Царство. 1955–1957 - Александр Струев

— Понял, Никита Сергеевич!

— Раз понял, хорошо! И по агентуре задумайся. Нам нужна грамотная агентура, мыслящая. Как твой пьяница или карманник законспирированного врага распознает? Сегодня требуется осмысленные агенты, интеллигентные, образованные, сознающие свое полезное дело. Надо, чтобы человек, которого вы подбираете как агента, был культурнее того, кого вы хотите разработать. Не может человек малокультурный, малоопытный разрабатывать более образованного, более умного, ничего у него не получится. Он сможет хорошо подсматривать, подслушивать, а разрабатывать — не сможет. Надо с умом вербовать. Ты, безусловно, прав — если не будешь вербовать, то заведомо проиграл. А у нас как зачастую? Или отписки, или случайные люди к работе привлечены. Твои лоботрясы для галочки последнего дурака завербуют! Нам разве требуется по базарам ходить и слушать, как Советскую власть ругают? Ерунда! Базары, рынки — милицейское дело. Для того чтобы разработать врага, агент должен суметь подчинить его морально. Если он не подчинит его морально, он не сможет его разработать. А подчинить морально — это значит заставить себя уважать. Поэтому вопрос подбора агентуры — очень серьезный вопрос.

— Учту, Никита Сергеевич! Большую сеть осведомителей в иностранных посольствах мы в виде обслуги имеем.

— А иностранцы не знают, кого вы им на работу подсовываете?! Дураки они? — всплеснул руками Хрущев. — Глупость! Пусть сами себе работников подбирают, а не так, чтоб на веревочке вели. Раз мы привели, значит точно из госбезопасности. Прямо завтра распорядись, чтобы самостоятельный подбор кадров иностранцам разрешили, и об этом посольства уведоми. Двойная польза будет. Во-первых, мы еще раз покажем себя вставшими на демократический путь, а, во-вторых, не все дипломаты себе работников найдут, по-любому будут за помощью обращаться. Тут МИД твоих архаровцев и предложит. Вот если вы завербуете человека, которого дипломат сам разыскал, сам место предложил, тогда честь вам и хвала! А так — стоит дворник с метлой, а толком не метет, потому что в тетрадку фиксирует: кто пришел, когда, с кем ушел. Смеются над нами!

— Это, Никита Сергеевич, тоже работа.

— Ну, дворников и мусорщиков, электриков там, и кого еще не знаю, оставь, а вот в дом, на квартиру, пусть самолично ищут. Если обратятся за подсказкой, другое дело. Непременно отношение к нам сделается лучше, раз мы выбирать разрешили.

— Сделаем, Никита Сергеевич!

— Пойми, Ваня, стукачи — это стукачи! А агент в высоком понимании слова — совсем иное. Ты копай глубже, ты близкого друга в разведчики завербуй! Не каждый агент может быть допущен к любому лицу, — продолжал рассуждать Хрущев. — Допустим, к лицу «икс» может подойти только агент «игрек», а другой уже не может, потому что он не годится, дурак потому что. А у нас, бывает, без разбора делается — к умному дурака подсылают, а к дураку — академика, и проваливаются агенты, и скандалы возникают. Никудышный агент часто для плана, в угоду собственной значимости оговаривает человека, сообщает о нем всякую муть, чтобы работу показать. Если агент не знает человека и не может к нему дорожку найти, а должен о нем доносить, то, чтобы оправдать себя как агента, он начинает выдумывать. Таким образом, создаются липовые дела, и потому многая информация — липа. А на все уходит время, а время — деньги, которые ты постоянно клянчишь.

— С подобными явлениями боремся.

— Получается, есть такие явления?

— Есть.

— В госбезопасности, Ваня, превыше всего должна быть партийная дисциплина, а у вас ведомственная давит, чтобы ведомство красиво выглядело. Все тот же план на уме, как его, по каким показателям перескочить, а тут не перевыполнение плана требуется, тут достоверность нужна, как на исповеди! Да и какой может быть план в подобном деле? Милиционеры тоже подобным пороком страдают, в этом году преступников поймали больше, рапортуют. По кражам, докладывают, на 20 % больше переловили; по хулиганству — на 15; по хищениям госсобственности на 22 % показатели улучшили. А на самом деле никакого улучшения нет, получается больше в стране стали воровать, преступность выросла, и значит, милиция плохо работает. А они — показатели! Круглов совсем сдурел, для красоты приписывать старается! За всем нужен неустанный контроль! — тяжело вздохнул Никита Сергеевич. — Неустанный! Контроль дисциплинирует. Я контролирую тебя, ты — своих заместителей, они — подчиненных, те — дальше, а иначе толку нет. Понимаешь?

— Понимаю.

— Я столько чепухи в ваших донесениях начитался, что иной раз противно! Не хочу больше белиберду читать! Извольте трудиться, как положено.

— Сделаем выводы, и, как требуете, на местах численность сократим.

— Не я требую, партия требует!

— Оговорился, партия. Извините.

Хрущев поднялся и поманил Ивана Александровича в комнату отдыха.

— Теперь давай я тебя чаем угощу, с клюквой!

Серов поспешил за Первым Секретарем.

— Садись! — выставляя на столик вазочку с клюквой, проговорил Первый Секретарь. — Угощайся!

— Давно я клюквы не ел. Откуда взяли?

— Лысенко привез. Самовар в розетку воткни!

Иван Александрович включил штепсель в розетку.

— Видишь, какое удобство? С виду самовар как самовар, а никаких дров не надо! Это я электрический самовар придумал! — похвастался Никита Сергеевич.

Самовар стал чуть слышно пыхтеть. Хрущев устроился напротив гостя.

— Ты давай клюкву наворачивай, сахарок возьми! Мне пока нельзя, лекарство еще не сработало.

Хрущев снова пробовал сморкаться.

— Как по охотохозяйству, Ваня, движется?

— Зверя разного завезли, даже зубров из Беловежской пущи. Ох, и намудохались с этими зубрами!

— Зубры — это позиция! — оценил Хрущев. — Приедет шах Ирана в гости и ох…еет. Шах первейший охотник, в Африке слонов бьет, тигров — в Индии, а мы ему такого огромного быка — хоп! Произведем впечатление.

— Произведем.

— Главное, чтобы в грязь лицом не ударить. Комфорту надо больше, чтоб пыль в глаза!

— По высшему разряду строим. Терема будут как в сказке. Две бани делаем: традиционную русскую и по-черному. А когда шах приезжает?

— Весной. Мохаммед Реза Пехлеви! — без запинки выговорил Хрущев.

— Как вы все помните! — удивился Серов.

Первый Секретарь усердно размешивал в чашке с чаем клюквенное варенье.

— Есть нельзя, так я его выпью!

— Так и пить вам нельзя, два часа еще не прошло.

— Не учи ученых! — Хрущев залпом выпил чай с клюквой. — За-ви-до-во! — нараспев пропел он. — И название подходящее, значит, завидовать нам будут!

— Булганин просит обслугу посимпатичней подобрать.

— Уже дед седой, а все козликом скачет!

— Такой неуемный человек.

— И ты у нас на молодку нацелился! — Хрущев игриво посмотрел на председателя Комитета госбезопасности: — И Жуков. Омолаживаетесь, значит? Хотите до ста лет прожить?

Серов растерялся.

— Ладно, ступай, и смотри — посерьезней, а то, невзирая на молодость жены, на пенсию спишем!

Ужиная дома, Никита Сергеевич все время смотрел на хлебницу. На симпатичном дулевском блюде, позолоченном, с выпуклыми красными цветами, под белоснежной салфеткой лежал порезанный батон и четыре кусочка бородинского. Хрущев выложил хлеб на стол, убрал салфетку, а хлебницу взял в руки и стал внимательно разглядывать.

— Тарелка как тарелка!

Он прислонил к ней ухо и прислушался — ничего. Тогда Никита Сергеевич прошел в туалет, коленом переломил хлебницу пополам, потом еще раз, и внимательно обследовал обломки — ни проводов, ни приборов.

— Береженого Бог бережет! — проворчал Никита Сергеевич и выбросил поломанную посуду в помойное ведро.

По Лужникам ходили долго. Хрущев обо всем спрашивал, окликал рабочих и задавал им вопросы. Отсчитав ногами расстояние от одной предполагаемой стены до другой, наглядно представлял размеры будущих зданий. Уточнив количество зрителей, предлагал делать аллеи шире, ругал за грязь и беспорядок.

— Стройка, Никита Сергеевич! — не отставая от Первого Секретаря, оправдывалась Екатерина Алексеевна. — Сейчас мы стоим на месте Малой спортивной арены, а главный стадион — Большая спортивная арена, где будет футбольное поле, дальше, — объясняла она, — уже фундаменты начали лить.

— За качеством бетона следите?

— Обязательно следим, — за Фурцеву ответил Промыслов. Больше всех сегодня потел начальник Главмосстроя.

Стройплощадка оказалась невиданно большая, площадь застройки — двадцать одна тысяча квадратных метров, а ведь надо было еще провести дороги, протянуть инженерные коммуникации, благоустроить парковую зону, организовать автостоянки. Хрущев третий час ходил взад-вперед. В конце концов, процессия направилась к одноэтажному сооружению, где в просторном зале можно было обменяться мнениями.