него из тела вынули и мышцы, и кости, а вместо них под кожу набили какой-то дряни вроде оконной замазки. Он видел, какой поворот принимал его хитрый маневр. Да, нужно было молчать до тех пор, пока все не разъяснилось бы само собой: у Кита — его подделка, а подлинник — на трубах, в камине. «Если они меня раскроют, — подумал Володя, шестеренки сознания которого крутились, точно в ткацком станке, — то признаюсь, что все перепутал с испугу, и отдам им подлинного Боттичелли. А если не расколют они меня, то сам приду к тому... как его... к Белорусу этому, и мы поделим с ним выручку. Тогда мама, увидев деньги...» И Володя уже в который раз представил восхищение мамы, раскаявшейся, смущенной, возвращающейся в тот дом, откуда она недавно ушла.

Паук же, никак не отреагировавший на Димину страстную речь, вдруг повелительно сказал ему, сделав резкий жест ладонью, будто отгонял комара: