Однажды в Америке - Хэрри Грей

Он произнес это так, как будто был бы страшно разочарован, если бы мы не слышали.

— Да, мы слышали о тебе. Ты Оскар, скупщик краденого, — ответил я. Оскар гордо улыбнулся.

— Да, это я, Толстый Оскар, крупнейший отмывала Нью-Йорка. Я покупаю все, что имеет цену. Все, кроме такой вот дряни. — Он с гримасой отвращения кивнул в сторону лежащего на столе знакомого нам матерчатого мешочка.

— И что там такое? — спросил я с невинным видом. Толстый Оскар развязал мешочек и высыпал цирконы на стол.

— Замечательные бриллианты, — произнес Простак. Оскар отрицательно покачал головой: — Всего лишь неплохая подделка. Все вместе они стоят около пятидесяти долларов. Покойника зовут Натши. Он был ростовщиком. Слышали о нем?

Макс покачал головой и равнодушно сказал:

— Нет. Откуда он?

— Никогда не слышал про этого урода, — добавил Простак.

— Ну ладно, — продолжил Оскар. — Этот Натши пришел ко мне и сказал, что связался с парнями, которые сделали налет на Сорок пятой улице, тот самый, стоимостью в сто пятьдесят тысяч, о котором писали все газеты. Этот Натши сказал мне, что договорился купить добычу у этих парней. Я сказал, что мне плевать, сколько он заплатит, я дам ему ровно двадцать процентов от стоимости камней. Ну а потом все и произошло. Я был в спальне и наблюдал через замочную скважину. Пришли трое ребят и показали Натши мешочек с бриллиантами. Натши принес их мне, и я внимательно их осмотрел. Это были хорошие камни, но они не стоили ста пятидесяти тысяч. Я сказал Натши, что их цена девяносто и что я заплачу ему восемнадцать, поскольку они очень «горячие». Он ответил, что останется в убытке, поскольку обещал этим парням двадцать. В конце концов мы сговорились на двадцати двух. Он вернулся к парням, и они начали спорить. Он пытался сбить цену до пятнадцати, но это не сработало. Он заскочил в спальню за камнями и вынес их обратно. Я через замочную скважину видел, как он отсчитал парням двадцать тысяч, и они сразу ушли. Тогда я вышел к Натши. Он был не очень-то рад, что заработал всего две тысячи. Я отсчитал ему двадцать две «штуки», но я всегда очень осторожен в подобных делах, сами понимаете, парни запросто могли увести несколько камней, поэтому я решил пересчитать их еще раз.

Я заглянул в мешок и сразу понял, что это подделка. Я сказал Натши: «Ты что, пытаешься наколоть меня? Это же фальшивки!» Он чуть было не грохнулся замертво, а потом ухватился за мои доллары. Я приказал ему убрать руки от моих денег, но этот вшивый ублюдок обвинил меня в том, что я его «кинул»! Я! С моей репутацией честного бизнесмена! Я ему сказал: «Натши, либо ты пытаешься надуть меня, либо эти парни накололи тебя, так что лучше забирай свои фальшивки и быстро проваливай!» Но он не хотел отдавать мне мои двадцать две тысячи. Это черный юмор, ребята. — Толстяк хихикнул, и его брюхо мерно заколыхалось. — Вместо двадцати двух Натши получил сорок пять, вот из этого. — Толстяк отвел в сторону полу пиджака и показал нам револьвер в кобуре под мышкой, пристроенный так же, как мы носили свои. Мы прошли в спальню. Здесь лежал Натши с дырой в голове, весь покрытый кровью. Толстяк вновь хихикнул.

— Во сколько мне обойдется услуга по избавлению от этого трупа?

Он продолжал хихикать, как будто происходящее было веселым представлением. Мне он определенно начал надоедать.

— Пять тысяч, — ответил Макс. Толстяк сразу перестал смеяться, и по его лицу разлилась скорбь.

— Это очень круто, — пробормотал он. — Насколько мне известно, члены Общества платят всего три тысячи за подобные услуги.

— Ладно, ладно, — сказал Макс, — пусть три, если это сделает тебя счастливее.

— Да, это сделает меня гораздо счастливей. — Он опять нелепо захихикал и отделил три тысячи долларов от пачки купюр, достаточной для того, чтобы послужить кляпом для оперного певца.

— Интересно, могу ли я вычесть эту сумму из своего подоходного налога?

— Да, — сухо сказал я. — Можешь включить ее в накладные расходы.

Он утробно захохотал:

— Вы, парни, действительно веселые ребята.

Макс взглянул на лежащее тело.

— Этот Натши так любил по всякому поводу лезть в бутылку, что нам придется хоронить его со штопором. Толстяк зашелся в истерическом смехе и несколько минут не мог остановиться. Потом он спросил: — Как вы собираетесь вынести тело?

— Увидишь. Я гарантирую своим клиентам полное удовлетворение, — ответил Макс.

Толстобрюхий вновь утробно расхохотался, как будто ответ Макса представлял из себя блестящий образчик остроумия.

— Ты, наверное, весельчак, да? — ехидно поинтересовался я. В ту же минуту я пожалел о сказанном. Он смеялся целых пять минут. Чтобы остановить это буйное веселье, я спросил, нет ли у него чего-нибудь выпить. Толстяк достал бутылку виски и бутылку содовой. Он выпил только содовой. Мы выпили большую часть виски. Он взглянул на нас с восхищением.

— Вы определенно умеете действовать оперативно!

— Нас на этом вырастили, — ответил я. — Нас отлучили от груди матери, прикармливая восьмидесятиградусным самогоном из двадцатилитровых канистр.

Толстый Оскар вновь зашелся в приступе хохота. Он уже до смерти надоел мне. Я пробормотал Максу на ухо:

— Если этот жирный дурак будет продолжать в том же духе, то нам придется выносить сразу два трупа.

Прозвенел дверной звонок. Появился Косой, одетый в форму чистильщика. В руках он держал комплект формы для Простака. На рубашку большими буквами была нанесена надпись: «Чистка ковров». Серьезным деловым тоном Косой спросил:

— Сколько у вас ковров, мадам?

— Кончайте клоунаду! — взвился Макс. — Пора браться за работу.

С профессиональной сноровкой мы отодвинули мебель, закатали Натши в ковер и перевязали его с обоих концов. Простак надел форму и вместе с Косым понес ковер с Натши в грузовик. Мы с Максом прикончили бутылку виски.

Когда мы двинулись к выходу, Толстый Оскар спросил:

— Я получу обратно свой ковер? Это дорогая вещь, привезен из Китая.

— Да, как новенький, — ответил Макс. — Настоящие чистильщики ковров доставят его в течение десяти дней. Так что не беспокойся.

Толстяк вновь начал хихикать, и я поспешил удалиться, боясь, что иначе потеряю терпение и сделаю что-нибудь совсем лишнее. Мы с Максом пешком добрались до похоронного бюро. Простак и Косой уже были здесь и готовили Натши к погребению. Они подыскали ему самый дешевый сосновый гроб из тех, что у нас имелись. Макс послал Косого за необходимыми бумагами к Печатнику Питу с Томпсон-стрит и позвонил на кладбище, чтобы вырыли могилу. Я вызвал нескольких наших профессиональных плакальщиков, и через тридцать минут безмолвный Натши отправился в свой последний путь.

— Он быстро слинял, — одобрительно заметил Макс. — И его похоронили лучше, чем он того заслуживал, — добавил Простак.

— Слушай, а какое имя стояло в похоронном свидетельстве? — поинтересовался я у Косого. — Так, для наших внутренних записей.

— Я точно не расслышал, — ответил Косой. — Пит сказал, что укажет имя своего шурина, и пока его произносил, все время причитал: «Хоть бы так и было, хоть бы так и было!»

— Ну и черт с ним, — сказал я. — Такое имя наверняка не стоит записывать.

Как только мы вошли в свою «контору», из других дверей появился Толстый Мои с полным подносом выпивки и сообщением, что нам звонили из главного офиса.

— Они просили сразу же связаться с ними. Сказали, что это важно.

Макс подошел к телефону. Мы, как всегда, пытались что-нибудь понять по его неопределенным «да, да». Наконец он положил трубку, не спеша вернулся к столу, с задумчивым видом опустился в кресло, не обращая внимания на наши вопрошающие взгляды, взял свою рюмку с двойным виски, выпил ее одним глотком и сказал:

— Совершенно ничего важного. По крайней мере, что касается нас. Единственная неприятность в городе — это чертов малыш Винсент Колл. Он получил свои восемьдесят тысяч от Общества, а они получили Френци не разобранным на части.

— Если не считать уха, — заметил я. Макс улыбнулся.

— Не будь мелочным, Башка. Еще контора сообщила, что Бешеный Мик по-прежнему на тропе войны и хочет опять похитить кого-нибудь из крупных шишек. Похоже, малыш решил, что наткнулся на прибыльное дельце: отлавливать и продавать солидных членов Общества. Пока он ведет в этой игре, на его счету восемьдесят тысяч долларов выкупа плюс пять малозначительных покойников.

— Мы включимся в эту игру, Макс? — спросил я. — По отлову Винсента?

— Нет. У конторы уже есть пятьсот человек, вышедших на охоту. Так что мы им не нужны. Кроме того, они связались с Коротышкой, который является правой рукой Винсента. Коротышка поинтересовался, распространяется ли на него предложение Датчанина о награде, и контора ответила, что охотничий сезон открыт для всех. В состязании может принять участие любой желающий, так что все решится максимум дня за два. Коротышка ближе всех к получению награды, и, думаю, она достанется именно ему.